Книга Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории. 1500-1850 - Джек А. Голдстон

Инструментальные исследования способствовали распространению новых открытий именно потому, что они открывали вещи, которые за тысячи лет наблюдений за природой посредством одних лишь органов чувств человека оставались неизвестными. Например, как только вы убедились, что микроскоп обеспечивает достоверным и более точным знанием о мире, стало возможным его использование для изучения растений, животных (блох, насекомых), снежинок, кожи, бактерий — практически всего! Если, кроме того, вы полагаете, что рост знаний о мире, благодаря микроскопу, принесет также экономические выгоды, имеет смысл инвестировать в разработку более мощных и высокоточных микроскопов, что в свою очередь приведет к еще большему числу открытий. Успех инструментального подхода к исследованиям стимулировал изобретение новых и более мощных инструментов, что способствовало появлению новых открытий, в свою очередь часто приводивших к созданию новых инструментов, и так далее.

Пятым фактором была атмосфера терпимости и плюрализма, а не конформизма и насаждаемой государством ортодоксии, а также поддержка новой науки англиканской церковью. Британия, в отличие от центров инновации прошлого, стала своеобразной платформой, позволившей объединиться различным группам на основе принципа толерантности, закрепленного в Акте о веротерпимости 1689 г. Английские англикане, ирландские протестанты, шотландские пресвитериане, французские кальвинисты (бежавшие от религиозных преследований во Франции), а также целый ряд других разнообразных групп, как, например, квакеры, сыграли важнейшую роль в научных и инженерных успехах Британии XVIII–XIX вв.

Помимо этого, весьма и весьма примечательно, что в Британии XVIII в. англиканская церковь не только терпимо отнеслась, но и оказывала активную поддержку в популяризации новой ньютоновской и экспериментальной науки, представляя воззрения Ньютона как средство гармонизации религии и толерантности. Однако эта неожиданная поддержка не была автоматической, а также не всегда надежной. Так, в конце XVIII в. толпы сторонников «церкви и короля» разрушили лабораторию британского химика и радикального богослова Джозефа Пристли. Однако на протяжении большей части XVIII столетия в британском обществе установился религиозный климат, в котором поощрялось изучение трудов Ньютона, а участие людей различных вероисповеданий в интеллектуальной и экономической жизни пользовалось официальной поддержкой.

Шестым ключевым фактором была стабильная поддержка предпринимательства и тесные социальные взаимосвязи между предпринимателями, учеными, инженерами и квалифицированными рабочими. В большинстве обществ занятие наукой было всего лишь хобби аристократов или придворных ученых. Инженеры, использовавшие математические и научные открытия в строительстве, обычно нанимались исключительно государством для работы над фортификационными укреплениями и военными двигателями или строительством дорог и мостов. Идея о том, что ученые должны объединять свои усилия с ремесленниками и предпринимателями или что инженеры должны работать на промышленников или самостоятельно заниматься поиском выгодных изобретений, противоречила представлениям большинства обществ о надлежащем социальном поведении.

И хотя в Британии социальные классы и продолжали играть важную роль в общественных отношениях, публичное проведение опытов и эмпирическая ориентированность бэконианского подхода открывали одаренным людям новые возможности. Так, Королевское научное общество предоставляло членство любому сделавшему полезные изобретения или разработавшему новые научные приборы, включая предпринимателей, таких, например, как Мэтью Болтон (партнер Уатта по разработке парового двигателя). В отличие от членства во французской Академии наук, многие члены Королевского научного общества не были профессиональными учеными.

Широкий взаимообмен идей и контактов среди ученых и квалифицированных рабочих, техников и инженеров в Британии означал, что абстрактные проекты, открытия или основополагающие принципы, часто разрабатываемые учеными, могли быть обращены в рабочие механизмы и оборудование или крупномасштабные процессы благодаря людям, обладающим познаниями в механике и опытом в машиностроении. Кроме того, широко разделяемые заинтересованность в научном прогрессе и уверенность в экономической ценности открытий среди бизнесменов означали, что изобретатели и инженеры могли рассчитывать на поддержку своих усилий. Так, Джеймс Уатт изначально заручился поддержкой шотландского углепромышленника Джона Робака, но когда у того возникли финансовые затруднения и он больше не мог выделять субсидии, Уатт добился партнерства с производителем пряжек и пуговиц Мэтью Болтоном. Углепромышленники финансировали инженеров, занимавшихся усовершенствованием горного дела, откачкой, транспортировкой угля, а провинциальные производители спонсировали строительство каналов для доставки своих товаров на рынок. Такие изобретатели, как Уатт, добивавшиеся охраны патентных прав или тарифов для защиты своих рынков, пока они совершенствовали свои изобретения, могли получить их в Парламенте — хотя это также требовало определенных связей, а возможным это было лишь постольку, поскольку изобретатели, бизнесмены и ученые объединяли свои усилия.

Во время Великой французской революции 1789 г. одним из лозунгов революционеров было создание общества «профессиональных перспектив, открытых для талантов», вместо общества, скованного привилегиями знати. Британия уже создала общество возможностей профессионального роста для талантов в начале XVIII в., в особенности научных и инженерных талантов, что стало основой благосостояния многих из них.

Основы современного экономического роста

Учитывая необходимость совпадения такого множества различных факторов, не вызывает удивления, что промышленная революция началась лишь в определенное время и в определенном месте. В сущности, если бы политические события развивались иначе, подобные условия могли не сложиться даже в Британии. Если бы карьера Френсиса Бэкона в области права не закончилась рано и бесславно, предоставив тем самым ему время для размышлений о философии и науке, или если бы Вильгельм III не победил Якова II и не установил религиозную веротерпимость в Британии, полного «комплекта» факторов могло не сложиться. Таким образом, развитие современного экономического роста в Британии следует считать случайным процессом — чем-то, что не было неизбежным и могло вовсе не произойти.

Если бы картезианский рационалистический подход стал господствующим во всей Европе, а Ньютон и экспериментальная наука не заняли бы привилегированного места в Британии, возможно, европейская наука стала бы сферой компетенции математиков и логиков, не связанной с практической работой и торгово-промышленными фирмами. Если бы появление сверхновых звезд в небе над Европой в 1572 и 1604 гг. не было очевидным для каждого, стали бы столь же убедительными другие замечательные открытия, которые можно было увидеть лишь при помощи телескопа? Могли ли классические знания и далее сохранять свой авторитет? Наконец, если бы греческие классики не были столь привязаны к своей геометрии и представлениям о «совершенных» небесах, могла ли классическая традиция Запада стать более гибкой и тем самым не требовать перехода к новым логическим и эмпирическим системам знания для исправления своих изъянов? Короче говоря, для того чтобы новый подход к знаниям возник, распространился и закрепился, оттеснив старое мировоззрение, должно было произойти большое число определенных событий в определенной последовательности.