Книга На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот что еще расскажу.
Третьего дня стояла в Париже перед домом Тургенева. Во мне смешиваются чувство счастья быть опять в Париже с ностальгией, дальней и давней, родившейся еще до меня, — праностальгией.
Поэтому я нарушила слово и пишу — впервые посылая — письмо.
Я отключилась от жизни с 9 марта. Хожу где-то в давности, где мы хорошо знали друг друга и где не было в конце улицы никогда глухих ворот. Там — тогда — не было пятидесяти шагов — до конца. Вот там я хожу с тех пор. Пишу тебе сказки — когда увидимся, буду рассказывать три дня и три ночи.
Я тебе махала не на прощание, а на свидание на Фонтанке, и на площади у Кампы я махала тоже на свидание.
Свидимся, свидимся, должно так быть. Я — кошка из твоего замкнутого круга, знай это».
Но больше мы не увиделись.
Только приближение к священной горе могло скрасить потерю столицы. Только обещание будущей встречи утешало в разлуке. Только вездесущая музыка врачевала прощальное утро.
Маэстро не знал своего будущего, и стоическая печаль осеняла его редковолосое чело. Складывая гастрольные пожитки, увязывая японские обновы с тем тщанием, которому его обучал сначала военный, а потом семейный уклад, Сеня Розенцвейг еле слышно пел себе самому, стараясь не потревожить соседей и оберегая волшебные следы, оставленные ему девушкой Иосико. Номерок все еще был полон ею: вот нежная ямка на подушке; вот еле заметная складочка на простыне…
Он импровизировал, не отдавая себе отчета в том, что поет; слова и мелодия возникали вместе, не мешая друг другу, и посылались вдогонку ей.
— Благодарю, благодарю, — пел он, не зная, к кому обращаться, — за эту чистую радость и праздник смелого тела, за то, что я узнал, как это бывает!.. Нежность, нежность, нарушительница границ, природная близость девушки и мужчины, несущая песню и свет… Ни-на-ни-на-на-ни-на-на, Фу-ди-ди-я-фу-ди-ди-мей, Ай-яй-яй-яй-ай-яй-яй-яй, И со-би-ра-йся по-ско-рей!..
Вдруг он остановился и, опасливо оглянувшись в сторону запертой двери, встал на колени перед расстеленной коечкой.
— Золотко мое, — сказал он. — Уточка моя!..
Касаясь лицом белейшей простыни, он потянул носом и быстро, как растревоженный желанным запахом пес, стал жадно обнюхивать покинутую постель.
— Неужели больше никогда?.. Господи, неужели?! — И неожиданно для себя он заплакал, не понятый никем на этой земле, никем, кроме нее одной, и плакал, не раскаиваясь в свежем грехе, но моля о любом продолжении…
Как же это случилось, несмотря на железную дисциплину, как вышло, не оставив и тени сомнения, как стряслось внутри него, стоика и аскета, извержение спящего вулкана?..
Он взял себя в руки и вытер щеки махровым полотенцем.
Она зашла попрощаться всего на десять минут перед его отъездом в Осаку и, помня прошлое чаепитие, принесла коробку мелких пирожных.
— Ну зачем же вы так тратились? — спросил он и тут же понял, что задал нелепый и неуместный вопрос.
— Возьмите в дорогу, сэнсэй, — сказала она и поклонилась, сложив ладошки. — Пожалуйста!..
— Спасибо, большое спасибо! — Он тоже поклонился и, вспомнив слово по-японски, добавил: — Аригато…
Тарталетки фирмы «Захер», подаренные девушкой композитору Р., — вот за что ручается головой сладкоежка-автор; все остальное — миф, гастрольное предание, ночные бредни опоздавшего гонца, которому случайно достался бесценный образец из подарочной коробки. О, как быстро он растаял во рту, давая вечную пищу голодному воображению!.. Какие картины стали мелькать перед закрытыми в восторге глазами!..
Или пирожные фирмы «Захер» — географическая ошибка автора, и в его безответственной голове появилась другая, европейская столица, другая девушка и другой герой?.. Может быть, это вовсе не композитор, а артист Р., с готовностью подбрасывающий автору собственный опыт, рвущийся подменить собой или сыграть любого героя?..
Они немного постояли, глядя в разные углы, и снова ощутили сближающую тесноту коварного приюта.
— Ну вот, дорогая Иосико, — с наигранной бодростью сказал он, ломая паузу. — Увидимся когда-нибудь еще?.. А?.. Как вы думаете? — Потупив глаза, девушка молчала, и он решил ответить сам. — Наверное, все-таки нет…
Тревожная улыбка не сходила с его лица.
— Мы увидимся, — твердо сказала она. — Увидимся. Непррременно…
И он засмеялся, услышав это безусловное утроенное «р».
— Я был бы очень и очень рад!..
Банальные слова, банальное прощанье, сколько было в его жизни таких условных, временных, ни к чему не обязывающих гастрольных знакомств и летучих расставаний! Но, пожимая ее маленькую теплую ладонь, он не удержался и дружески — честное слово, исключительно дружески! — приложил свою правую щеку к ее правой же, прохладной и твердой щеке…
И тут оба они почувствовали грозный толчок. Священная гора Фудзи вмешалась в их легкомысленную жизнь и послала мощные сейсмические волны, заставив содрогнуться потревоженные разлукой сердца…
— Благодарю вас, сэнсэй! — выдохнула она, и они снова поплыли на белом пароходе, скользя вдоль борта, вдоль борта… Поворот по корме и обратно вдоль борта… Поворот у форштевня и снова к корме…
И, проплыв положенное расстояние, они поднялись вверх, зависая над озером Кавагути и вглядываясь сквозь бег облаков в прекрасные лики Фудзи. Так они попрощались…
За окошком стемнело и снова стало светло. Из черной норы тоннеля вырвалась ранняя подземка. И большие часы над стеной отеля «Сателлит» остановили прощальное время.
Ночь перед отъездом в Осаку была праздничной: день рождения отмечала Наташа Данилова, героиня сериала «Место встречи изменить нельзя», и дверь их общего с Тамарой Ивановой номера не закрывалась до самого утра. Бездумно тратя последние запасы, угощали красной икрой, ветчиной из банок и другими домашними и покупными яствами. Саке окончательно обрусело и шло в ход безо всякого подогрева.
Арбуз был связан с семейной традицией. Перед самым Наташиным рождением на свет ее неопытная мама с удовольствием вкушала ломти алого астраханца и думала, что это еще не схватки, а просто она объелась волшебной мякоти; но за пять минут до смены суток от нее внезапно и чудодейственно отделилась красивая Наташа. С тех пор на праздничном столе всякий раз главенствовал уроженец сладкой бахчи. Так вышло и на этот раз: за пять минут до полуночи дверь номера распахнулась, и Юра Демич не внес, а вкатил через порог очередного красавца. Правда, он тотчас ушел, потому что они с Наташей пребывали в очередной ссоре, но японский арбуз появился в самое время.