Книга Эхо первой любви - Мария Воронова

Приятель потом рассказал начмеду, что детский хирург, осмотрев девочку, тоже не нашел признаков аппендицита (как раз истекли два часа, предназначенные для наблюдения), но поскольку все это сопровождалось скандальной историей, счел за лучшее прооперировать. А вдруг?

– Ну и хорошо, – улыбнулся Лев Абрамович, – а если бы потом у девочки случился настоящий аппендицит, еще неизвестно, выжила бы она с такой-то родней.

Хорошо-то хорошо, подтвердил начмед, только в выписном эпикризе никогда не пишется, что аппендицита не было. Каждый день тысячи докторов по всей стране проводят гипердиагностику и удаляют здоровые червеобразные отростки, потому что сомнения в экстренной хирургии всегда решаются в пользу операции, и на этот случай есть прекрасный диагноз: «острый катаральный аппендицит».

Профессионалу сразу ясно, о чем тут идет речь, но для сумасшедшей дамы эпикриз послужил доказательством ее правоты. Она потом приходила к начмеду, трясла бумажкой перед его носом и обещала «вывести на чистую воду всю вашу шарагу». Начмед предложил ей прийти в следующий раз с законным представителем ребенка и вызвал охрану. Все же он был опытный врач и знал, что спорить с психами – дело пустое и энергоемкое. Мать с отцом, видимо, жаждой мести не горели, потому что больше никто не приходил, зато в соцсетях появилась куча пасквилей на больницу в целом и конкретно на начмеда и дежурного хирурга. Первый раз став звездами интернета, доктора некоторое время отслеживали посты и читали комментарии. Их приятно удивило, что многие граждане встали на защиту медиков, писали о них хорошие отзывы, сочувствовали, как им приходится работать в жестких условиях дефицита всего, с теплотой вспоминали свое собственное пребывание в больнице. Такие комментарии авторша пасквилей без внимания не оставляла, очертя голову кидалась в дискуссию, не гнушаясь полемикой вроде «вот когда вы сами будете умирать в этом коровнике…», будто специально провоцируя людей на агрессию.

Кроме соцсетей она не забыла написать на сайт Администрации Президента Российской Федерации, и начмеду пришлось долго и нудно объяснять, что уничтожение детей не является приоритетным направлением деятельности больницы.

Так продолжалось около двух месяцев, но потом, к счастью, дама отвлеклась на что-то другое. Зато теперь в больнице свято соблюдают врачебную тайну и проверяют родственную принадлежность.

– Вот видите, как бывает, – сказал Макс, когда начмед поздравил их с Новым годом и отключился, – вообще кто бы взял и подсчитал, какой ущерб наносят государству скандальные родственники! Мы бы ужаснулись, увидев итоговую цифру.

– Да неужели?

– Вы думаете, врачи равнодушные и глупые люди, которых надо постоянно понукать? Пока не сунешь в карман или не пригрозишь жалобой, они пальцем не шевельнут? Вы разделяете это мнение?

– Не знаю, – Лев Абрамович развел руками, – на собственной шкуре медицинскую помощь я давненько не испытывал, а заболевшего зятя пришлось в Германию отправить. Внучка у меня врач от бога, это да, но за других ничего не имею сказать.

– Хорошо, давайте бога пока отставим, а поговорим на сухом языке денег. Возьмем случай, о котором мы только что узнали. Ребенок поступает в стационар с острым аппендицитом. Что ж, дело житейское, и на его лечение тратится определенная сумма, куда входят операция, медикаменты и пребывание в стационаре. Операция, может, без применения высоких технологий, медикаменты не самые современные, а пребывание в стационаре не слишком комфортабельное, но это то, что гарантировано каждому гражданину, имеющему полис ОМС. Но в нашем случае события развиваются по иному сценарию. Ребенок поступает в больницу, ему проводят осмотры специалистов, берут анализы, размещают на койке. Все это стоит денег. Не учитываем нервные клетки врача и начмеда, они бесплатные, но в итоге отец требует перевода в другую клинику. Ребенка с подозрением на аппендицит нельзя отправлять на все четыре стороны, следовательно, транспортировка силами скорой помощи, что тоже стоит денег. В другой клинике дублируются все анализы и осмотры, так что смело накидывайте минимум десять тысяч к сумме, затраченной на лечение ребенка.

– Но если медицинских показаний не было, то зачем же?

– Ах, Лев Абрамович! – усмехнулся Макс. – В нынешней обстановке главный вопрос, который задает себе врач, это не «что с больным?», а «что будет со мной?», потому что страшно не то, что пациент помрет, а что жалобу напишет. Понимаете, если бы папаша отказался от лечения, тут можно было бы его реально нагнуть. Вызвать службу опеки, и они уж показали бы ему, как правильно лечить детский аппендицит. Но он-то через свою бабу требовал квалифицированной помощи! А представьте, врач настоял бы на своем? Сказал бы: положено оперировать тут, и не волнует!

– Ну и настоял бы.

– А что-то пошло бы не так? Допустим, рана нагноилась бы? Бесполезно было бы объяснять, что ты действовал по правилам и стандартам. В зависимости от упорства и фантазии родителей тебе бы вынесли мозг от одной до семи инстанций. Поэтому врачу проще потратить немножко народных денежек, которые все равно ни при каких обстоятельствах не попали бы в его карман, чем идти на принцип. Понимаете, если сейчас сконструировать некий прибор, измеряющий настроение в обществе, и шкалу, где на одном конце благодарность, а на другом мстительность, то стрелка этого барометра плотно прилипнет к мстительности и очень-очень редко когда немножко дрогнет в сторону благодарности.

