Книга Перебежчики из разведки. Изменившие ход "холодной войны" - Гордон Брук-Шеферд

Но пора вернуться в Советский Союз в зиму 1982 года и увидеть, как «Фэрвел» сам закрыл шпионское досье на себя. Начнем с того, что мало было известно о нем самом и его семье, хотя это играло ключевую роль в его провале. Поскольку он отклонял предложения о встрече в Париже[61], отрывочная информация о нем была собрана лишь двумя французскими связниками, которые встречались с ним в Москве.

«Фэрвел» родился в Москве в 1928 году и происходил, очевидно, из мелких сельских дворян, поскольку при удобных случаях говорил, что он «из бывших». Он был явно хорошо образован и начитан, у него была старинная мебель и старинные произведения искусства и вообще вкус к хорошей жизни в её традиционном понимании. Он ненавидел коммунистический режим за его вульгарность, своекорыстие, ложь – пожалуй, так же, как прусские юнкера ненавидели нацистский режим, которому вынуждены были служить. Коммунисты в его глазах утратили всякое уважение и его лояльность, потому что никогда всерьез не пытались взять на себя главную ответственность любого правительства – служить нации. Однажды он вытащил кошелек. «Смотрите, что мы получаем! – воскликнул он. – Все деньги идут на оружие. И ничего народу». Деньги не играли никакой роли в его решении работать против режима. Он никогда не пытался торговаться за бесценные материалы, которые передавал, и принимал небольшие суммы на покрытие своих расходов.

Жена его была тоже не из пролетариев. Об этой женщине известно ещё меньше сверх того, что она была дочерью адмирала и весьма культурным человеком.

Разоблачение «Фэрвела» произошло после того, как он сам, уже осужденный за убийство, начал понемногу проговариваться. Несмотря на его отдельные любовные приключения вроде романа с Людмилой, его брак был вполне счастливым – на русский манер. И вот в своих письмах жене из иркутской тюрьмы он не смог удержаться, чтобы не вставить ностальгических намеков на «нечто большое», от чего он теперь вынужден отказаться. Такие намеки не могли не обратить на себя внимание. «Фэрвел» должен был понимать и, возможно, понимал, что все написанное им проверяют тюремные власти. Подключился КГБ, и зимой 1982–83 года к нему пришли следователи из его прежней организации, где начали подозревать, что он не только убийца, но и предатель.

Запад узнал об этих допросах и вообще о том случае, который привел к аресту «Фэрвела» и заключению его в тюрьму, благодаря исключительному совпадению. Офицером, которого послали допрашивать «Фэрвела», был полковник Виталий Сергеевич Юрченко, с сентября 1980-го до марта 1985 года возглавлявший 5 отдел Управления «К» Первого главного управления КГБ, и в его обязанности входило, помимо прочего, расследовать подозрительные на шпионаж случаи среди сотрудников. А в августе 1985 года, через пять месяцев после того, как Юрченко был направлен за рубеж на оперативную работу против Соединенных Штатов и Канады, он совершил «импульсивный побег» в американское посольство в Риме. И хотя спустя три месяца он совершил другой импульсивный побег – в советское посольство в Вашингтоне, – достоверность его информации была подтверждена другими перебежчиками. Одна из вещей, которую он поведал американцам за то прискорбно малое время, какое он был у них в руках, это развязка с «Фэрвелом» и его связанная с этим психологическая травма, которая первоначально толкнула Юрченко на побег[62].

Согласно Юрченко, было неудивительно, что «Фэрвел» не только сразу признался в шпионаже в пользу Франции, но воспользовался случаем, чтобы заклеймить режим и воздать хвалу Западу. Он написал длинный документ под названием «Признания предателя», которое по своей остроте воскрешает в памяти «Я обвиняю» Эмиля Золя. Острейшей критике он подверг службу, в которой работал. Первое главное управление КГБ, заявил он, «совершенно разложилось, пропитано алкоголизмом, коррупцией и деспотизмом». Его тирада заканчивалась словами: «Мое единственное сожаление в том, что мне не удалось нанести ещё больше ущерба Советскому Союзу и оказать ещё больше услуг Франции».

«Фэрвел» знал, что он обречен, но не каждый из обреченных встречает смерть как последний раунд борьбы. В его «Признании» отражены два аспекта его характера: и холодное презрение интеллектуала, и горячая славянская страсть сливаются в одно. Не последним из важных уроков, преподанных «Фэрвелом», является то, как он закончил свою жизнь.

Он улыбнулся бы тому, что случилось после его казни. Так, 5 апреля 1983 года французское правительство единым махом изгнало из страны 47 сотрудников советских спецслужб, действовавших во Франции под разными видами дипломатических прикрытий. Основную массу составляли офицеры «линии икс», взятые из списка двухсот пятидесяти, который был передан «Фэрвелом» в ДСТ за год до этого. Эта массовая высылка наделала много шуму и в западной прессе была напрямую связана с ударом, который до этого нанесли французам русские. За три месяца до этого французское посольство в Москве было вынуждено со стыдом признать, что КГБ шесть лет прослушивало связь с Парижем через «жучки», вмонтированные в посольские телетайпы таким образом, что русские читали сообщения до того, как они зашифровывались перед отправкой в Париж, и после того, как расшифровывались – после получения из Парижа. Высылки явились ответом на такое унижение, и этого не скрывали. На самом деле оба эти события никак не были связаны между собой. Советские разведчики были высланы, потому что месяцем раньше Раймон Нар и его коллеги получили подтверждение о смерти «Фэрвела», так что теперь можно было разрушать названную им сеть, не боясь навредить ему.

Хотя Кремль воздержался от ответных мер, КГБ старался отомстить за свое поражение и спустя долгое время после смерти «Фэрвела». Летом 1984 года они пытались заполучить в свои руки того самого бизнесмена, с которого всё началось – когда в конце 60-х был отремонтирован разбитый автомобиль. Бизнесмен получил письмо, написанное рукой жены «Фэрвела», в письме бизнесмену предлагалось приехать в Москву. Но эта очевидная ловушка была проигнорирована.