Книга Увези меня на лимузине! - Анна Ольховская

Прошло около часа с момента телефонного разговора с Артуром, прежде чем у дверей почты притормозила черная «Волга». Корпоративные предпочтения, смотрю, здесь не изменились.

Из машины вышли двое мужчин самой неприметной внешности, в серых же костюмах. Люди в сером. Агент Джей и агент Кей, для друзей Женя и Костя.

Они вошли в помещение почты и направились прямо ко мне. Аплодировать их проницательности я не стала, поскольку в комнате находились всего два человека: притаившаяся за конторкой работница и, собственно, я.

– Вы – Анна? – улыбнулся один из мужчин.

М-да, мышцы этого неприметного лица так сосредоточились на поддержании неприметности, что вместо улыбки получилась страдальческая гримаса.

– Да.

– Мы – от Сергея Львовича.

– Какого еще Сергея Львовича? – можете назвать это паранойей, но сейчас я не доверяла никому. По телефону ведь фамилии я не называла.

– Левандовского, – усмехнулся второй. – Такой ответ вас устраивает?

– Почти, – плевать мне на его сарказм.

– Может, и документы показать?

– Их и подделать можно. Вы лучше наберите Сергея Львовича, и я с ним поговорю.

– Логично, – неприметный номер два вытащил из кармана мобильный телефон и запикал кнопками. – Сергей Львович? Мы на месте. Да, здесь. Проверяет нас. Хочет говорить с вами. Согласен, правильно. Возьмите, – и он протянул мне трубку.

– Алло, Аннушка? – зарокотал Левандовский. – Это очень хорошо, что ты стала такой осторожной, вот только не поздновато ли?

– Хлюп-шмыг-квак, – ничего более вразумительного скала по имени Анна Лощинина выдавить из себя не смогла, ручьи потекли по физиономии. Вот стыдобище-то, а!

– Ну что ты, доченька, что ты! – расстроился Сергей Львович. – Я же не всерьез!

– Гняк, – согласилась я.

– Можешь смело ехать с ребятами, я жду тебя в райцентре. Мы с Артуром направляемся сейчас туда.

Я отдала телефон и пошла к выходу. Хорошо, что додумалась купить пакетик бумажных платочков, было чем заняться в машине. И все равно нос распух, веки – тоже. Слюнтяйка!

Коллеги генерала, к счастью, приставать с разговорами не стали, предоставив в мое полное распоряжение заднее сиденье. Они вполголоса переговаривались о чем-то своем, включив «Авторадио».

До райцентра мы доехали достаточно быстро, минут за сорок. Возле серого же трехэтажного здания, один вид которого почему-то выковыривал из памяти слова «сталинский ампир», стояла знакомая машина.

Машина генерала Левандовского.

Глава 44

Из машины выбежали Артур и Сергей Львович и бросились к подъехавшей «Волге». Пока я выковыривалась с сиденья, они уже открывали дверцу возле меня.

Рассмотрев то, что выпало из машины, мужчины побледнели. Сергей Львович машинально схватился за сердце, Артур выгнал на скулы желваки.

Да уж, явление еще то: рваная рана на голове, живописнейшие синяки, щедро украсившие физиономию, безумный блеск в глазах. Песня, а не женщина! Правда, песня из репертуара Кати Огонек.

– Господи, Аннушка! – генерал обнял меня и погладил по плечам. – Как же ты так, девочка моя?

– Отец, давай дома поговорим, – Артур выбросил только что прикуренную сигарету и взял меня за руку: – Пойдем в машину, ты вся дрожишь.

Конечно, дрожу. Потому что необходимость выжить любой ценой жестким корсетом сдерживала эмоции, а при виде друзей корсет неожиданно треснул по швам, и страх за дочь, отчаяние, боль утраты выплеснулись наружу и затопили меня целиком.

В общем, всю дорогу до Москвы я вела себя самым неподобающим образом, заставляя бедных мужчин бледнеть, синеть и маяться от невозможности помочь.

Потом – перевернутые лица Алины и Ирины Ильиничны, зареванная мордашка Кузнечика, врач, укол в вену и – темнота. Без сновидений, без страха, без боли.

Но перепрятать пистолет я все же успела.

В относительную норму я пришла лишь к вечеру следующего дня. Хотя врач настаивал на как минимум трех днях постельного режима, но валяться в то время, когда моя дочь неизвестно где и неизвестно с кем?!

Поэтому вечером, когда Сергей Львович пришел со службы и сел ужинать, я выползла из комнаты и добрела до кухни. Жутко мешала тугая повязка, фиксирующая сломанное ребро. В зеркало без острой необходимости лучше совсем не заглядывать, да и без косынки в обществе появляться не рекомендуется: для того, чтобы обработать рану на голове и наложить швы, пришлось выстричь волосы.

В другое время я бы отсиживалась дома до тех пор, пока внешность не перестала бы быть подходящей для съемок в фильмах про зомби. Но у меня, к сожалению, нет другого времени, есть только это.

Эх, живи я в мусульманской стране – проблем бы не было! Завесилась паранджой, и вперед.

Ирина Ильинична, увидев прелестное создание, всплеснула руками:

– Анечка, ну зачем ты встала, доктор же запретил! Я вот тебе пирожочков напекла, хотела уже в комнату нести, а ты сама пришлепала. Быстренько в постель!

– Ирина Ильинична, миленькая, вы же знаете – лежать я все равно не буду. У меня украли дочь, убили собаку, пытались убить меня – теперь моя очередь веселиться.

– Но что ты можешь сделать?

– Для начала – вернуть дочь.

– Этим занимается Сережа.

– Этим же буду заниматься и я.

– Но…

– Иринушка, успокойся, – генерал мягко улыбнулся и погладил жену по руке. – Спорить с этой упертой дамочкой – занятие абсолютно бесперспективное, она все равно поступит по-своему. И вляпается в очередную жуть. Поэтому лучше держать ее в курсе событий, да, Аннушка?

Я кивнула и, не удержавшись от стона, присела на стул.

– Ну вот, я же говорила! – Ирина Ильинична чуть не плакала.

– Ничего, заживет, как на собаке, – попытка бравады оказалась неудачной, задев незаживающую рану, напомнив о Мае…

Чтобы скрыть задрожавшие губы, я схватила пирожок и постаралась сосредоточиться на его вкуснотище. Но впервые выпечка Ирины Ильиничны не справилась с задачей. Может, просто вкусовые рецепторы еще не смогли прийти в себя. Вернее, в меня.

– Ну что, дочка, можешь теперь рассказать, что произошло? – Сергей Львович участливо смотрел на меня. – Или пока трудно?

– Ну почему, совсем не трудно, – я действительно почти успокоилась, правда, для этого понадобилось три пирожка с мясом и чашка крепкого сладкого чая.

Следующие пятнадцать минут в кухне звучал только мой голос. На бэк-вокале – всхлипывания, ахи и тихие причитания Ирины Ильиничны.

Когда я дошла до описания встречи с пульсарами, генерал недоверчиво приподнял брови, но ничего не сказал.