Книга Два гения и одно злодейство - Лариса Соболева

– В таком случае, – сказал Ставров, – оформляйте оба документы, вы поедете в Париж искать их там.

– Босс, – испугался Леха, – как искать будем? Этот даже армянского не знает, я тоже ни в зуб ногой по-французски.

– Почему не знаю? – ухмыльнулся Тимур. – Бонжур – знаю, еще мерси, оревуар. А ментов у них называют ажанами. Чувствуете, мент – ажан? Звучит.

– Потрясные знания, – съязвил Леха. – Считаешь, этого хватит?

– Но ты забыл! – И Тимур торжественно встал. – Там есть русские рестораны. Она сама мне их назвала, я думаю, найти их не проблема.

– Найдете, – согласился с Тимуром Ставров. – Они же не живут там затворниками. И не подозревают, что мы напали на их след. У вас есть ее фотографии. Знакомьтесь с людьми русского происхождения, общайтесь, угощайте по-русски щедро, застолье делает людей словоохотливыми. Как только найдете, сразу мне сообщите, сами ничего не предпринимайте. А я приеду и… там посмотрим. Ты, Тимур, молодец. Да, ребята, узнайте расписание чартерных автобусов всех агентств, которые возят туристов во Францию. Сделать это нетрудно, далеко не каждому по карману такое удовольствие, следовательно, автобусов туда и назад ходит мало. Здесь мои люди будут встречать каждый рейс, вдруг они прибудут сюда. Ну, а вы с завтрашнего дня займетесь оформлением документов. Сегодня седьмое? Значит, в первых числах января поедете, на праздники там столпотворение. Теперь они от нас не уйдут. На сегодня все.

Часть пятаяУИК-ЭНД В ПАРИЖЕ

ПАРИЖ, СЕРЕДИНА ДЕКАБРЯ

Володька, отправляясь на день рождения Софи, приоделся, купил букет. И попал в сплошной чад от сигарет, за пеленой которого трудно разглядеть кого бы то ни было, а за шумом услышать. Гости примостились кто где: на полу, на креслах и диванах, на тумбочке, одна девчонка умостила зад на телевизор, стоявший на маленьком возвышении. Володька переступил через чьи-то ноги, оглядывался в поисках Софи. Его окликнули три девчонки из балета, помахали ручками и принялись стрекотать дальше. Володьке они нравились, симпатичные и шебутные. Вдруг ему любезно сунули бокал с шампанским, он поблагодарил и попытался отпить. Облился, потому что с другой стороны кто-то панибратски стукнул по спине, обращая на себя внимание. Открыл было рот для знакомства, а его потянули за руку.

Наконец-то Софи! Вручил ей «веник», до того покоившийся под мышкой. Она увлекла его на балкон, где он с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Но Софи не дала насладиться прохладой, прижала его телом к стене, говорила проникновенно и быстро, а о чем – неизвестно, не успевал в уме переводить. До чего же трудный язык, никак не давался! Володька знал уже много слов, складывал их в предложения, но медленно это проделывал. Не успел опомниться, как целовал Софи. Или целовала она его. Короче, они целовались. Как это получилось – сам недоумевал. А почему, собственно, нет? Клин клином вышибают. Софи очаровательная девушка, давно одаривает его вниманием. Володька смелее обнял Софи.

На балкон ворвалась Одетт с гитарой, не подумала извиниться, а потащила Володьку назад в комнату, призывая общество к тишине. Когда гости мало-помалу утихли, поведала, что перед ними стоит самый настоящий «рюс Володья» и сейчас он будет петь «шансон рюс». Делать нечего, раз тебя так представили, пришлось петь. Надо отдать должное, слушать они умеют. Не то что наши ребята, которые в таких случаях ведут себя на вечеринках наплевательски по отношению к певцу. Свет погасили, горели свечи, курились индийские благовония, что-то сверкало, обдавая комнату огоньками. Пили вино и шампанское. Закуски почти никакой, так, бутерброды толщиной с пергаментную бумагу и пирожные. Володька спел пару песенок из русской попсы, романс, песню Высоцкого, в общем, репертуар разнообразный. И поражался: ни хрена не понимали по-русски, а просили еще.

