Книга Лунное притяжение - Люси Монро

— Я бы не стал лгать, — ответил Талорк, и во взгляде его зажегся гнев.

Абигейл не удостоила такое смехотворное утверждение ответом. Конечно же, он будет лгать. Или, по крайней мере, скроет правду.

Когда девушка ничего не произнесла, Талорк обернулся к Найэлу, давая указания:

— Проследи, чтобы кто-то, кто сейчас на кухне, приготовил травяной чай.

Через десять минут Найэл возвратился с дымящейся чашкой. Абигейл ничего не сказала, а просто закрыла глаза, найдя простой способ игнорировать мужа.

На протяжении всего дня и на следующий день, Талорк бережно заботился о ней, терпеливо перенося ее плохое настроение, но Абигейл всё равно держала мужа на расстоянии. Тот факт, что её мучила самая худшая в жизни головная боль, помог ей легко проявлять свое капризное состояние. Даже постоянные издевательства Сибил не приносило ей такой головной боли.

Гуайэр дважды на день приходил навестить Абигейл, но они никогда не оставались наедине, поскольку якобы так диктовали приличия, но в это она совсем не верила, потому что, Талорк, Найэл и Барр не столько оберегали её честь, сколько оберегали от неё свои секреты.

На третье утро, Абигейл настояла на том, чтобы спуститься в главный зал и позавтракать вместе с Талорком и остальными воинами.

Уна выразила свою обеспокоенность по поводу здоровья Абигейл, но девушка была не в настроении играться с вдовой в «отличных подруг», после того, как та пыталась подорвать авторитет Абигейл перед другими членами клана. Она просто сделала вид, что не замечает попытки Уны заговорить с ней.

Краска, что заливала щеки вдовы, говорила о том, что она догадалась о намеренном нежелании госпожи говорить с ней, и прекратила всякие попытки заговорить снова.

— И что это было? — спросил Гуайэр, когда Талорк с Барром отвлеклись разговором о планировании занятий для воинов. — Я думал, вы хотели расположить ее к себе.

— Больше не хочу. — По крайней мере, теперь. — У меня просто нет настроения, прямо сейчас разбираться с нею.

— Перед тем, как король дал указ Талорку жениться, Уна лелеяла надежду положить конец своему вдовству и выйти замуж за лэрда.

Это могло объяснить первоначальное холодное отношение Уны, но это никак не оправдывало её.

— Она сказала, что была домоправительницей на протяжении последних трех лет. Если бы Талорк заинтересовался ею, он бы дал понять раньше.

— Нет сомнений. — Гуайэр нахмурился, и с грустью проговорил. — Она теперь переключила свое внимание на другого воина.

— На Найэла? — спросила Абигейл интуитивно.

— Да.

Абигейл сжала его руку в молчаливом сочувствии.

Глаза Гуайэра расширились, и прежде, чем пожать руку в ответ, он пробормотал слова благодарности.

Найэл скрестил руки на груди, привлекая к себе внимание Абигейл.

— Если вы двое закончили пожимать друг другу руки, то, возможно, ты, сенешаль, возьмешься за исполнение своих обязанностей?

Оказалось, сегодня утром не только у Абигейл было плохое настроение.

Выражение лица Гуайэра стало угрюмым.

— Я собираюсь пойти к кузнецу, чтобы проверить, как там обстоят дела с изготовлением инструментов, которыми наши люди будут торговать на собрании. Не хотите пойти со мной?

— Да, конечно. Я хочу поблагодарить Магнуса за те инструменты, что он изготовил для меня, чтобы работать в саду.

Талорк прикоснулся к ее уху, и этот привычный жест в сочетании с той стеной, которую она построила между ними, заставил ее пожелать чего-то другого. Абигейл обернулась и посмотрела на мужа.

Он скользнул заинтересованным взглядом между ней и Гуайэром.

— Может, тебе следует отдохнуть еще один день. — Очевидно, он по-прежнему беспокоиться, что сенешаль может раскрыть секреты Талорка.

Если бы муж беспокоился о ее здоровье, то она, возможно, и послушалась бы его. Но знание того, что он озабочен только тем, что Гуайэр может рассказать о том, что ей и так уже было известно, заставило девушку еще более решительно настаивать на этом визите к кузнецу.

— Подумаешь, пара ушибов. Прогулка пойдет мне только на пользу.

— Как ты думаешь, он скажет ей? — спросил Талорк Найэла.

— Он пообещал, что не скажет. Я не помню, чтобы Гуайэр когда-то нарушал свое слово.

— Я тоже. — Но он не мог не волноваться. Талорк необходимо быть первым, кто расскажет Абигейл о его истинной природе. Но когда стало ясно, что сенешаль знает о самом большом секрете криктов, Талорк понял, что если он сам не поговорит с женой в ближайшее время, она может узнать об этом от кого-то другого.

— А ты не думаешь, что сестра могла ей всё рассказать? — спросил Барр.

— Вряд ли, конечно, но если бы она это всё же сделал, думаю, Абигейл уже бросила бы мне в глаза эту правду.

Найэл фыркнул.

— Или это сделала бы Эмили, если бы поняла, что ты ничего не рассказал Абигейл и ее сестра находиться в полном неведении относительно твоего волка.

— Да, она никогда не боялась высказывать то, что у нее на уме.

— Я помню, — сказал Барр с усмешкой.

— Весь клан помнит, как она уподобила меня козлу.

На пути к внешнему двору замка, Абигейл убедилась, что вокруг никого не было, прежде чем спросить у Гуайэра:

— Ты любишь его, не так ли?

Воин не спрашивал, кого она имела в виду, и не пытался притворяться, что не знает, о ком едет речь. Он просто вздохнул и сказал:

— Да.

— Я так и думала.

— Я любил его всю жизнь. Я не помню, когда я осознал, что хочу поцеловать его, прикоснуться к нему как любовник. Я знаю только то, что я никогда не хотел никого другого.

— Тебе еще кто-то когда-нибудь нравился, будь то мужчина или женщина?

Гуайэр покраснел.

— Я находил многих воинов привлекательными, но Найэл единственный, кто вызывает у меня такое желание. Я так сильно его хочу, что меня прямо в дрожь бросает. Однажды, он заметит это. И тогда он наверняка убьет меня.

— Потому, что ты мужчина?

— Нет, у криктов такое бывает, когда судьба связывает двух женщин или двух мужчин. Это происходит не часто, но всегда считается благословением Бога. Найэл придет в ярость потому, что я не крикт. Он думает, что я слаб потому, что… — внезапно Гуайэр замолчал.

— Потому что у тебя нет природы волка, как у него, — закончила Абигейл за него. — Эмили рассказала мне правду о криктах, когда приезжала.

— А Талорк считает, что тебе ничего не известно.

— Я знаю, — теперь была ее очередь почувствовать грусть.