Книга Возврата нет - Анатолий Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ошиблась только наполовину. На собрании ее не было, но от этого страсти, три вечера подряд сотрясавшие стены тесного хуторского клуба, не стали менее бурными. И личное присутствие секретаря райкома Неверова не помогало, а как будто даже больше подливало масла в огонь. Едва Неверов, вставая со своего места за столом президиума и вынимая изо рта трубку, начинал говорить: «По рекомендации бюро райкома предлагаю избрать председателем колхоза имени Буденного…» — как зал, перебивая и заглушая его, разражался криками:
— Каширину!
— Антонину Ивановну!
— Приезжих захребетников нам не надо!
— Нам и с Кашириной хорошо!
Мрачнея, Неверов стоял под градом этих криков, и опять садился на свое место, втыкая в рот трубку, окутывался дымом. Зал похохатывал:
— Табаку не хватит.
— Настюра, сбегай принеси самосаду, у тебя много!
— Не-е, он самосад не потребляет!
— От него дух тяжелый!
— От кого?
— Тю, дура баба!
Перепадало и Никитину. Он не помнил, чтобы на фронте когда-нибудь чувствовал себя так же плохо, как под этим навесным огнем остроязыких хуторских казачек:
— Вот это у Антонины квартирант!
— Отблагодарил.
— Нет, он, видно, не по своей воле.
— Пасмурный сидит.
— Все они на готовое мастера.
И снова разламывались стены клуба:
— Не хотим ни военных, ни с орденами!
— Каширину!
— Антонину-у!!
Три вечера подряд начинали собрание, как только хуторские сады окутывали сумерки, и трижды расходились ни с чем, когда за Доном уже большим тюльпаном зацветала заря, распуская по небу лепестки лимонно-желтого и бледно-алого света. Брехали по хутору собаки, горланили петухи, приветствуя рассвет.
Когда Никитин в это раннее время возвращался домой, Антонина ни о чем не спрашивала его. Ей достаточно было лишь взглянуть на его лицо. С каждым днем оно все больше темнело и как будто заострялось. Лежа на кровати, он смотрел прямо перед собой на потолок блестящими глазами. Однажды только она виновато положила ему голову на грудь:
— Бедный.
Ничего не сказав, он легонько отвернулся от нее. На четвертый день Неверов сказал Никитину в правлении колхоза:
— Без присутствия твоей драгоценной супруги тут, как видно, не обойтись. Чувствуешь, как она весь колхоз прибрала к рукам? Прямо вождь народа в масштабе одного хутора. Придется нам еще этим заниматься. Иди и скажи ей, что как бывший кандидат партии она обязана партийную линию проводить в жизнь.
— Вы бы, товарищ Неверов, сами все это и сказали ей, — ответил Никитин.
Неверов замахал обеими руками:
— Ну, нет, это я не берусь. Она на меня особенно злая. Ты, Никитин, своей жены еще как следует не узнал: это с тобой она, должно быть, ласковая, а меня может и кочергой угостить.
— Нет, товарищ Неверов, она в этом вопросе, наоборот, на вашей стороне.
— Вот как? Она тебе сама сказала?
— Сама.
— Вот я и говорю, что на нее надеяться нельзя, еще неизвестно, какая ее через пять минут оса ужалит. Тебе она говорит одно, а меня увидит, и опять в ней может кровь взыграть. Казачки — они злые. А я по таким пустяковым поводам не намерен свой авторитет в районе подрывать. Как ты должен понимать, дело тут не только во мне. Еще до обкома дойдет. Нет, Никитин, тебе тут быть председателем, ты это дело и обеспечь. Демократия демократией, а по воле волн ее тоже нельзя пускать.
— Она, Павел Иванович, сказала, что не может на собрание пойти.
— А я что говорил: гордячка на весь район. Она тут из меня на пленумах и конференциях не одно ведро крови выцедила. Откровенно говоря, еле избавились. Не завидую я тебе, но это уже особый и твой личный вопрос. Я в него не вмешиваюсь, хотя, конечно, в наше время личных вопросов не бывает. Иди сейчас же к ней и считай, что ты выполняешь партийное поручение. За невыполнение партийного поручения, знаешь, что бывает? В данном случае это не твое семейное дело. Независимо ни от чего, наша задача нездоровые настроения сбить. Теперь для нас это уже вопрос принципа. Ступай, ступай. Какой же ты будешь герой Отечественной войны, если свою собственную женушку не сумеешь оседлать. А как же ты ночью… — И, увидев, как начинает меняться лицо Никитина, тут же выставил руку ладонью вперед: — Шучу, шучу. В общем, выполняй.
Легко ему было произнести «выполняй», а Никитину, получалось, надо было самому домогаться от нее, чтобы она своими же руками подсадила его на тот самый председательский стул, на котором до этого сидела сама. После всего того, как с него обошлись.
У него скорее всего так и не повернулся бы язык начать с нею этого разговор, если бы она вдруг первая не начала его. В тот же самый день, когда он пришел из правления домой на обед, она встретила его словами:
— Все-таки, Николай, я вижу, не миновать мне сегодня вечером на собрание идти.
* * *
И здесь он опять увидел ее совсем по-новому. Она вышла на край сцены в хуторском клубе, строгая, в хорошо сшитом синем костюме. В петлице жакета краснел цветок гвоздики. На лице у нее не было и следа той любящей готовности, которую уже привык видеть у нее Никитин.
Внимательно обвела глазами до отказа заполненный людьми зал небольшого клуба.
— Обрадовались дети, что матери дома нет, — сказала совсем негромко, но каждое слово ее было отчетливо слышно — такая установилась тишина. — А в садах на лозах пусть несрезанный виноград гниет и в степи ветер зябь пашет. Должно быть, и правда захотели себе в председатели Черенкова. — Она слегка повернула голову в сторону Неверова, укрывшегося при этих словах за пеленой дыма — Вам, Павел Иванович, ничего не стоит эту просьбу уважить, пусть Черенков и наш колхоз пропьет.
— Ты, Каширина, поосторожней, — из-за дымовой завесы бросил Неверов.
Его слова потонули во всеобщем шуме:
— Не хотим Черенкова!
— Нам и со старым председателем хорошо!
— Никого нам больше не надо!
— Каширину хотим!
— Оставайся ты, Антонина!
До этого никакими способами нельзя было успокоить эту бурю в хуторском клубе, а ей стоило лишь повести рукой, чтобы опять стало так же тихо, как в степи в знойный полдень лета. В открытые окна доносилось гудение буксирного катера, огибающего Красный яр на выходе из Донца в Дон. Все взоры притягивал к себе цветок гвоздики в петлице у Антонины.
— Во-первых, я уже не Каширина, а Никитина. — И, переждав прошелестевший по залу смешок, продолжала: —А во-вторых, и в председатели нашего колхоза райком рекомендует тоже Никитина. — Смех в клубе окреп и пошел гулять по рядам. Она вдруг низко поклонилась со сцены в зал: — За хорошее отношение спасибо, но я уже этого председательского портфеля натягалась, хватит. Теперь его должен поносить тот, у кого силы побольше. Такие, как мы, женщины, еще были при всяких недостатках нужны, когда мы и на коровах пахали, а теперь будем на одних тракторах. И в мое положение вы тоже должны войти. Маленьким колхозом я еще могла командовать, а теперь вам и товарищ Неверов может сказать: наш колхоз будут вскорости укрупнять. В колхозе будет не три тысячи, а десять или двенадцать тысяч га.