Позвонили. Одетт на цыпочках ушла открывать, он пел как раз романс «Очи черные», ему даже нестройно вторили, и вдруг… Полин и Влад! У Володьки разом все оборвалось. Кажется, и они не ожидали его здесь увидеть, Влад помрачнел, Полин разнервничалась, а Володька все же допел. Его просили еще спеть. И он пел, что давалось теперь с трудом. И не смотрел в сторону Полин, хотя тянуло. Она же тихонько переговаривалась с Одетт. Володьку хвалили, а похвала на любом языке вещь доступная и приятная, он принимал восторги и восхищение с нарочитой скромностью, подставлял щеку девушке, желавшей облобызать его. Наконец поднял руки, мол, не могу больше, гитару тут же подхватил танцор из кабаре, а Володька с бокалом ушел на балкон. Ждал, что и Полин придет, чувствовал, что придет, хотя бы дежурно полюбопытствовать, как дела. В комнате толкались друг о друга пары, то есть танцевали, но Полин не приходила. «Ну и не надо!» – сказал себе и решил потихоньку слинять. Все – значит, все. И нечего встречаться даже случайно.

Он протиснулся между танцующими парами, отыскал куртку и очутился на площадке. Постоял, все-таки не теряя надежды, что Полин соизволит выйти. Не вышла. Разозлившись на нее, галопом сбежал вниз.

После шумной вечеринки голова гудела. Володька огляделся, не зная, куда податься. Не хотелось быть одному. Ночью далеко не все улицы Парижа многолюдны, этот район как вымер. В таком случае надо идти туда, где много людей и огней, чтобы забыться. Все, хватит, Полин нет и не было. Она приснилась, а сон не может приносить переживания. Только так подумал, сделав несколько шагов по направлению «неизвестно куда», как его окликнул женский голос. Ему бы бежать без оглядки, а он обреченно повернулся к Полин.

– Куда ты так рано? – спросила она, приблизившись. Про себя отметил, что Полин выскочила в пальто, значит, решила не задерживаться на вечеринке.

– Домой, – буркнул он и неторопливо побрел по тротуару.

Минут пять шли бок о бок. Она первая нарушила молчание:

– Написал что-нибудь?

– Создал два шедевра. Хочешь посмотреть?

Опять прозвучал вызов. Кому и зачем?

– Конечно, – ответила она, приняв вызов. – Поехали?

– Мадам, – остолбенел он, – ты хочешь на чердак?

Но Полин уже остановила такси. Пока ехали, не переставал ей удивляться. Вела себя так, будто сегодня утром расстались по-дружески. Она болтала о всякой всячине, о Софи и Одетт, с которыми, оказывается, все это время перезванивалась, о том, что не предполагала увидеть Володьку на вечеринке, что не знала о его работе в кабаре. Ну, и он отвечал тем же, беззаботным прикидывался до откровенной фальши, даже самому было неловко. Однако раздирало любопытство: почему она согласилась ехать на ночь глядя к черту на кулички? Ведь просмотр работ можно было отложить и до завтра.

Когда вошли в дом, пропитанный самыми неожиданными запахами, Володька предупредил, поднимаясь:

– Сама понимаешь, здесь живут униженные и оскорбленные, все точно по Достоевскому. Кстати, есть лифт, но я ни разу не видел, чтоб он работал. Нам на десятый этаж. Осторожно, Полин, не касайся стен, а то бывает, шутники мажут их… Еще тут гуляют полчища тараканов, клопы живут, можно подхватить чесотку, малярию и… и… ты не передумала? Нет? Тогда вперед на десятый. Кажется. Я точно не подсчитывал, на каком этаже живу.