Книга Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд

— Добрый день, Мария. Вот я и приехал вас забрать. Пусть Лаура упакует твои вещи. Мы должны выехать через час. Я распоряжусь, чтобы аббат приготовил нам еду.

Мария не отвечала. Она даже не взглянула на мужа. Словно его тут не было. Он пересек комнату и взял ее за руку.

— Мария, что с тобой? — Она не отвечала. Он предположил, что она приняла снотворное снадобье Беатриче — может быть, слишком большую дозу — и еще находилась под его действием. Он постучал в дверь соседней комнаты, где спала Лаура, и вошел. Служанки там не было. Карло начал злиться.

Он прошагал по коридорам, направляясь в кабинет аббата, и столкнулся с возвращавшейся Лаурой.

— Лаура! С твоей госпожой происходит что-то странное. Как ты смеешь оставлять ее одну в таком состоянии? Что с ней такое?

— Ваша светлость, простите меня, пожалуйста, — со слезами произнесла девушка, приседая в реверансе. — Аббат должен вам что-то сообщить.

— Почему это он должен мне сообщить? Говори ты. В чем дело?

— Я думаю, ваша светлость, лучше бы…

— Говори! — загремел Карло.

— Госпожа Беатриче… — тихо сказала Лаура. — Она умерла вчера ночью.

Не веря своим ушам, Карло долго смотрел на Лауру. Он потер лоб, вздохнул и перекрестился.

— Как она умерла? — спросил он.

— В результате выкидыша, вызванного падением. Она пошла на прогулку в горах, — тут Лаура начала рыдать, — и монахи полагают, что она оступилась и упала. — Она рассказала о большой потере крови у Беатриче и о том, как мертвый зародыш медленно отравлял организм девочки. Хотя Лаура и не поведала об этом Карло, последние дни Беатриче были сплошной мукой: ее била лихорадка и рвало ядовитой черной жидкостью. В бреду она кричала, что родила гниющий труп.

Карло глубоко вздохнул.

— Что она делала там одна?

— Она ушла одна ранним утром. У нее была такая привычка.

— Да. — Он прикрыл глаза руками. Он по-своему любил Беатриче, хотя она его сильно раздражала. Его восхищало ее мужество и оригинальный взгляд на мир, который он находил довольно интересным. — А твоя госпожа? Как она дошла до того бесчувственного состояния, в котором пребывает? Что этому предшествовало?

— После того как Беатриче приняла причастие и испустила последний вздох, моя госпожа легла рядом с ней. Она не позволила себя поднять, хотя монахи и аббат были чрезвычайно добры и мягки. Они послали за монахинями и другими женщинами из деревни, чтобы поддержать госпожу в ее горе. Она цеплялась за Беатриче, и никакая сила в мире не могла сдвинуть ее с места. Единственное, что можно было сделать, — это оставить ее там, рядом с холодным телом ее бедной дочери и прикрыть одеялом, чтобы госпожа не замерзла. Монахини просидели с ними всю ночь. А сегодня утром, когда пришло время обрядить тело и подготовиться к обратному путешествию в Неаполь — потому что, возьму на себя смелость предположить, ваша светлость, что семья захочет похоронить Беатриче в склепе семьи Карафа, — возникла необходимость оторвать мою бедную госпожу от ее ребенка, а когда мы это сделали, она все кричала и кричала, так что у меня волосы стали дыбом, и так она кричала, и ломала руки, и рвала на себе платье и волосы больше часа, бегая по комнате, и все наши попытки успокоить ее были тщетны. Она кричала, пока не сорвала голос. Тогда госпожу унесли в ее комнату, но она не хотела лечь в постель, а сидела в кресле. Я оставила ее всего на несколько минут, когда монахини попросили меня достать вещи из сундука Беатриче, чтобы обрядить ее.