– Вы же обещали на сухом языке денег, а риторика пошла, – хмыкнул Дворкин и взял еще пирожок с капустой. Вкус почти божественный, но все же не так хорош, как у Фридиной стряпни.

– Денег? Извольте, – Макс вскочил и заходил по кабинету, по-лекторски сложив руки за спиной, – привозит «Скорая» бабку, не потому что ей дико плохо, а родственники настаивают на госпитализации. Вот уж где риторика так риторика! Ей же плохо! Вы будете стоять и смотреть, как человек умирает! Вы давали клятву Гиппократа! Нам с вами, Лев Абрамович, у граждан, желающих спихнуть беспомощного члена семьи в стационар, еще учиться и учиться ораторскому искусству. Ну да не суть. Бабка в своем нынешнем состоянии пребывает уже двадцать лет и до недавнего времени большую часть жизни проводила в психушке с диагнозом «органическое поражение мозга». Но сумасшедших нынче больше, чем мест в больнице, поэтому бабку отправили на домашний режим, дали родным рекомендации, которые те, естественно, не выполняли, в том числе не давали таблетки, прописанные бабке терапевтом от давления и аритмии. Заводиться с признанием бабушки недееспособной и определением ее в психоневрологический интернат они почему-то не захотели. Думаю, потому что туда вместе с бабушкой надо отдать и ее пенсию, а может, там еще и квартирный вопрос имеется. Ну не суть, важно, что бабка у них почему-то не захотела помирать. Тогда они вызвали «Скорую помощь» и вынудили доставить старушку в стационар. На дому, не имея при себе никаких методов обследования, трудно поставить правильный диагноз и исключить угрожающее жизни состояние. Ты можешь быть уверен на девяносто девять процентов, но пресловутый один процент, усиленный воплями родственников, заставит тебя погрузить бабку на носилки и потащить в приемник, причем обеспокоенные члены семьи откажутся принять участие в транспортировке, потому что у них у всех грыжи и больное сердце. Итак, бабка прикатывает в приемник, и начинается игра «у кого из врачей нервы крепче». Каждый исключает свою острую патологию, но родственники произносят страстные и цветистые речи, и кто-то из специалистов обязательно сдается. В данном случае слаб в коленках оказался хирург. Он диагностирует бабке тромбоз глубоких вен, которого там в помине нет, и госпитализирует в отделение. Начинаем считать деньги. Потом учтите, что санитарок адский дефицит, медсестра одна на двадцать пять человек, а за бабушкой надо ухаживать, кормить ее, мыть, выносить судно и вообще приглядывать. Родственники, естественно, тут же пропадают и в больнице не появляются. Заведующий отделением – матерый хирург, повидал в жизни всякое и прекрасно знает, что проще пролечить бабку неделю от несуществующего тромбоза, чем выпихнуть ее домой, назначает гепарин, который в бабкиной ситуации лишним не будет, и успокаивается. Наступает день икс, выписка. Откуда ни возьмись появляется дочка и начинает вопить, что нельзя выкидывать на улицу тяжелобольного человека, причем пребывает в состоянии такого праведного негодования, будто рассчитывала забрать свою мамашу юной разумной девушкой, а не старой развалиной, которой та являлась последние двадцать лет и останется навсегда. Робкие возражения, что кроме стационара есть еще и амбулаторное лечение, и что вообще-то бабку не выкидывают на улицу, а отправляют домой к любящим и заботливым детям, остаются без внимания. Разгорается дикий скандал. Что ж, заведующий смотрит историю болезни: там действительно не самая хорошая кардиограмма, а дочка еще дополнительно бьет по всем фронтам и сочиняет симптомы, почерпнутые в интернете, про кашель с кровью, черный стул и прочие грозные штучки. Заведующий пытается спихнуть бабку в терапию, но там тоже не новички сидят. Показаний к госпитализации нет, весь свой букет бабка может лечить по месту жительства с помощью таблеток. Если надо, терапевты сейчас придут и распишут схему на дорожку. Дочка продолжает бушевать, привлекается начмед. О'кей, говорит начмед, сам немного психопат, поэтому устойчивый к манипуляторам, вы не хотите смотреть за своей бабушкой, можем предложить вам отделение паллиативной помощи, где за ней будут ухаживать за тысячу примерно рублей в день. Дочка истошно верещит: «У нас медицина бесплатная!!!», обвиняет беднягу начмеда в вымогательстве, упоминает прокуратуру и газету и гордо покидает арену, оставив бабушку на расправу идиотам-докторам. Бабка полностью без мозгов, поэтому дать ей в зубы выписку и отправить домой пусть даже сантранспортом не представляется возможным. Если бы она хоть была признана недееспособной, а дочка являлась ее опекуншей, можно было бы настучать в соцслужбу, но по документам бабка вполне себе нормальный человек, а дочка – просто дочка. Начинается второй виток диагностики. Назначается куча дорогостоящих исследований с одной лишь целью – доказать, что бабка не нуждается в стационарном лечении, причем напоминает это игру в карты на этапе, когда разыгрываются козыри. Хирург делает исследование – пожалуйста, тромбоза нет, извольте забрать в терапию. Терапевт – а вот вам ЭХО-КГ, сократительная способность миокарда в норме, так что до свидания, и вообще со слов дочки у нее было кровохарканье. Хирург – а мы зайдем с КТ грудной клетки, патологических образований нет, ха-ха, ваша карта бита! Дочка тем временем на всех углах визжит про вымогательство. В итоге бабка все же оказывается в отделении паллиативной помощи, но уже бесплатно. Начмед говорит дочке: «Вы понимаете, если я сейчас потрачу деньги на вашу маму, мне потом не на что будет лечить вашего ребенка?», на что она отвечает: «Найдете деньги, никуда не денетесь».