Книга Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945 - Фридрих Вильгельм фон Меллентин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оценивая сложность проблем, которые стояли перед Манштейном в декабре 1942-го – феврале 1943 года, можно задаться вопросом: смог бы кто-нибудь из полководцев Второй мировой войны столь успешно вывести свои армии с Кавказа и затем нанести столь мощный контрудар на Харьков? Немецкий военный историк Риттер фон Шрамм писал о «чуде на Северском Донце», но это было вовсе не чудо; победа была достигнута за счет точного расчета и безошибочного прогнозирования.
Контрудар 4-й танковой армии в феврале и марте отмечало следующее:
1) командиры самого высокого уровня не ограничивали маневра танковых соединений, а ставили перед ними еще более сложные задачи;
2) танковые части могли не беспокоиться о своих флангах, поскольку командование располагало определенными резервами пехоты для обеспечения флангового прикрытия;
3) все командиры танковых соединений и командиры танковых корпусов во время боев находились на переднем крае;
4) предпринимаемые атаки всегда оказывались неожиданными для противника по месту и времени.
Интересно рассмотреть, каким образом русские реагировали на эти неожиданные для них атаки. Русский солдат по своему темпераменту весьма неуравновешен; он не способен вынести резкого перехода от победоносного наступления к поспешному отступлению. В ходе контратак нам порой приходилось наблюдать сцены необъяснимой паники среди русских, особенно удивлявшей тех, кому приходилось сталкиваться с упорным, почти фанатичным сопротивлением русских, засевших в оборонительных позициях. Совершенной правдой является то, что русские могут быть замечательными солдатами в обороне и безрассудно храбрыми в массовых атаках, но, сталкиваясь с непредвиденной ситуацией, они легко впадают в панику. Фельдмаршал фон Манштейн еще раз доказал этой операцией, что на массированные атаки русских следует отвечать маневром, но не позиционной обороной. Слабость русских солдат заключается в их неспособности действовать в неожиданной ситуации, тогда они наиболее уязвимы. Манштейн знал это. Он также хорошо знал, что его собственная сила – в лучшей подготовке его командиров, в их способности к инициативным действиям и умении руководить личным составом. Именно поэтому он и смог пойти на то, чтобы сначала отвести свои дивизии на сотни миль, а затем предпринять сокрушительную контратаку силами тех же самых дивизий, которая оказалась тяжким ударом для сбитого с толку противника.
После взятия Харькова последовало месяца три относительного затишья, и я воспользовался этим временем, чтобы изучить политические проблемы России. Всякий раз, когда мне выдавался случай, я посещал фабрики и заводы в Сталине и Харькове, стараясь узнать условия жизни городского и сельского населения. В этом была и своя приятная сторона – я научился многим зажигательным украинским танцам.
К счастью, мне не пришлось познакомиться с партизанами, которые нередко действовали вблизи фронта. Да и степные просторы Украины не слишком подходили для действий партизан, но покрытые лесами центральные и северные области России были идеальны для таких операций. Что касается партизан, то мы, военные, в нашей практике руководствовались принципом, который, по-моему, разделяет каждая армия: никакие средства не бывают слишком жесткими, если они служат защите войск от партизан, франтиреров и т. п.[178] Законы боевых военных действий создавались с XVII века; они не могут быть применимы к деятельности партизан, и тяжкий груз ответственности ложится на те правительства, которые намеренно организуют и поддерживают эту страшную форму ведения войны. В Советском Союзе партизанские силы готовились и организовывались еще в мирное время. Но их успехи зависят прежде всего от поддержки местного населения, чего совершенно не было здесь, на Украине.
Весной 1943 года я собственными глазами наблюдал, как немецких солдат, как друзей, встречали украинцы и белорусы. Вновь были открыты церкви. Многие крестьяне, насильно загнанные в колхозы, надеялись вернуть свои земельные наделы. Население мечтало освободиться от постоянного страха быть сосланным в лагеря, в Сибирь. Допросы тысяч военнопленных и долгие беседы с многими из них убедили меня, что простой русский человек не верил коммунистической партии; очень многие просто кипели ненавистью к партийным функционерам. Нашлись тысячи украинцев и белорусов, которые даже после трагических отступлений немецких войск зимой 1942/43 года взяли в руки оружие, чтобы освободить Россию от коммунистического рабства.
Было интересно наблюдать, хотя это и не обнадеживало, как политические деятели Германии вели себя в подобной ситуации. Войска не получали никаких директив относительно ведения войны в России. Гитлер освободил русских от довлевших над ними коммунистов-комиссаров, но вместо них поставил своих рейхскомиссаров. Так, украинцы испытали на себе тяжелую руку гаулейтера Коха, вызвавшего всеобщую ненависть. Колхозы на завоеванной нами территории остались; они лишь были переименованы в общины. Не было создано и армии, поскольку, если бы Гитлер на это пошел, ему пришлось бы дать определенные обязательства, а это шло вразрез с его политическими планами. Было лишь разрешено формирование нескольких дивизий из местных казаков и украинцев, причем с большой неохотой. Короче говоря, русским было позволено быть только «Hiwi»[179], но это не накладывало на наших политических лидеров никаких обязательств. Вместо высылки в Сибирь, тысячи русских мужчин и женщин были отправлены в Германию, где их называли Ostarbeiter (рабочие с Востока). Практически они находились на положении рабов.
Таким стало «освобождение» людей, многие из которых приветствовали немецких солдат как друзей и благодетелей.
Советская пропаганда не преминула тут же использовать в своих интересах психологические ошибки, допущенные Гитлером и его рейхскомиссарами. Самым искусным образом Сталин сыграл на патриотизме русских людей, а его пропаганда успешно представила войну как борьбу за свободу и независимость Отечества. Были возвращены все традиции бывшей царской армии. Вскоре на фронте появились гвардейские дивизии и гвардейские бригады. Офицеры с гордостью щеголяли новенькими золотыми погонами, которые большевики в свое время заклеймили как символ реакции. Было даже достигнуто на определенных условиях соглашение с Церковью.
Немецкая политика была одной из главных причин активизации партизанской борьбы, и за это пришлось расплачиваться нашим солдатам. Множество русских патриотов, возмущенных безжалостным отношением к ним со стороны германской военной администрации, пополнило ряды партизан. Лишь в сентябре 1944 года, когда на земле России не оставалось уже ни одного немецкого солдата, генералу Власову, взятому в плен в феврале 1943 года, разрешили создать Русскую освободительную армию, но было уже поздно.