Книга Калиостро - Елена Морозова

Рогана арестовали в зале Бычий глаз; не желая поднимать шума, Роган попросил Бретейля взять его под руку. Министр выполнил его просьбу, но как только они ступили в Зеркальную галерею, заполненную придворными, Бретейль, подозвав офицера королевской гвардии, громогласно приказал: «Именем короля! Сударь, арестуйте господина кардинала!» В ожидании тюремной кареты Рогана отвели к нему в апартаменты, где он написал записку и вручил ее одному из лакеев; загнав коня, лакей примчался на улицу Вьей-дю-Тампль, передал записку Жоржелю, и до прибытия Бретейля и судебных приставов секретарь успел уничтожить всю переписку Рогана с королевой: кардинал не хотел компрометировать ее величество. В Бастилию Рогана отвезли в карете коменданта де Лонэ.

Его преосвященство поместили в просторной камере, оставили при нем трех лакеев, позволили держать стол и принимать гостей. Новость об аресте Рогана мгновенно облетела двор; придворные, не удостоившиеся чести войти в число приближенных королевы, злорадствовали: наконец-то все увидели истинное лицо австриячки! Сторонники кардинала нацепили красно-желтые банты «кардинал на соломе» и во всеуслышание заявляли, что Роган стал жертвой ненависти королевы и Бретейля, а шепотом передавали друг другу, что интригу придумала сама королева. Думал ли так сам Роган — неизвестно, но в том, что Мария-Антуанетта покровительствовала Ла Мотт, был уверен.

В глазах короля Роган был виновен: он воспользовался именем королевы и подделал ее подпись, чтобы взять у ювелиров алмазов на 1 600 000 ливров. Не пытаясь переубедить его величество, Вержен советовал тихо, на основании «письма с печатью», заключить кардинала в какую-нибудь отдаленную крепость (lettre cachet), а еще лучше — чтобы не ссориться с влиятельными представителями клана и церковью — отправить в какую-нибудь отдаленную епархию. Однако Мария-Антуанетта настаивала на публичном осуждении. Не смея ослушаться супруги, король тем не менее предоставил кардиналу выбор: королевский суд или суд парламентский. Чтобы публично оправдаться и восстановить честь своего имени, кардинал выбрал парламент. Потом, подумав, заявил: «Если бы я мог надеяться, что вашему величеству не чужда мысль, что вина моя заключается лишь в том, что я оказался жертвой обмана, тогда бы я дерзнул умолять вас, сир, судить меня согласно вашему правосудию». Людовик на мировую не пошел. Он все еще считал парламент послушным королевской воле, в то время как тот давно уже пребывал в оппозиции ко двору. Как только дело передали в парижский суд и его первый председатель Этьен Франсуа д’Алигр поручил Пьеру Титонуде Вилотрану и Жану Пьеру Дюпюи де Марсе вести допросы и очные ставки, как те немедленно потребовали разрешения допросить королеву. Возмущенный король запретил присылать судейских чиновников к супруге, но, чтобы не раздражать парламент, от ее имени пообещал, что она даст показания письменно. Он уже сожалел, что пошел на поводу у королевы, но обратного пути не было.

Постепенно всех участников фарса доставили в Бастилию. Ла Мотт, арестованная 18 августа в Бар-сюр-Об вместе с Рето де Виллетом, обвиняла во всем Рогана и Калиостро. (По другой версии, Рето арестовали только в марте 1786 года.) Калиостро, арестованный вместе с Серафиной 26 августа (по другой версии — сначала арестовали магистра, а через несколько дней его супругу), никак не мог понять, в чем его обвиняют. В конце октября из Брюсселя доставили Николь Леге. Никола де Ла Мотт успел бежать в Англию. Началась драма, финал которой разыграли на подмостках парижского парламента; действующими лицами являлись прелат, авантюристка королевской крови, куртизанка, сомнительный дворянин, жандарм, загадочный иностранец — то ли шарлатан, то ли заговорщик — и королева Франции. Причем последняя из пострадавшей стремительно превращалась в обвиняемую. Если Роган — жертва обмана, значит, он невиновен, а если виновен, что стремилась доказать королева, значит, одно из двух: либо он от имени королевы купил ожерелье с целью присвоить его, либо он приобрел его по приказанию Марии-Антуанетты. Но если бы он присвоил ожерелье, то не стал бы просить ювелиров написать королеве благодарственное письмо…

