Книга Ночи живых мертвецов - Джонатан Мэйберри

– Твоим людям хочется вволю пострелять, да? – спросил Дилэни, глядя Флетчеру прямо в глаза.

– Нам нужно, чтобы вы сказали людям в Уильямсоне держаться изо всех сил, пока мы не получим указаний от президента.

Классическая уловка: «Я должен ждать приказов от начальства; это все, что я могу сделать».

– Держаться, – сказал Дилэни, сомневаясь теперь в значении самых простейших слов. – Держаться в окружении бывших друзей и соседей, которые пытаются их сожрать. А если они попробуют уйти, то вы их застрелите, я правильно понимаю? Это до усрачки пугающий сценарий, капитан. Я напуган. Вы бы тоже испугались, если бы увидели то, что довелось увидеть мне сегодня.

– Однако вы держите себя в руках, – сказал Флетчер.

– О, да, ничего особенного, – Дилэни встал, выпрямившись в узком пространстве кузова. – Я думаю, что наш разговор закончен.

Охранник, стоявший за дверью, вскинул свой автомат. Флетчер махнул рукой, заставив его отступить.

– Шериф Дилэни, мой приказ – поддерживать границу в неприкосновенности.

Теперь перед Дилэни предстало лицо человека, которое он ждал увидеть все это время: строгий рот, демонстрирующий отсутствие юмора, металлический блеск в глазах – все карты на стол, мой член самый большой и тому подобное.

– Скажите своим людям, что мы делаем все возможное.

Дилэни повернулся к выходу.

– Что значит «всё»? Вы вообще не знаете, что делать. Вам просто нужно сделать ту проклятую историю, которую вы только что мне рассказали, более правдоподобной.

– Капрал, пусть шериф вернется в город, и убедитесь, что он пойдет в правильном направлении.

– Дело именно в этом, я прав?! – прорычал Дилэни.

– Это вы сказали, не я. Мы закончили. – Флетчер кивнул, его губы побелели. Он еще раз прошептал извинения, но Дилэни уже не мог его слышать. Затем нагнулся к радиоприемнику, подключаясь к своей «горячей линии».

– Это капитан Флетчер, – он произнес код подтверждения и ряд других специальных паролей. – Мы отходим ко внешней отметке. Мы «зеленые», повторяю, мы «зеленые», отходим, для Анубиса.

Шериф Дилэни мрачно пробирался через соевое поле, выискивая взглядом свой джип. Если вдруг ничего не получится, он мог пойти к дальней части поля, где фонарные столбы освещали землю вокруг фермы Лестера Коллинза.

Солдаты вернули ему его пистолет, но забрали все патроны – ну, не вишенка ли на торте после всего этого безумного дня?

Ему предстояла новая работа. Рассказать всем, кто готов будет выслушать, что весь город принесен на алтарь лжи. Прилетело нечто из космоса, и мертвецы стали оживать. Причина плюс следствие – равняется ложь. Потому что история, любая история, лучше, чем багровая бездна неопределенности – даже если это всего лишь часть правды. Альтернативой этому является полный хаос, окончательный распад.

Все заканчивается, «конец фильма».

Он подумал обо всей той мелкой лжи, которая сопровождала всю его жизнь, все годы работы – он лгал, чтобы сохранить мир или избежать еще больших неприятностей.

Доктор Стеклер мог бы рассказать ему, что нервной системе человека требуется одна тридцатая секунды, чтобы что-то заметить – и всего одна десятая секунды, чтобы успеть вздрогнуть. Волна от ядерного взрыва приходит в два раза быстрее скорости звука.

Шериф Дилэни прожил еще достаточно долго, чтобы увидеть ослепительную вспышку, но кровь в его мозгу испарилась прежде, чем он успел что-то почувствовать.

Оставайся на весь день

Мира Грант

Мира Грант – это псевдоним Шеннон Макгвайр, выдающейся писательницы по версии «Нью-Йорк таймс». Псевдоним заставляет многих вообще сомневаться в ее существовании, хотя саму Шеннон это, похоже, не слишком волнует. Она живет на северо-западе Тихоокеанского побережья, но больше всего ее занимают такие подозрительные вещи, как бензопилы, кукурузные поля и смертельные болезни. Следить за жизнью и творчеством Шеннон можно на сайте www.seananmcguire.com или в твиттере @seananmcguire. Однако заклинаем, никогда не ходите с ней в дом с привидениями! И не потому, что она может сделать что-то предосудительное. Надо же, в конце концов, иметь здравый смысл.

Раскрашенные карусельные лошадки весело бегали по кругу, скача вверх-вниз под дзиньканье каллиопы[60], призванной завлекать детей, идущих с парковки. Что-то в этой музыке задевало первобытные человеческие инстинкты, словно бы говоря: «Здесь хорошо» и «Вспомни, как ты это любишь».

Но Кассандра была совершенно уверена, что отнюдь не музыка привлекла собравшихся к воротам зоопарка. Привлекло движение. Лошадки продолжали танцевать, на некоторых еще сидели наездники, обвисшие в ремнях безопасности. Одни мертвые люди кружились на карусели, а другие мертвые люди все подходили и подходили…

Все они были мертвыми. Умершими, но не упокоенными. Этого быть не могло. Происходящее просто не укладывалось в рамки реальности.

Глубокий укус на руке Кассандры горел от медленно растекающегося по венам яда, и все сделалось нереальным. Кроме карусельной музыки, которая будет звучать раз за разом, и так – вечно.

Утро в зоопарке Кассандра любила больше всего. Все казалось ярким, чистым, а жизнь – многообещающей. Посетителей еще не было, пустые дорожки искрились на солнце, пока не заплеванные жевательной резинкой и не усыпанные мятыми пакетиками из-под попкорна.

Забавно. Люди приходили в зоопарк поглазеть на животных, которых иначе могли увидеть разве что в книжках, полагая, похоже, что жалкой платы за вход уже достаточно для спасения планеты: они заплатили, а значит, могут мусорить, кормить обезьян шоколадом или швырять камнями в тигров, если те недостаточно активны, чтобы соответствовать фантазиям, возникшим в перекормленном сахаром мозге.

Ничто так не мешает работе с животными, как необходимость параллельно взаимодействовать с людьми. Но по утрам… Ах! По утрам, до того, как открывались ворота, все было идеально.

Кассандра шла по живописной дорожке, пересекающей широкую зеленую лужайку между сувенирной лавкой и деревянной загородкой волчьего вольера. Летом здесь устраивали пикники, любовались окрестностями или слушали концерты, дававшиеся на эстраде, что на другом краю ухоженного газона. Она шла и улыбалась, довольная тем, как складывается ее жизнь.

Впереди, прямо по траве, шагал один из смотрителей, одетый, как и положено, в хаки. Неуместно смотрелась лишь белая повязка на левом плече. Плечо забинтовано было весьма аккуратно, и все же…

– Майкл!

Услышав свое имя, он обернулся. Кассандра припустила ему наперерез. Когда она была уже на полпути, его лицо расплылось в улыбке: