Книга Анна Петровна. Привенчанная цесаревна - Нина Молева

Рано благодарственный молебен оказалось заказывать. Дохтур здешний, немецкий, только головой покачал: тяжёлые роды, ваше величество, куда какие тяжёлые.

Это девятые-то тяжёлые? Плечами пожал: тут счёт не важен. Очень роженица намаялась. Не надо бы ей на сносях в путь пускаться.

Так ведь в пути уже понесла. Не в Петербург же возвращаться. Доносила — всё честь честью, а с родами, видно, не справилась. Помер сыночек на следующий день после родов. Сутки прожил — еле окрестить успели, и уж нет Павла Петровича.

Катя умница: толком и не всплакнула. Как, говорит, убиваться-то на чужой стороне. Вот только сыночка бы в Петербург отправить. Сама проводить в путь решила, да и прийти в себя ей надобно.

Так всё поначалу складно в Амстердаме пошло. Да через три недели лихорадка прихватила. Огневица. Как раз на первомученика и архидиакона Стефана. Вспомнилось, Михайла Чоглоков этого мученика в храме Покрова в Филях написал, государыня матушка так и ахнула: «Ты ж государя нашего Петра Алексеевича как живого представил!»

Не одна матушка Наталья Кирилловна — все, кто видел, сходству дивились. Москва далёкой-далёкой представилась, будто во сне каком.

Ничего доктора с лихорадкой поделать не могли. Два месяца трепала. Одни толковали, будто заморская какая, из Индий привезённая. Другие — будто поветрие моровое. О таком, верно, покойный Кир-Адриан говорил. Девятью мучениками спасался. В здешних местах нешто найдёшь.

Одна радость — письма Аннушкины. И как только грамоту одолела. Восемь годков всего-то, а разумница, каких поискать. Сыночка бы такого...

На Сретение Катя в Амстердам приехала. Не научилась ещё нашим праздникам — всё по подсказке. Спасибо камер-юнкер расторопный оказался. Уж на что Монсов поминать не любит, а тут Видима как могла хвалила. Угодлив. За всё с охотой берётся. Ничего не упустит. Видно, и Безель таким скушным не показался.

И то сказать, был когда-то городок крепкий. И крепость при впадении реки Липпе в Рейн. Начался в XIII веке с монастыря, который во времена нашего Ивана Васильевича Грозного сами же горожане и срыли. Город и в Ганзейский союз входил, и владычество испанцев, хоть и недолгое, пережил. Теперь у курфюрстов Бранденбургских. Приветили Катю, ничего не скажешь.

На вид государыня наша молодец молодцом, а съездили с ней всего-то на четыре дня в Саардам и Утрехт, с лица спала. Невмоготу, видно.

Может, годы уже не те. Так с Шишечкой, будь на то Господня воля, и останемся. На сердце тревожно.

Снова один в путь пустился. Пусть поживёт в Амстердаме. Через сколько месяцев дела окончать удастся, кто знает. С пустыми руками не вернусь, а пока договоришься да оглядишься — раньше лета не выйдет.

Ещё письмецо от Аннушки. Здоровья да благополучия желает. Буковки чистенькие, ровнёхонькие — что твой писарь. А подпись по-голландски поставила. Доченька...

* * *

П. М. Бестужев-Рюмин, А. П. Бестужев-Рюмин

В Митаве дом обер-гофмейстера П. М. Бестужева-Рюмина. Сынок младший Алексей Петрович места себе найти не может.

Вырываться, вырываться отсюда надобно. Засидишься — забудут. Как Бог свят, забудут. Батюшке оно, может, и сойдёт, мне — нет. Как быть? С герцогиней подружиться — в Петербурге не простят. От Аннушки в сторонке держаться — она не помилует. С её-то нравом! Лишь бы государь сюда пожаловал. По всей Европе колесить собирается, почему бы и сюда не заглянуть. А я бы своего не упустил, костьми лёг — не упустил.

