Книга Луны Юпитера - Элис Манро

Управляя автомобилем, Уилфред всегда норовил завязать спор.

– Нет, почему нельзя делать ставки? – спрашивал он. – Я сейчас не беру азартные игры. Я не говорю, что нужно бросаться в Лас-Вегас, чтобы просадить там все деньги. Но если заключить пари на определенную сумму, то можно и выиграть. Вот я однажды выиграл пари – и на халяву прожил целую зиму в Су.

– Су-Сент-Мари, – поправил Альберт.

– У нас всегда говорили просто Су. Я списался на берег с «Камлупса» и не знал, как зиму продержусь. Жуткое корыто было, этот «Камлупс». Как-то вечером слушали в баре трансляцию хоккейного матча «Садбери» – «Су». По радио. Телевидения тогда еще не было. Счет четыре-ноль в пользу Садбери.

– Нам где-то здесь сворачивать с трассы, – сказал Альберт.

Милдред забеспокоилась:

– Не проскочить бы поворот, Уилфред.

– Я слежу.

Альберт сказал:

– Нет, это еще не наш поворот. Наш следующий.

– А я в этом баре подхалтуривал за чаевые, потому как профсоюзного билета у меня не было; и какой-то брюзга стал хаять «Су». Я ему и говорю: мы, мол, еще можем себя показать, «Су» еще им накостыляет.

– Вот сюда, – сказал Альберт.

Уилфред рывком вывернул руль.

– «Поспорим? Делай ставку!» Это он мне. Десять к одному. У меня-то в кармане вошь на аркане, а тут хозяин заведения – хороший мужик, давал мне возможность подхалтурить – и говорит: соглашайся, Уилфред! Не дрейфь, говорит, соглашайся!

– «Природный заповедник „Халлетт“», – прочла Милдред, завидев указатель; дорога шла вдоль мрачного болота. – Господи, до чего же унылая местность! Да еще стоячая вода – в такое время года.

– Халлеттское болото, – сообщил Альберт. – Простирается на много миль.

Когда они миновали болото, по обеим сторонам дороги потянулись пустоши, выжженные, черные, прорезанные канавами и заваленные буреломом. Машина подпрыгивала на кочках.

– Я, говорит, за тебя поставлю. Ну, я и решился.

У перекрестка Милдред прочла на дорожном щите:

– «Проезд закрыт. В зимний период дорога не обслуживается».

Альберт сказал:

– Теперь бы нам где-нибудь свернуть к югу.

– К югу? – переспросил Уилфред. – К югу. Что ж, говорю, я не против. И угадайте: что было дальше? «Су» вырвала победу – разгромила «Садбери» со счетом семь-четыре!

Впереди показался большой пруд с вышкой и указатель: «Пункт наблюдения за водоплавающими птицами».

– Водоплавающие птицы, – заинтересовалась Милдред. – Интересно какие?

Но Уилфред был не расположен останавливаться.

– Тебе что ворона, что ястреб, Милдред! «Су» разгромила «Садбери» – и я выиграл спор. Но стоило мне отвлечься, как этот жулик смылся, однако управляющий знал, где он обретается, и на другой день я получил сотню долларов. Когда меня опять позвали на «Камлупс», у меня на кармане было ровно столько денег – тютелька в тютельку, – как перед Рождеством, когда я списался на берег. Вот так я и прожил всю зиму в Су на халяву.

– Похоже, это здесь, – сказал Альберт.

– Где? – не понял Уилфред.

– Вот тут.

– Тут? Я целую зиму на халяву прожил – и все благодаря правильно сделанной ставке.

Свернув с дороги, они уперлись в стоящий на ухабистом пятачке столб с прибитыми деревянными стрелками. «Тропа Медоносная». «Тропа Кленовая». «Тропа Кедровая». «Проезд транспортных средств запрещен». Уилфред остановил машину, и они с Альбертом вышли. Грейс тоже вышла, но лишь для того, чтобы выпустить Милдред, и тут же юркнула обратно. Все стрелки указывали в одном направлении. Милдред подумала, что это, наверное, мальчишки безобразничают. Ни одной тропы она не заметила. Выбравшись из болотистой низины, они очутились среди кривобоких взгорков.

– Здесь и была ваша ферма? – спросила она Альберта.

– Дом стоял вот там. – Альберт указал на крутой склон. – Туда вела дорога. За домом был сарай.

К столбу, пониже стрелок, был приколочен бурый деревянный ящик. Откинув крышку, Милдред вытащила пачку красочных буклетов и начала их просматривать.

– Тут описаны разные тропы.

– Если выходить не хотят, так, может, хоть почитают. – Уилфред мотнул головой в сторону автомобиля, где сидели сестры. – Сходи, что ли, предложи.

– Да они заняты, – сказала Милдред.

А сама подумала, что надо бы сказать Грейс и Вере – пусть откроют окна, а то, не ровен час, задохнутся, но в конце концов решила: чай не дети, сами сообразят. Альберт устремился вверх по склону, и Милдред с Уилфредом поплелись за ним, продираясь сквозь золотарник, по которому, впрочем, ступать было легче, чем по высокой траве. И за ноги не цепляется, и на ощупь шелковистый. Золотарник был ей знаком, дикая морковь тоже, а вот что это за низкий кустарник с белыми цветочками, что это за синий венчик с шершавыми лепестками, что за перистые лиловые кисти? Есть множество весенних цветов, чьи названия всегда на слуху: лютик, подснежник, куриная слепота, но сейчас, в конце лета, здесь обнаружились диковинные виды, с неизвестными названиями. Под ногами прыгали мелкие лягушки, в воздухе порхали крошечные белые мотыльки, а сотни невидимых мошек кусали и жалили ее голые руки.

Альберт заметался туда-сюда. Развернулся, замер, огляделся и снова продолжил подъем. Он искал фундамент дома. Уилфред хмуро вгляделся в траву и сказал:

– От них дождешься, пожалуй.

– От кого? – в изнеможении спросила Милдред, обмахиваясь золотарником.

– Да от экологов. Они тебе ни кирпичика не оставят, ни балки, ни ямы от погреба. Все вывернут, уволокут, закопают.

– Ну, не могут же они оставить здесь груды обломков, чтобы туристы ноги переломали.

– А ты уверен, что это здесь? – спросил Уилфред.

– Примерно на этом месте, – ответил Альберт. – Где-то тут передняя дверь была, с южной стороны.

– Вероятно, ты сейчас стоишь на пороге, Альберт, – сказала Милдред, из последних сил изображая интерес.

Но Альберт ответил:

– У передней двери порога не было. При мне ее и открывали-то всего раз, чтобы мамин гроб вынести. Мы тогда поленья подложили – вроде как временный порожек получился.

– Гляди-ка, сирень. – Милдред заметила куст прямо под боком у Альберта. – У вас росла сирень? Значит, место правильное.

– По-моему, росла.

– Лиловая или белая?

– Не берусь утверждать.

В этом разница между ним и Уилфредом, подумала она. Уилфред всегда берется утверждать. Помнит, не помнит – а все равно утверждает и после сам начинает верить. Братья и сестры всегда были для нее загадкой. Взять хотя бы Грейс и Веру: эти даже говорят так, словно у них языки из одной головы растут, а Уилфред и Альберт вообще ничем не похожи.