Вернувшись в Неаполь, Мария вышла из ступора, только чтобы обрядить и похоронить Беатриче. Она выбрала самый лучший шелк, вышитый золотом, для савана и самые мягкие бархатные туфельки. В утро похорон она неимоверным усилием взяла себя в руки, вошла в комнату Беатриче и открыла маленькую шкатулку с сокровищами, которые были столь драгоценны для ее дочери. Как ни странно, Беатриче, перебравшись в палаццо Карафа, оставила их здесь. Может быть, они были ей больше не нужны. Внутри был каштановый локон Федериго, его серебряная пряжка от пояса, синие и красные перышки ее любимого южноамериканского попугая, умершего в Мессине; миниатюра с изображением Марии в детстве, изумительная розовая раковина и маленький молитвенник с рубиновым крестом, вделанным в обложку из слоновой кости, который ей подарила на одиннадцатилетие бабушка Свева. При виде этих предметов Марию охватил острый приступ отчаяния, и она, рыдая, упала на кровать Беатриче. Некоторое время она любовно перебирала их. Потом зашла в свою комнату и, взяв жемчужную брошь в форме сердечка, которая всегда нравилась Беатриче, положила в шкатулку к другим вещам. Потом легла на маленькую кровать и осталась там, безудержно плача. Она прижала к губам локон Федериго. Теперь она потеряла и Беатриче. Плоть от плоти Федериго ушла в иной мир. С потерей Беатриче она снова потеряла Федериго Карафа. Ничего больше не осталось от их брака.

Она не знала, что прошел целый час, вообще утратила чувство времени, когда вошла Лаура и осторожно дотронулась до ее руки.

В сопровождении стражи Джезуальдо Мария словно в тумане продвигалась по Спакканаполи, молясь, чтобы какой-нибудь головорез вынырнул из тени и, вонзив ей нож в сердце, положил конец ее страданиям.

Когда она вошла в затемненную комнату, где лежала Беатриче, Мадделена, обнявшая Марка Антонио, вместе с ним смотрела на гроб в скорбном молчании. Они поднялись и печально поцеловали Марию, прежде чем оставить ее наедине с дочерью, но она едва их заметила. Она положила шкатулку у сердца Беатриче. При тусклом свете свечей светло-каштановые волосы дочери все еще блестели. Каким восковым стало ее маленькое личико! Люди говорят, что мертвые выглядят безмятежными. Что за чушь. Беатриче не выглядела безмятежной. Она выглядела мертвой… мертвой… мертвой. Она ушла, улетела. Ничего не осталось — лишь тело, которое так недолго населяла ее ясная душа. И все же Мария говорила с этим маленьким ссохшимся телом, шепча вздор, казавшийся ей самой бредом сумасшедшей: «Открой свои серые глазки. Дай мне взглянуть на них всего лишь раз». Кто-то тихо вошел в комнату, но она не увидела этого. Она сходила с ума, уже была безумной. Какое это имеет значение? Ей хотелось кричать, кричать, кричать, и она крепко обхватила голову руками, чтобы сдержаться. И в этот момент она почувствовала, как ее тело объяла темнота столь утешительная, исполненная столь нежного шепота, что испытала странное облегчение. Она сама не знала, были ли слезы, хлынувшие у нее из глаз, слезами печали или радости, — они принесли сладостное облегчение. Тихий шепот вливался ей в уши, утешая, а слабое дыхание фигуры в темном плаще согревало ее. Ее подняли с пола и понесли, и, только когда осторожно опустили на длинный диван, она пришла в себя и увидела, что темный ангел, который сейчас нежно гладил ее по лицу, — Фабрицио Карафа. Даже если это сам дьявол, искушающий ее, — пусть его утешительные ласки не прекращаются. Потом ее охватило неодолимое желание, чтобы его губы коснулись ее губ, и она села с резким криком ужаса от того, что делает. И это в той самой комнате, где лежит мертвая Беатриче. Она действительно сошла с ума.