Книга Бесконечная шайка - Иоанна Хмелевская

Дело было в городе Остроде, время было послевоенное, беспокойное. Народная милиция только становилась на ноги. Непосредственным начальством старшего сержанта был сам комендант в звании майора, они вдвоем, собственно, и представляли весь оперативный состав местной милиции. У майора, инвалида войны, одна нога была деревянной, что ему не мешало в работе, комендатура не стадион, зато стрелял он классно. Без колебаний майор назначил старшего сержанта главой оперативной группы, велев по ходу дела набрать такую группу. Молодой руководитель группы был парень с головой, энергичный и расторопный, а знания приобретались уже в работе.

Начал старший сержант с мотивов убийства. Поскольку жена отпала, предположил грабеж. Старший сержант лично заставил заплаканную пани Гонскову проверить, все ли в доме на месте, что было очень не просто при таком разгроме. Старший сержант лично подгонял всхлипывающую женщину, не спускал с нее глаз, и в результате оба были очень удивлены, ибо и драгоценности, приданое пани Гонсковой, оказались на месте, и деньги нашлись там, куда их запрятали, а на комоде остались стоять, как стояли, серебряные подсвечники и хрустальные вазы, кроме той, роковой. Настырный молодой милиционер заставил вдову поднапрячься и вспомнить, чего же все-таки не хватает в комнате. После долгого раздумья вдова заявила, что не хватает бумаг.

— Каких таких бумаг? — недоверчиво спросил Роман Вюрский.

— А были у Флорека какие-то бумаги, я и сама не знаю какие, — ответила женщина. — Он их держал в папке, дрожал над ними не знаю как. Всякие старые бумаги и карты.

— А зачем он их хранил? На память?

— Может, и на память, мне не говорил. Только иногда, как выпьет, возьмет папку в руки и хвастается. Это целое состояние, говорил. Вот увидишь, говорил, мы еще с тобой разбогатеем! Вот я и увидела.

И Гонскова снова залилась слезами, а работник милиции прошел к выводу, что причиной убийства стали те самые таинственные бумаги. Ну а дальше расследование застопорилось. Время было тревожное, великое послевоенное переселение народов еще продолжалось, в городе люди не знали своих соседей, везде полно пришлых людей. С трудом разысканный дальний родственник Гонски сообщил, что сюда Гонска переселился потому, что во время войны находился в этих краях на принудительных работах, места ему понравились, а сам он из Варшавы, разрушенной дотла, возвращаться туда не имело смысла. Больше дальний родственник ничего сказать не мог, ведь они с Гонской виделись напоследок как раз перед облавой, устроенной немцами, после чего Гонску и вывезли на работу в Германию. А теперь эти земли отошли Польше. А Гонска ему написал, что жить тут можно, особенно тем, у кого ушки на макушке и в голове мозгов хватает. Что он имел в виду, дальний родственник не знает.

Об отпечатках пальцев старший сержант подумал сразу же, как только увидел труп и разгром в комнате. Теоретически он знал, как это делать, главным образом благодаря прочитанным в детстве детективам, но вот практически... С громадным трудом удалось ему снять некоторые отпечатки пальцев, неизвестно кем оставленные, причем эти отпечатки старший сержант посыпал тем материалом, который удалось раздобыть — детским тальком; дамской пудрой и даже порошком ДДТ. Да что толку — имеющиеся отпечатки не к кому было подогнать. Старший сержант Вюрский чуть не расплакался, услышав о том, что прокуратура прекратила дело, хотя сам он за проведенное расследование удостоился похвал и благодарностей.

Через два года в Жагани был убит Ярослав Пентковский. Постоянно он жил в Лодзи, в Жагани работал временно, снимал комнату у знакомых. Он тоже был вывезен немцами на принудительные работы в эти края и под самый конец войны, когда фронт уже был близко, бежал из лагеря, был ранен в ногу, и хромота у него осталась. Сюда, в Жагань, он наезжал довольно часто, проживая иногда и по нескольку месяцев.

Убит Пентковский был ударом по голове массивным бронзовым подсвечником. В его комнате все было перевернуто вверх дном, но, по словам хозяина, пропал только большой белый конверт, принадлежащий убитому. Что было в том конверте, хозяин не знал, но думает — бумаги. Сестра погибшего, проживающая в Лодзи, показала: брат неоднократно говорил ей о том, что ищет клад, для этого и наезжал в те места, где пребывал в плену, но она, сестра, считала это пустыми разговорами. Убийцы тоже не нашли. Поскольку за последние годы криминалистика у нас несколько продвинулась в своем развитии, сняли и закрепили все отпечатки пальцев, из них только два оказались бесхозные, остальные принадлежали ни в чем не повинным людям. Два бесхозных, по мнению экспертов, принадлежали одному и тому же человеку, причем оба оставлены левой рукой.

В 1956 году был отравлен Влодзимеж Треляк, работавший под конец войны санитаром в военном госпитале. Неизвестный подсыпал ему в водку цианистый калий. И у него украли бумаги, в том числе и блокнот, куда он записывал все домашние расходы. Дело было на окраине Быдгоща. Интересный отпечаток пальца был обнаружен на осколке стакана, из которого несчастный выпил последний раз в своей жизни. Стакан разбился, преступник собрал все осколки, а этот, с отпечатком, завалился в ботинок жертвы. В ботинке преступник поискать не догадался. Преступника не нашли, дело закрыли.

Через три года в Гожове Великопольском в своей квартире повесился Зенон Клуска. Наука шла вперед быстрыми шагами, и следствие без труда установило, что повеситься бедняге кто-то помог, однако преступника тоже не нашли. Клуска, выпив, любил похвастаться тем, что скоро разбогатеет благодаря бумагам, которые он, Клуска, с таким трудом насобирал; в тех бумагах написано, где клады зарыты. Никаких бумаг при повешенном найдено не было.

В 1958 году выстрелом из неустановленного огнестрельного оружия был убит Павел Бжозовский, землемер из Зеленой Гуры. Этот ничего ни о каких сокровищах не болтал, зато сам выпытывал у людей о закопанных немцами сокровищах, разыскивал и собирал немецкие штабные карты. Собрал их громадное количество, но после его смерти ни одной обнаружить не удалось. В этом же году угодил под поезд некий Антони Блащик, во время войны работавший военным переводчиком, в основном при допросах пленных немцев. Жена погибшего сказала, что исчезли все его бумаги, которых было очень много. Переводчик собирал карты и другие документы, и ничего из них не осталось, кто-то основательно очистил письменный стол покойного. Блащик не должен был ехать поездом, он уехал, по показаниям свидетелей, на какой-то машине. Предполагали, что его сначала оглушили, а потом бросили тело на рельсы.

И наконец, последнее. В 1959 году некий Мариан Собрик, растратчик и мошенник, которому грозил большой срок за хищения в особо крупном размере, желая облегчить свою участь, выдал немца, бывшего военного преступника, который под чужим именем приехал теперь сюда, на Западные Земли, разыскивать спрятанные немцами же сокровища, награбленные в оккупированных странах. Арестованный немец умер в камере, проглотив яд, неизвестно когда и кем доставленный, а поскольку обыск в его квартире был отложен на следующий день, в квартире успел кто-то побывать и все документы выкрал. Словом, дело кончилось так же, как и во всех предыдущих случаях.