Книга История колдовства - Монтегю Саммерс

Aurea mala mihi, dulcis mea Marcia, mittis Mittis et hirsutae munera castaneae.

Между прочим, там же, в Книге Бытия, приведен очень интересный и показательный пример верований в магическую силу растений. «Рувим пошел во время жатвы пшеницы и нашел мандрагоровые яблоки в поле и принес их Лии, матери своей» (30:14). Рувим приносит Лие яблоки любви, которые хочет иметь Рахиль. После того как Лия торгуется с Рахилью, последняя за часть фруктов соглашается, чтобы в ту ночь Иаков возвратился в постель своей старшей жены, и действительно, она зачала и в свое время родила Иссахара. Лия использовала мандрагору как магическое средство, чтобы забеременеть; никакого неодобрения этому акту здесь нет.

Схожая тема использована в знаменитейшей сатирической комедии Макиавелли «La Mandragorla» [467], написанной между 1513 и 1520 годами и поставленной перед самим Львом X в апреле следующего года. До этого она уже ставилась во Флоренции. По сюжету пьесы Каллимах выбирает в качестве госпожи своего сердца Лукрецию, жену доверчивого доктора юриспруденции мессира Никия, у которого в жизни лишь одно желание – заполучить сына. Каллимах под видом доктора представляется мессиру и объясняет ему, что порция мандрагоры, преподнесенная донне, изгонит из нее бесплодие, но приведет к смерти ее мужа. Спасти его можно только в случае, если какой-либо другой человек займет его место. Таким образом, он вберет в себя яд, а Лукреция сможет стать матерью цветущего семейства. Этот заговор отлично сработал; с помощью своих союзников Каллимах проникает в постель Лукреции, выступив в роли «необходимой жертвы», и его желание исполняется.

Мандрагора и мальва использовались при наложении самых разных заклятий. Об этом растении существует целая библиотека легенд, исследование которой заняло бы немало времени. В западной традиции мандрагора упоминается в достаточно мрачном свете, хотя и не всегда; в восточной традиции мандрагора – это прежде всего мощнейший возбудитель. Так, в «Песне Песней» (VII, 14) читаем: Mandragorae dedurunt odorem (Мандрагоры уже пустили благовония). В античности мандрагоры использовались для анестезии. Диоскорид говорит о необходимости использования этого растения перед тем, как пациенту делается надрез или ожог; Плиний говорит, что его запах заставляет пациентов спать во время операций; Лукиан утверждает, что его использовали перед прижиганием; о его снотворном воздействии упоминают как Гален, так и Исидор. Аллюзии из стихов Шекспира сделали эту особенность мандрагоры известной всем англичанам.

Арабы и древние германцы думали, что в растении живет властный дух. На эту идею их, вероятно, навело надуманное сходство корня мандрагоры с человечком. Дю Канж пишет в статье о мандрагоре следующее: «Pomi genus cuius mentio fit, Gen.xxx.14. nostris etiam notis sub nomine Mandragores, quod pectore asseruatum sibi diuitiis acquirendis idoneum somniabunt». Литтре цитирует следующий отрывок из старой хроники XIII столетия: «Li dui compaignon [un couple d’elephants] vont con-tre Orient pres du paradis terrestre, tant que la femelle trouve une herbe que on apele mandragore, si en manjue, et si atize tant son masle qu’il en manjue avec li, et maintenant eschaufe la volente de chascun, et s’entrejoignent a envers et engendrent un filz sanz plus». В «Commentaria ad Historiam Caroli» (VI, VII) говорится о том, что у брата Ришара, кордельера, было найдено несколько корней мандрагоры, и затем они были сожжены как колдовская принадлежность.

Кажется, терафимы, идолы, похищенные Рахилью у ее отца (Быт. 31:19, 31 – 35), из-за которых он потом преследовал стан Иакова и которые были ею скрыты с помощью тонкой хитрости, были использованы для гадания. Из сообщения об этом инциденте следует, что они представляли собой немалую ценность; тот, кто их похитил, должен был умереть, так что ценность эта была весьма загадочного плана. Столетия спустя, во время радикальных реформ царя Иосии (639 – 608 до Р. Х.) использование терафимов было уже невозможным: «И вызывателей мертвых, и волшебников, и терафимов, и идолов, и все мерзости, которые появлялись в земле Иудейской и в Иерусалиме, истребил Иосия (4 Цар. 23:14). В Вульгате сказано: „Sed et pythones, et hariolos, et figuras idolorum, et immunditias, et abominationes, quae fuerant in terra Juda et Jurusalem, abstulit Josias“. В Книге Иезекииля (21:21) сказано, что Асархаддон вопрошал Бога через терафимов так же, как и с помощью беломантии; а у Захарии (10:2) читаем, что терафимы обманули гадавших с их помощью, „simulacra locuta sunt inutile“ – „терафимы говорят пустое“. Те м не менее, из Осии (3:4) видим, что в некоторых случаях гадание при помощи терафимов разрешено: „Deos multos sedebunt filii Israel sine rege, et sine principe, et sine sacrificio, et sine altari, et sine ephod, et sine teraphim“ (Ибо долгое время сыны Израилевы будут оставаться без царя и без князя и без жертвы, без жертвенника, без ефода и терафима).

Ученый Корнелий из Лапиды в глоссах на Быт. 31 пишет: «Idola, teraphim quod significat statuae humanae siue humaneas formas habentes ut patet, I. Reg. xix». Можно здесь вспомнить, каким образом Мелхола обманула посланников Саула, положив в его постель одного из терафимов и накрыв его козьей кожей так, чтобы они подумали, что это заболевший Давид. «Secundo, – продолжает Корнелий, – nomen theraphim non appropriatum est in eas statuas, quae opera daemonorum deposci debent, ut patet Judicum, xviii, 18», аллюзия на историю Михи. Кальвин в своей абсурдной манере заявляет: «Theraphim sunt imagines quales habent papistae».

Спенсер [468] считает, что эти терафимы – маленькие образки или фигурки. Окончательное разрешение этой проблемы принадлежит, как мне кажется, св. Иерониму, который в 29-м Послании «De Ephod et Teraphim» цитирует 1 Цар. (19:15) и использует «figuras siue figurationes», чтобы перевести μορφώματα Аквилы Понтийского. Этот писатель перевел на греческий язык Ветхий Завет около 128 года. За восемь лет до этого он был изгнан из христианской общины как адепт магии. Работа Аквилы, учившегося в школе рабби Акибы, основателя раввинистического иудаизма, как сообщает св. Иероним, была основательной и точной, представляя, по сути дела, отличный словарь, из которого можно было почерпнуть сведения о значении малоизвестных слов на иврите. Таргум Ионафанский, комментируя Быт. (31:19) выдвигает версию, согласно которой терафимы, сокрытые Рахилью, представляли собой мумифицированные человеческие головы.