Книга Нити зла - Крис Вудинг

Она вошла в комнату, и занавес упал за ее спиной.

— Чем вы занимались? — спросила она.

Рекаю очень захотелось придумать нечто величественное, но мужество оставило его.

— Я размышлял, — ответил он и вспыхнул: прозвучало глупо.

— О да, Эзель говорил мне, что вы мыслитель. — Она обезоруживающе улыбнулась. — Меня это восхищает. В наше время так мало осталось думающих мужчин…

— Вы знакомы с Эзелем? — Рекай бессознательно откинул волосы назад, но потом вспомнил о хороших манерах. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я велю принести что-нибудь прохладительное.

Она взглянула на подушки и на стол, на которые указал Рекай. На серебряном подносе стоял кувшин и несколько стеклянных бокалов с прихотливым узором. Рядом лежали маленькие пирожные и серебряные ложечки.

— У вас уже есть вино. Можем ли мы выпить по бокалу?

Рекай снова ощутил, как краска приливает к щекам. На его столе всегда были закуски: любезность для высокопоставленного гостя. Слуги периодически меняли кувшины, чтобы вино оставалось холодным, хотя он к нему никогда не притрагивался. Сначала Рекай находил это несколько навязчивым, но потом решил, что грубо просить их не приносить больше вина. Он привык к незаметным приходам и уходам, а теперь и вовсе забыл про вино.

— Разумеется.

Она расположилась на подушке, подобрав под себя ноги. Рекай сел на другую. Он чувствовал себя как на иголках. Само присутствие этой женщины казалось ему мучительным.

— Налить вам? — спросила она.

Рекай жестом выразил согласие. На ее губах мелькнула улыбка. Девушка взяла кувшин и, глядя на льющееся вино, заметила:

— Кажется, вы нервничаете, Рекай.

— Это настолько очевидно?

— О да. — Она протянула ему бокал с нежной янтарной жидкостью. — Вот почему Иору даровал нам вино. Оно скрадывает острые углы…

— Тогда вам следовало дать мне весь кувшин, — ответил Рекай, и, к его восторгу, она рассмеялась. От этого звука в его груди вспыхнуло тепло.

— Думаю, целый бокал залпом тоже подойдет. — Она пригубила вино, глядя на него глазами обольстительницы.

Для Рекая минутная пауза превратилась в тысячелетия ожидания. Он попытался нарушить молчание:

— Вы упомянули, что знаете Эзеля…

Она откинулась на подушки.

— Я знаю многих.

Она не облегчала ему задачу. Похоже, ей вообще нравилась его неловкость. Только от ее присутствия у него сводило пах, и он изо всех сил старался этого не показать.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросил Рекай и внутренне содрогнулся — прозвучало ужасно грубо. Он сделал глоток вина, чтобы скрыть это.

— Зиазтан Ри. Жемчужина бога вод. — Девушка вовсе не выглядела оскорбленной.

Рекай смутился.

— Я не совсем понимаю…

— Эзель говорил, что вы прочли ее полностью и знаете наизусть. И декламируете великолепно.

— Великолепие — не моя заслуга, а автора. Я всего лишь запомнил его текст.

— Ах, но страстность, понимание рифмы и ритма… То, что заставляет звучать прочитанную вслух поэму. — Она посмотрела на него с некоторым удивлением. — И вы вправду выучили ее наизусть? Полагаю, она не такая короткая, как вы говорите. У вас наверняка исключительная память.

— Только на слова. — Рекай почувствовал, что балансирует на грани хвастовства.

— Мне будет очень интересно ее услышать, — промурлыкала девушка. — Если вы прочтете ее мне, я буду очень признательна.

Из-за интонаций в ее голосе Рекаю пришлось вновь сменить позу, чтобы скрыть силу своего нарастающего вожделения. Он отчаянно краснел и целую минуту не мог придумать, что сказать.

— Позвольте объяснить. — Она смотрела на него, пожалуй, чересчур пристально. — Я придерживаюсь философии Гуики. Согласно ей, все нужно попробовать для полноты бытия. Я трачу состояния, чтобы взглянуть на редчайшие картины, я изъездила весь Ближний Свет, чтобы увидеть его чудеса и красоты, я изучила многие искусства, неизвестные здесь…

— Но вы слишком молоды, чтобы совершить все это… — Рекай был прав. Она выглядела самое большее на двадцать, чуть постарше его.

— Не так уж и молода, — ответила она, явно польщенная. — Как я уже говорила, я встретила Эзеля перед его отъездом из Императорской крепости, и он рассказал мне о вас. — Она наклонилась вперед и легонько дотронулась пальцами до его щеки. — В вашей голове — шедевр Зиазтана Ри.

Рекай поймал себя на том, что не дышит.

— Так мало списков поэмы осталось, так мало подлинных текстов… Чтобы получить столь редкий опыт, я готова почти на все.

— У моего отца есть список, — Рекай остро чувствовал необходимость что-то сказать. — В библиотеке.

— Расскажите мне ее.

— К-конечно… — Рекай отчаянно пытался вспомнить хоть строчку. Тщетно. В голове его царил полный кавардак. — Сейчас?

— После, — ответила она и положила на него руки, а потом поднялась на ноги.

— После? — пролепетал Рекай.

Она нежно прижалась к нему и провела пальцем по шраму на щеке. Грудь у нее была упругая, тело — мягкое. Он чувствовал опьянение, не имеющее ничего общего с выпитым вином.

— Я за честный обмен, — сказала она. Ее губы оказались настолько близко к его лицу, что он с трудом сопротивлялся ее магнетическому притяжению. — Опыт за опыт. — Рука ее скользнула к броши на плече и расстегнула застежку. Платье упало к ее ногам. — Такого ты никогда не испытывал…

Сердце бешено колотилось в груди. Голос здравого смысла что-то говорил ему, но он не слышал.

— Я даже не знаю, как тебя зовут, — прошептал он.

Она ответила за мгновение до того, как впечатала свой рот в его:

— Азара.

Человек кричал. Нож забирался под теплую кожу, под тонкий слой подкожного жира и скользил по влажному красному сплетению мышц. Главный ткач Какр со знанием дела доводил крик до высшей точки и поворачивал нож в соответствии с искажением лица жертвы. Он повел лезвие вверх, до уровня глазницы, и потом — к затылку, рассекая податливую ткань. С наслаждением отделил кровавый треугольный лоскут и, глядя на него, испытал ощущение полной гармонии. Синдром Узора завладел им, и он снова работал с кожей.

В комнате было сумрачно и жарко, единственный свет исходил от очага в центре. На стенах или на цепях под потолком висели другие подсвеченные кроваво-красным работы: образцы и скульптуры из кожи, которые наблюдали за его делом, пялясь пустыми провалами глазниц. Последняя жертва, распятая на железной стойке, казалась ему холстом. Этого ткач резал с рассвета, и теперь он походил на мозаику: мышцы и клочки кожи с зубчатыми краями.

Сегодня Какр чувствовал вдохновение. Он не знал, создаст ли из этой жертвы какой-нибудь образец или просто освежует ее в терапевтических целях. Радость от срезания кожи затмевала все прочие удовольствия. Он давно упражнялся в своем искусстве, но в последнее время его потребности в Узоре возросли, и вместе с ними вырос аппетит.