Книга Королева Ойкумены - Генри Лайон Олди

V

Эту детскую площадку выбрала Фрида.

Если есть в Ойкумене что-то неизменное, так это детские площадки. Гвалт, беготня; ссоры и примирения. Лесенки, качели, «бревна». Амортизирующий псевдо-газон. Крепость с клоунами-рыцарями. Песочница. Игровой комплекс «Гномик». Три желоба для съезжания вниз на мягкой попе.

Гуляй, малышня!

Не то чтобы Фрида очень любила детей. Вынуждая хозяйку бегать не на стадионе – расположенном кстати, гораздо ближе к дому – а здесь, вокруг ребячьего царства, химера преследовала какие-то свои, недоступные человеку цели. Наверное, ей нравилось место. Наверное, параллели и меридианы сходились здесь особым, химерическим образом. Ради удовольствия бродить между «горок» и каруселек, Фрида шла на гигантские жертвы. Только козья ипостась – барс и ящер никогда не являлись взору детворы, а главное, матерей и нянек. В облике горала Фрида терпела, когда ее гладят, давала «подергать за рожки», «расчесать шерстку» и даже – Великий Космос! – позволяла самым отъявленным наглецам прокатиться верхом. Взамен она, четвероногая богиня, требовала благоговения и подношений. Ей перетаскали всю морковку, какая нашлась в окрестных магазинах.

– Козочка! – радовались дети. – Козочка пришла!

– Сложно держать дома козу? – сочувствовали мамаши.

Ага, соглашалась Регина. Не то слово. Такая зараза…

– Молоко дает? Козье – самое полезное.

Дает, кивала Регина. Доимся с утра до вечера.

– Не поделитесь? Я заплачу!

Нет, отказывала Регина. Я жадина, сама всё выпью.

Доктора ван Фрассен здесь не любили. На площадке ее терпели – ради Фриды. Пусть бегает, пока дети играют с животным. Она и бегала, наслаждаясь солнцем, погожим днем, гомоном, похожим на шорох прибоя у скал…

– Региночка?

Она не сразу узнала женщину, преградившую ей путь. Советница Зоммерфельд очень изменилась. Куда делась пышная, говорливая, кипящая энергией дама? Таран, способный пробить термосиловую броню – где ты? Дорогу загораживала старуха, хотя до старости Гертруде Зоммерфельд было далеко. Бледная кожа, бледные, едва тронутые помадой губы; глаза-пепелища. В руке советница держала пульт дистанционного управления – черный, хищный.

– Региночка… Никуша овдовел.

«Она в курсе. Она всё знает. Всё от начала до конца: вилла, кси-стимулятор, мое участие в затянувшихся похоронах. Этого не может быть! Это закрытая информация…»

– Горе у нас…

– Примите мои соболезнования.

«Неужели Гертруда винит меня в смерти невестки? Объясниться? Нет, нельзя. Я давала подписку, я обязана молчать. Гертруда сошла с ума, она опасна. Пульт… Неужели она явилась убить меня? Хочет отомстить? За что?! Тут кругом дети…»

– Вы кого-то ищете, Региночка?

– Н-нет…

Сумасшедшие прозорливы. Едва Регина огляделась, ища бомбу, которую советница могла бы подорвать сигналом с пульта, и заранее понимая, что ничего не найдет – мать Ника сразу подметила это.

– Я ждала вас, – всхлипнула она. Слезы текли по щекам, размывая косметику. – Сперва я хотела зайти к вам домой, и не смогла. Представляете? Бродила по улице, и не смогла. Мне сказали, вы тут бегаете по утрам… Региночка, я должна, я обязана кое-что сказать вам!..

Регина опоздала. Запреты, въевшиеся в плоть и кровь, в каждую клеточку мозга; социальная адаптация, будь она неладна; цивилизованность, не позволяющая атаковать первой – принципы врача, наконец! – и вот она стоит и смотрит, как советница Зоммерфельд поднимает пульт, как нажимает один сенсор, другой…

К ним подъехала коляска. Внутри, нагой, как при рождении, спал младенец. Коляска поддерживала оптимальный температурный режим, а поглотители без остатка всасывали выделения «пассажира», дезодорируя воздух. Взмах пульта – так волшебница машет палочкой – и кузов набрал прозрачность, давая возможность рассмотреть ребенка без помех. Казалось, мальчик – теперь стало видно, что это мальчик – плавает в пустоте, в метре над землей.

– Артурчик… это наш Артурчик…

– Поздравляю…

– Я виновата перед вами, Региночка.

– Да что вы! Перестаньте…

– Я очень, очень перед вами виновата…

…если я принадлежу к женскому полу и к моменту исполнения завещания у меня будет беременность, завещание не будет иметь силы и не может быть исполнено на протяжении всего периода беременности, пока он не завершится родами, успешными или нет…

«Тиран стимулировал роды у Амалии. За считанные дни до смерти. Милосердие? Вряд ли. Ну да, ребенок – шанс посмотреть, что будет дальше с человеком, пережившим атаку флуктуации во чреве матери. Маленького Артура отдали бабушке – для контроля хватит медсестры, приходящей к Зоммерфельдам на патронаж, врачей в клинике, где наблюдается малыш… Я не знала этого. Нас вообще не баловали подробностями. Сколько прошло времени? Месяц? „Лебедь“ уже тридцать дней как разменял второй век…»

– Как он? Здоровенький?

– Спасибо, не жалуемся. Это я во всём виновата, Региночка.

– В чем? – не выдержала Регина. – В смерти жены Ника?!

На миг советница стала прежней. «Жена? – отразилось на лице Гертруды Зоммерфельд. – Люди смертны, это так естественно… При чем тут жена?»

Удивление вспыхнуло – и погасло.

– Если бы я не разлучила вас, – она избегала смотреть Регине в глаза, – Никуша был бы счастлив. Я точно это знаю. И не спорьте со мной! А так… Я боюсь, он наложит на себя руки. Он такой впечатлительный! Это просто кошмар для дипломата. Я сто раз говорила ему, что нельзя всё принимать близко к сердцу. Представляете? – он прилетел на ее похороны, и на следующий день улетел обратно на Хиззац. Первым же рейсом! Даже не дождался, когда нам отдадут ребенка. Я уговаривала его задержаться, на колени становилась… Нет, и всё! Никуша не любил Амалию, он с самого начала ее просто терпел…

– Прекратите!

– Я же знаю!

– Как вы можете? Это же мать вашего внука!

– Не спорьте со мной, Региночка. Лучше бы он женился на вас, честное слово…

Она говорила и говорила, повышая голос, перекрывая шум ребятни. На них уже поглядывали. Но Гертруде надо было выговориться. В сущности, ее не интересовало, слушает ли Регина. Регина и не слушала. Она вспоминала Тирана, как тот напоследок, перед расставанием, предложил доктору ван Фрассен удалить воспоминания об инциденте на «Цаган-Сара» – и о дальнейшем пребывании членов консилиума на закрытой вилле.

«Сама себе, что ли, удалю?» – изумилась Регина.

«Зачем? – на полном серьезе возразил Тиран. – Вон вас здесь сколько, специалистов. Нет, не подумайте плохого. Я уверен, что вы не станете болтать лишнего. Просто… Так будет легче, не правда ли? Вам – легче, да?»