Книга Механизм Времени - Андрей Валентинов

Нет никакой связи между отчетом, разоблачающим шарлатана, и гибелью монаршей четы, а также Лавуазье, Байи и еще кое-кого из «комиссаров», под ножом революционной Мадам Гильотины. Совпадение, гримасы истории...

В год осуждения Месмера юному Андерсу Эрстеду исполнилось шесть лет. Сын бедного, как церковная мышь, аптекаря, он знать ничего не знал про магнетизм. Городской парикмахер учил паренька немецкому языку, жена парикмахера – датскому, пастор – грамматике и истории, землемер – арифметике, заезжий студент – свойствам минералов; отец приставил обоих сыновей к пробиркам...

Они познакомятся позже, в 1800-м, на переломе веков – Эрстед-младший, начинающий юрист, и Месмер-единственный, враль и мистик. Чем молодой человек понравился старику-анахорету? – бог весть... Но визиты датского гостя во Фрауэнфельд, где Месмер в то время имел крохотную медицинскую практику, станут частыми. Обучаясь искусству магнитотерапии, отточенному изгнанником за годы одиночества, Эрстед поймет главное.

Франц Месмер не был ни мистиком, ни шарлатаном.

Он был ученым.

Роба из синего шелка. Камерный оркестр, играющий во время сеансов. Бассейн с намагниченной водой. Железные штыри с рукоятями, торчащие из бассейна. Природные магниты особой формы – все, что казалось трюками иллюзиониста, было инструментарием хирурга. Магнетизер оперировал пораженный флюид, не заботясь, что скажут окружающие.

Увы, время – и последователи-верхогляды! – выбросит наследие мастера на помойку. От широкого пути магнитотерапии останется две тропинки: обман легковерных – и сомнамбулизм.

Скажут, что Месмер был адептом двух – трех! десяти! – «Великих Братств». Что его послали высшие силы – открыть рациональной Европе тайны оккультизма. Что куратором его был граф Сен-Жермен, обладатель философского камня; что на помощь освистанному Месмеру выслали графа Калиостро. Увы, оба графа не справились с заданием – первый не вовремя умер в Шлезвиге, второй прельстился златом в Санкт-Петербурге...

Третьего графа для поддержки Месмера, по слухам, готовил лично аббат Фариа – португалец-факир, более известный как Брамин Фариа. Но и третий граф опоздал, угодив в тюрьму как раз в год смерти великого магнетизера. Сейчас граф-неудачник якобы бежал из заключения – и, сколотив миллионное состояние, обретался на Востоке, одержим идеей мести врагам Месмера.

– Калиостровщина, прости Господи... – сказал бы отец Аввакум.

Интересно, что сказал бы русский миссионер, увидев Эрстеда в лазурном халате, склонившегося над обнаженной китаянкой? Ведь знал, вполне мог знать, что «комиссар» Жан Байи приложил к отчету, отлучившему Месмера от науки, конфиденциальную записку для сластолюбца Людовика XVI:

«Во время сеансов, ваше величество, у дам начинается смятение чувств. Нередко оно приводит к бесстыдным проявлениям страсти...»

...Тело китаянки выгнуло дугой, как от мощнейшего разряда. Лязгнули зубы, с губ сорвался хриплый стон. Начало стабилизации, отметил Эрстед. Пока все идет по плану.

Он подал знак князю.

– Vi ravviso, o luoghi ameni!.. Вас я вижу, места родные...

Дивным баритоном Волмонтович запел арию графа Родольфа из оперы Беллини «Сомнамбула». На премьеру в «Ла Скала» они попали накануне отплытия в Китай. Придя в восторг, князь купил в театральной лавке ноты – и все плавание разучивал «Сомнамбулу», скрашивая досуг пассажиров и поднимая настроение команды.

О вокальных штудиях договорились заранее. Сложный сеанс требовал соответствующих, гармонически организованных вибраций. Поначалу Эрстед хотел пригласить здешних музыкантов, но князь его отговорил: «Азия, друг мой! Не поймут...»

По здравом размышлении датчанин согласился.

– A fosco cielo, a notte bruna... здесь можно встретить ночной порою...

Продолжая петь, Волмонтович между делом проверил пистолеты. Слишком уж бурно шел процесс, и князя это беспокоило.

– ...ночной порою... ужасный призрак!..

Пин-эр тонула в волнах мучительных судорог. Пальцы сжимались в кулаки, оставляя на ладонях кровавые лунки от ногтей, – и вдруг сплетались немыслимым образом, обретя гибкость червей. Руки-ноги, обезумев, выворачивались из суставов. Спасибо годам упражнений! – иначе девушка давно порвала бы связки.

Эрстед брызгал на пациентку водой, чертил на ее теле замысловатые фигуры, ловко орудуя магнитами. Он не стеснялся прикасаться к интимным местам, если это требовалось для стабилизации флюида. Пять запасных магнитов он расположил в узловых точках. Черные полоски металла, казалось, приклеились к Пин-эр, чудом удерживаясь на ней – несмотря на отчаянное сопротивление ину-гами, желавшего сохранить целостность.

Так изгоняют бесов. Брызги святой воды, одержимую треплют конвульсии. Экзорцист творит крестные знамения и машет кадилом; помощник распевает псалмы... Впрочем, скажи кто-нибудь Эрстеду о его сходстве с экзорцистом, датчанин возмутился бы: «Я ученый, а не отец-доминиканец!»

Баритон князя взлетел мощным крещендо, заполнив комнату. Девушка забилась на столе птицей, угодившей в силок. На губах выступила пена. Ремни затрещали.

– Криз! У нее криз!

3

Князь замолчал, взявшись за трость. К счастью, насилие не понадобилось – китаянка обмякла. Мышцы расслаблялись с неохотой, не веря, что пытка закончилась. Дыхание успокоилось, на бледных щеках проступил румянец. Затрепетали ресницы...

– Осторожней, Андерс.

– Не волнуйтесь, князь, – Эрстед взял полотенце, вытер пот со лба. Он взмок, как после восхождения на гору. – Она в здравом уме. Видите? – смотрит на нас. Все в порядке, госпожа Вэй. Лежите, отдыхайте. Сейчас я... м-м... удостоверюсь в успехе, и мы вас развяжем.

Экзорцист исчез. На смену ему пришел провинциальный доктор у ложа пациента, идущего на поправку.

– Чудненько, чудненько... А тут у нас что? Узелочек? Не страшно, со временем рассосется... И еще здесь... но в целом... очень даже! – Наклонившись, он стал мыть руки в лохани: там еще оставалась вода. – Похоже, мы справились с ину-гами! Призрак расточился...

– Спасибо, – лицо Пин-эр озарилось улыбкой. – Благодарю вас, мастер Эр Цэ-э-е-е-е-е-е!..

Голос ее сорвался на визг: пронзительный, режущий уши. Эрстед отшатнулся, схватив пару магнитов. Князь без лишних церемоний задвинул друга себе за спину. Громко щелкнул взводимый курок пистолета.

– Не стреляйте!

С неохотой Волмонтович подчинился. Но он по-прежнему держал Пин-эр на прицеле. Рука князя, сжимавшая оружие, не дрожала.

Визг перешел в жалобный скулеж. Пин-эр извернулась, впившись зубами в ремень на правом запястье. Скрип, отчаянный треск кожи; девица с остервенением мотала головой, словно зверь, схвативший добычу... Секунда, другая, и ремень лопнул. Пока девушка грызла путы, ее левая рука сделалась неправдоподобно тонкой – и выскользнула из петли.