Книга Недобрая старая Англия - Екатерина Коути

В процессе воспитания Боузи, маркиз не забывал закатывать скандалы Уайльду, то заявляясь к нему домой, то грозя сорвать премьеру его пьесы. Поток угроз и оскорблений не иссякал, а тут еще эта злосчастная визитка. Хотя друзья отговаривали Оскара от безнадежной затеи, на суде настаивал Боузи, которому не терпелось поквитаться с отцом. И Уайльд не выдержал. Уже потом, из тюрьмы, он признавался Боузи, что двигался вслепую, как вол на скотобойню. Выиграй он тяжбу, и Куинсберри, возможно, оказался бы за решеткой хотя бы на несколько месяцев — уже хоть какое-то облегчение.

Надежда оказалась призрачной. Оскар Уайльд и предположить не мог, как тщательно его враг подготовится к процессу. Перед судом Куинсберри нанял частных детективов, которые методично прочесали весь Вест-Энд, отыскали рестораны и номера, где Уайльд встречался с друзьями, перетрясли грязное белье. Собранную информацию они изложили в 19-ти параграфах, которые обрушились на драматурга в апреле 1895 года. Примечательно, что в заключительных параграфах упоминается и «Портрет Дориана Грея», изображающий «чувства и страсти неких особ с содомитскими и противоестественными наклонностями».

На суде Куинсберри изображал из себя заботливого отца, который печется о нравственности сына и желает прервать его связь с порочным писателем. Злым гением процесса стал Эдвард Карсон, адвокат Куинсберри. Карсон учился с Уайльдом в Тринити Колледже, так что хорошо помнил слабые места своего противника и сразу поймал его на лжи, когда Уайльд занизил свой возраст (разница в возрасте между Уайльдом и его молодыми друзьями была одним из аргументов обвинения). К своей задаче Карсон подошел со всей тщательностью. Он изучил переписку Уайльда и Дугласа, выяснил всю их подноготную, собрал все сплетни — кто из их круга привлекался к ответственности за непристойные действия, за кем водится любовь к женским платьям, у кого на квартире проходят «оргии самого неприличного свойства». Досталось Уайльду и за общение с выходцами из низов. Разве пристало знаменитому писателю фамильярничать с лакеями и официантами? Наверняка это неспроста.

Поскольку Уайльд был звездой современной литературы, Карсон вновь и вновь возвращался к его произведениям. Пожалуй, ни один критик не разбирал их так досконально и с такой злобой. Главным оружием Уайльда оставалась ирония. Тогда как Карсон пытался доказать, что искусство неотделимо от нравственности, Уайльд разграничивал эстетику и мораль, при этом тонко высмеивая своего оппонента. Вот один из их диалогов:

«К.: В предисловии к „Портрету Дориана Грея“ вы пишите: „Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все“. Таковы ваши взгляды?

У.: Да, это — мои взгляды на искусство.

К.: По-вашему, получается, что хорошая книга это та, что хорошо написана, какой бы безнравственной она ни была?

У.: Да, если она вызывает чувство прекрасного — самого высокого чувства из всех доступных человеку. Если же она плохо написана, то вызывает отвращение.

К.: Извращенный роман тоже может быть хорошей книгой?

У.: Я не знаю, что вы подразумеваете под извращенным романом» [51].

Писатель так и сыпал афоризмами. «Я не спрашиваю людей об их возрасте, это слишком вульгарно», — отвечал он на расспросы о том, сколько лет было его компаньонам. Когда его спросили, целовал ли он парнишку, разносившего блюда на одном из приемов, Уайльд возмутился: «Как можно! Он был такой заурядный!» Но Карсон настаивал на том, что его клиент обвинил Уайльда справедливо, и ему было чем подтвердить свои слова. Уже на первом судебном разбирательстве Уайльд потерпел фиаско.

Теперь и адвокат, и все знакомые советовали ему бежать до начала следующего процесса, в котором Уайльду уготована была роль подсудимого. Поскольку слова Куинсберри подтвердились, Уайльда обвиняли в непристойных отношениях с мужчинами по той самой «поправке Лабушера». У него оставался один день, чтобы покинуть страну. Полиция терпеливо дожидалась, когда же он отчалит во Францию, но Уайльд засиделся в отеле «Кадоган» вместе со своим самым близким другом Робби Россом и братьями Дугласами. 6 апреля он был взят под арест и помещен в тюрьму Холлоуэй, а 26-го начался его первый уголовный процесс.

Уголовный процесс Оскара Уайльда. Рисунок из журнала «Иллюстрированные полицейские новости». 1895

Если ранее Уайльд блистал остроумием, теперь ему стало не до смеха. Дело обрастало все новыми подробностями: на скамье подсудимых рядом с Уайльдом предстал Альфред Тейлор, знакомивший его с юношами из рабочего класса, да и бывшие приятели Уайльда, среди которых затесались профессиональные шантажисты, начали давать показания. Они рассказывали, как сидели на коленях Уайльда, как он целовал и ласкал их, как весело им было вместе. Хотя, по закону, в непристойных отношениях были виноваты оба партнера, свидетелям пообещали юридическую неприкосновенность. В зале суда мелькали горничные, портье, квартирные хозяйки, посыльные — все те, кто, так или иначе, мог застать Уайльда с его спутниками. Горничные из отеля «Савой», например, охотно рассказывали о состоянии простыней в его номерах. Все глубже становилась западня, из которой Уайльду было уже не выбраться.

Защита стихотворения Боузи «Любовь, что таит свое имя» стала лебединой песней Уайльда, его последней возможностью собрать аплодисменты:

«В нашем столетии эту любовь понимают превратно, настолько превратно, что воистину она теперь вынуждена таить свое имя. Именно она, эта любовь, привела меня туда, где я нахожусь сейчас. Она светла, она прекрасна, благородством своим она превосходит все иные формы человеческой привязанности. В ней нет ничего противоестественного. Она интеллектуальна, и раз за разом она вспыхивает между старшим и младшим мужчинами, из которых старший обладает развитым умом, а младший переполнен радостью, ожиданием и волшебством лежащей впереди жизни. Так и должно быть, но мир этого не понимает. Мир издевается над этой привязанностью и порой ставит за нее человека к позорному столбу» [52].

Судебный зал взорвался овациями.

Несмотря на весомые улики, присяжные не спешили осудить Уайльда и одно за другим отклоняли обвинения. В конце концов была назначена дата второго процесса, а писатель отпущен под залог. Из отеля в отель за ним следовали хулиганы, нанятые Куинсберри, и грозились устроить скандал в любом заведении, которое примет под свой кров содомита. Второй процесс, начавшийся 20 мая, был менее удачным: был осужден и приговорен к двум годам тюрьмы Альфред Тейлор, и тот же самый приговор ожидал Оскара Уайльда.

Англия подумала-подумала и отвернулась от своего былого фаворита. Маркиз Куинсберри ликовал, даже несмотря на синяки, полученные в драке с сыном Перси, вставшим на сторону осужденного. Уличные проститутки, насмехаясь над тем, кто пренебрег их вниманием, задирали юбки и кричали: «Наконец-то его обстригут покороче!» Владельцы театра, где шла пьеса «Как важно быть серьезным», убрали имя драматурга со всех афиш. Он лишился прав на своих сыновей, а его жена вынуждена была сменить фамилию и покинуть Англию.