Книга Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов

Сколько их было — «хороших» правителей, в отличие от крутого Петра I или «вешателя» Столыпина! Взять Николая II. События 1904–1905 года показали, что ни государство с армией, ни народ к масштабной войне были не готовы. Но царь не нашел ничего лучшего, чем через девять лет втравить империю в еще больший конфликт с лучшими армиями Европы.

Здесь мы сталкиваемся с веками решаемой, но пока неразрешимой дилеммой добра и зла. Если бы противостояние шло лишь между «плохим» и «хорошим», как в сказках, то и проблемы бы не было. Но в жизни нередко светлое переливается в темное, а темное становится генератором светлого. Да так, что, порой, одно становится трудно отличить от другого. С позиций физики понять сей процесс можно: то и другое суть энергия. А энергия горения может служить как задаче созидания, так и разрушения. Вот и получается, что хорошие люди могут приводить к негативным последствиям, а плохие — делать хорошее дело, если они (например, эксплуататоры) люди действия. Так на смену хорошим интеллигентом пришли нехорошие большевики, чтобы в короткие сроки свершить давно назревшую индустриализацию и раскрыть потенциал народа. Благодаря этому, лапотная Россия с вкраплениями ученых и современных заводов через тридцать лет стала супердержавой. После чего все вновь вернулось на круги своя. Милые люди, сменившие готовых на любую кровь большевиков, быстренько завели страну в тупик. Из благих побуждений, разумеется, за фасадом которых нелегко заметить их деградантную сущность.

3.4.2. «Бюрократический социализм»

Началом будущих проблем стало формирование в СССР «бюрократического социализма». Управление не может терпеть расплывчатой ответственности. Собственность должна иметь конкретного распорядителя. Поэтому вопреки представлениям марксистов о роли трудящихся в обществе социализма, все управление в государстве закономерно сосредоточилось в руках нескольких тысяч управленцев. Бюрократией их делала замкнутость на своей системе. Подбор, продвижение по карьерной лестнице, реальная иерархическая зависимость, придавали им черты касты. Их власть лишь на бумаге зависела от народа, а на деле все решалось внутри группы.

Кроме того, система носила гипертрофированно «полувоенный» характер. Больше половины союзных республик не были представлены в Политбюро ЦК КПСС, но зато там всегда были зарезервированы места для министра обороны и председателя КГБ.

Но бюрократия есть во всех странах. Это неизбежное зло, определяемое необходимостью иметь профессиональных управленцев. Однако главной бедой социалистической системы была не бюрократия, как часто считается. Все же она поспособствовала выводу СССР на вторые роли в мировой экономике и первые — в международных отношениях, что нынешней бюрократии и бизнесу не по зубам в принципе. Роковым стало господство «трудовой теории стоимости». Один из ее постулатов гласил: цены определяются затратами труда. Мало того, что это затрудняло борьбу за снижение затрат при производстве товаров, но еще определяло политику цен. При социализме цена продукта, в соответствии с «теорией», определялась ее затратами (себестоимостью) и фиксированной торговой наценкой (например, 15 процентов). Считалось, что такая цена возмещает издержки производителя и дает возможность для расширенного воспроизводства. Но выяснилось, что теория серьезно расходится с жизнью. Предприятия плохо вписывались в скорости научно-технического прогресса. Им куда важнее была стабильность. Она позволяла из года в год выполнять спускаемый сверху директивный план и держать издержки на устоявшемся уровне. Ту роль, что в классическом капитализме выполняла конкуренция, при социализме функцию погоняла исполнял Госплан и другие государственно-партийные учреждения (Совет министров, Политбюро, аппарат обкомов и райкомов). Но одно дело бороться с объективными обстоятельствами, каковой была конкуренция, и другое — иметь дело с конкретными людьми, от которых зависели плановые задания по выпуску продукции, снижения затрат, численности работников и т. п. Возникла практика выбивания ресурсов (фондов) и корректировки плановых зада- ний. «Толкачи» стали важными фигурами в системе функционирования советского хозяйства. Но хуже всего было искажение ценовых пропорций, этих важнейших индикаторов производства и распределения, что привело к такому «неустранимому» явлению советской жизни как дефицит.

В Советском Союзе десятилетиями проводилась политика замораживания цен. В соответствии с «теорией трудовой стоимости» считалось, что цены при социализме расти не должны, наоборот, они обязаны снижаться, потому что при научно-техническом прогрессе должны сокращаться издержки производства. То было грубейшей ошибкой. Стоимость производства росла, и тому были объективные причины. Если сто лет назад миллион был огромным капиталом, то ныне для организации серьезного производства необходим миллиард. Другое, что еще большими темпами, чем стоимость производства, растет производительность труда. Вся эта динамика отражается в ценах. Цены — не улица с односторонним движением. Их движение «вниз» и «вверх» экономике необходим как воздух.

Экономические законы, подобно законам природы, универсальны, хотя могут отличаться в своих проявлениях в зависимости от среды. «Социалистические» экономические законы не отменяли инфляции (роста издержек производства, что отражалось в «обесценивании» денег), а значит, необходимости изменения цен. Но раз считалось, что цены при социализме какие-то особые, кардинально отличные от рыночных, то они не служили индикатором спроса для хозяйствующих субъектов. Хотя владелец новых «Жигулей» сразу же мог перепродать свою машину за 7 тысяч рублей, но государство упорно продавало их за 5,6 тысяч, создавая очереди и теневой рынок. В результате, Советский Союз получил перманентный дефицит на многие товары и, одновременно, придавленную инфляцию. Официально ее не было вовсе, ведь это признак капиталистической экономики! Однако она была, и «социалистическая» инфляция стимулировала развитие теневой экономики, одновременно подрывая трудовую мотивацию и нарождающийся социалистический образ жизни. Со временем все большая доля товарообмена стала осуществляться, минуя обычные каналы оптовой и розничной торговли, пока магазины не опустели почти полностью. Зато когда в январе 1992 года цены были отпущены, товары сразу вернулись в места своей законной реализации — в магазины.

Механизм советской теневой торговли был прост и основан на перепаде цен. Цены в государственной торговли были существенно занижены по сравнению с имеющимся платежным спросом. Изменение цен допускалось в централизованном порядке. Выходило постановление Совета министров СССР, по которому объявлялся новый прейскурант на ту или иную группу товаров. Такой порядок объяснялся необходимостью поддержания равновесия между запланированным объемом выделяемых народному хозяйству ресурсов и объемом плановых денежных средств на их оборот. Но так как динамика экономики значительно опережала решения по изменению цен, то возникал разрыв между реальным спросом и наличным предложением. Так укоренилась основная проблема советского образа жизни: как достать дефицит? Естественно, что работники торговли и распределительных органов (Госснаба, отделов сбыта предприятий) имели существенное преимущество в получении, а значит, и реализации дефицита. Но перепродажа в крупных размерах каралась по статьям спекуляция и незаконное предпринимательство как уголовное преступление, поэтому приходилось вступать в особые отношения с представителями МВД и партийных органов. Так возникла системная коррупция, приобретшая при Брежневе всесоюзные масштабы. Можно вспомнить кинофильм «Берегись автомобиля» и подсудимого Деточкина с его криком души: «Ведь воруют, граждане судьи, много воруют». Но показанное в фильме «воровство» было связано именно с реализацией дефицита.