О преосвященном Феодосии, помнится, рассказывали. Рано постриг принял. От отца ни кола, ни двора не получил. На воинскую службу и ту денег не набралось. Понятно, к духовникам подался. А тут с игуменом Новоспасского монастыря не поладил. Грамотеи тому не понадобились, коли сам в книгу раз в год по обещанию заглядывает, буквы, кажется, и те перезабыть успел.

Укротил молодого монаха — на скотный двор в Троице-Сергиев монастырь сослал. Только в первый же приезд государя Феодосий изловчился за спиной его во время службы в соборе оказаться. Ближе не подойдёшь — не допустят. И начал петь на всех языках. Одну молитву по-гречески, другую по-латыни, третью и вовсе на польском, а там и на немецком. Царь услышал, обернулся, подозвал. А там уж Феодосий охулки на руку не положил — государя своими прожектами так завлёк, что тот его распорядился тотчас ко двору направить. Место настоятельское где-то определил.

Неужели я бы не сумел? Первый раз не вышло, может, на обратном пути выйдет. А всё батюшка — совсем оттеснил, всё в первом ряду быть хотел. Герцогиню и ту застил.

Савка список с подённого журнала исхитрился прислать. Дорого заплатить пришлось — плевать, не в деньгах счастье. Значит, выехал государь со свитой из Петербурга в Гданьск на Перенесение мощей святителя Иоанна Златоуста, значит, 27 января 1716-го. Ещё говорили, надо бы в Успенском соборе государю службу торжественную отстоять — как-никак часть головы святителя там сохраняется.

Вот тут путь и лежал через Нарву, Дерпт, Ригу в Митаву. Здесь задерживаться не стал. Весёлый, шумливый. Анна Иоанновна заикнулась: ей бы на свадьбу сестры... Отмахнулся: сиди, где сидишь. Был бы герцог жив, другое дело, а так нечего измайловский курятник разводить. Зло сказал, обидно. Сколько дней она с опухшими глазами ходила. Батюшке докука — утешать да развлекать.

Государыня Екатерина Алексеевна с невестой выехали из Петербурга позже, отдельным поездом. Сёстры здесь едва обняться успели, надо было к месту встречи с государем — в Либаву спешить. Царевна Екатерина Иоанновна тоже не больно с сестрицей любезничала — мужа бы ей поскорее, герцогство собственное, корону. Анна Иоанновна расплакалась, а сестра через плечо при отъезде кинула: у каждого своя судьба. Значит, Господа не умолила.

Из Либавы всё наскоре: Мемель — Кёнигсберг — Гданьск. Государь Пётр Алексеевич будто книжку читал — страницы перекидывал: скорее, скорее. Ни одной толком не дочитывал. Глянул поверху и дальше поехал. На преподобного Иоанна Лествичника в Гданьск герцог Мекленбургский приехал, у бискупа Варминского, князя Потоцкого, ассамблея препышнейшая по этому поводу состоялась. Велено было представителя герцогини Курляндской прислать. 23 марта туда же в Гданьск король польский прибыл. Государю нашему и там неймётся: не дожидаясь свадьбы, решил в Кёнигсберг заглянуть. Еле отговорили, чтоб не опоздать.

Большую надежду имел, что представителем герцогини Курляндской меня пошлют. Где там! Не по чину. Батюшка поехал. Сиди гляди, как Анна Иоанновна только не волосы на себе рвёт. Одна мамка Василиса унять могла, да и то не каждый раз. Одно верно: не только государь — сестрица тоже видеть её не хотела. Разговор пустой — родная кровь. Каждому до себя.

В середине мая дважды побывал государь в Гамбурге — очень ему по душе пришёлся. Тогда же и двор принцессы Фрисландской в Алтонау посетил, в любезностях перед властительницей рассыпался. Похоже, и её высочеству по душе пришёлся. 23 мая имел встречу с курфюрстом Ганноверским, в десяти вёрстах от Ганновера, в Гамбурге верфи смотрел. Дважды ещё в Ганновер возвращался... Июль весь в Копенгагене провёл вместе с государыней Екатериной Алексеевной. Что ни день на корабли ездил. Нарадоваться, говорили, кораблестроительному делу не мог.