Общественное мнение встало на сторону кардинала. Если бы королева не вела веселую жизнь у себя в Трианоне, не проводила ночи за карточным столом, не отправлялась инкогнито на поиски приключений, кто бы поверил, что она может вести тайную переписку с мужчиной, приближать к себе подозрительных личностей, ходить на ночные свидания, выманивать у подданных деньги! Куда смотрит король! Впрочем, толстяк с развесистыми рогами давно под каблучком австриячки, проматывающей государственную казну! Памфлеты, зло высмеивавшие и осуждавшие королеву, плодились, как грибы после дождя. Мария-Антуанетта памфлетов не читала, жила по-прежнему в своем мирке, уверенная, что мерзкий кардинал будет наказан.

Арест прорицателя и масона Калиостро придал делу дополнительную окраску. Кто-то негодовал, что князь церкви связался с шарлатаном, приблизил его к себе и поверил, что мошенник сможет увеличить камни ожерелья, умножив тем самым их ценность во многие сотни раз. Кто-то вспоминал о загадочном и неблагонадежном обществе иллюминатов, к коему имел отношение вышеозначенный шарлатан. «Теперь Калиостро предстал в ином аспекте, а именно как один из глав секты, именуемой в Германии иллюминатами, в Лионе мартинистами, а в Париже теософами. Трудно понять, в чем заключается учение этой секты, ибо адепты ее несут чушь — если судить по нескольким опубликованным ими книгам. […] те, кто знает графа Калиостро, упрекают его в злоупотреблении доверчивостью кардинала»4. Оскорбленная в лице кардинала Церковь осыпала упреками Людовика XVI за то, что он позволил судить Рогана светским судом; папа Пий VI прислал королю гневное письмо. Обрушилась Церковь и на Калиостро. Прохвост избрал своей жертвой духовное лицо, чтобы опорочить всю Церковь! Ну и что, что при подписании соглашения о покупке ожерелья Калиостро не было в Париже? Давно зная и Ла Мотт, и Ретоде Виллета, он руководил ими на расстоянии, пустив в ход свои колдовские штучки. Сумел же он околдовать кардинала и затуманить его ум! О колдовских способностях Калиостро твердил и адвокат графини де Ла Мотт мэтр Дуало. По словам Беньо, авантюристка вскружила голову почтенному мэтру (Дуало было под семьдесят), и тот верил во все сказки, которые она ему рассказывала. Предстоящий процесс радовал, пожалуй, только масонов, уверенных, что история с ожерельем случилась как нельзя кстати. Кардинал-мошенник и королева, замешанная вделе о подлоге! Чем больше грязи налипнет на жезл и скипетр, тем скорее наступит торжество свободы!

Калиостро не ожидал, что кому-то придет в голову связать его имя с исчезновением ожерелья, и, когда к нему в дом пришел отряд жандармов во главе с комиссаром Шеноном, не сразу понял, в чем, собственно, дело. Тем временем пристав по имени Дебрюньер на глазах у графа схватил четыре бутылки бесценного бальзама, приготовленного с добавлением очень дорогих специй, и засунул их в свои бездонные карманы. Несмотря на бурные протесты магистра, жандармы, перевернув вверх дном его жилище, сложили в коробки бумаги, драгоценности и кое-какие вещи, погрузили их в телегу и увезли. А потом, схватив за шиворот хозяина дома, пешком доставили его в Бастилию. Хотя, кажется, по дороге Калиостро все же сумел уговорить их взять фиакр… Очутившись в крепости, граф утешился мыслью об оставшейся на свободе Серафине. Он не знал, что его жену арестуют следом за ним и поместят едва ли не в соседнюю камеру, о чем известно ему станет значительно позднее. И еще: ни комиссар Шенон, ни кто-либо из сопровождавших его жандармов не удосужились наложить печати на секретеры, шкафы и двери его дома, и многое из имущества было украдено.