Книга Прокаженный - Феликс Разумовский

Не мешкая, майор выхватил клинок, бросился на крики женщины и увидел, что ее пригнали к массивной каменной двери. Медленно та стала подаваться в сторону, изнутри полился ржавый свет, и густо потянуло бойней — смрадом, смертью, внутренностями, кровью. Снова люди в капюшонах подняли было плети, но тут же мягко, не издав ни звука, повалились наземь — это Сарычев взмахнул мечом, коротко, играючи. Мельком глянув внутрь на огромный зал с белым, заляпанным кровью алтарем, он легко разрубил газопровод, подхватил под локоть спутницу и повлек ее по коридору прочь. По пути, правда, делал остановки — выпускал в атмосферу голубое топливо из тесных оков. А уже на выходе рубанул по кабелям — свет сразу же погас, зато уж заискрило-то, заискрило. Если верить законам физики, то ненадолго. Это с учетом того, что по коридору удушливой волной, с шипением надвигалась бутановая завеса… Ждать ее майор не стал, поддерживая чуть живую стонущую спутницу, осторожно выбрался в бокс Внешнего круга. Очень даже вовремя — там стоял «мерс» с очередной жертвой, которую окапюшоненные уже успели раздеть и накачать наркотой. Увидев Сарычева, они выхватили даги и стали делать ими резкие движения, однако свистнул с быстротой молнии меч, и оба черных растянулись на земле, кровь у них, кстати, была радикально красного цвета… Затем майор отсек у одного из них палец с перстнем, погрузил в машину женщин, уселся сам и, открыв дистанционно проход, с оглядкой, малой скоростью выехал во Внешний круг. Там долго разбираться не стали — загудел электродвигатель, створки разошлись, показались печальные, будто обугленные стволы деревьев. Только любоваться зимними пейзажами майор не стал, так дал по газам, что только снег столбом. Путь его был недолог — на набережную, до ближайшего бутика, бампером в витрину. Так, чтобы через три минуты как и положено, заявилась ГЗ[182]. Вот удивятся-то менты, увидев «мерс», а в нем двух голых, явно вма-завшихся девиц. Одна так очень ничего — стройная, голубоглазая, с озорной челкой до бровей. А впрочем, нет, не удивятся. Мало ли сейчас «мерседесов», в которых голые вмазавшиеся девицы…

Так думал Сарычев, стремительно, на пределе сил возвращаясь в свою «девятку». Срок действия питья Троянова подходил к концу, сердце билось бешено в груди, словно птица в клетке. Хрипя, задыхаясь, он забрался наконец в машину, сил не хватило даже, чтобы запустить двигатель. Глаза его закрылись, и он вдруг ощутил тяжесть бронзового топора в своих негнущихся от холода пальцах.

Середина Мираnote 183. Эра Овна. Двадцать веков до Р. X.

Зима подкралась незаметно. По ночам из-за Ри-фейских гор стал налетать ледяной ветер, принося на своих крыльях низкие снеговые тучи, и боевой топор в руках Сарычева мерзлую почву не копал, а колол.

— Благословен будь, царь Хайратский Висташпа, только на пятнадцатом году правления твоего прогневался бог, лучезарный Ахура-Мазда, и прилетела Черная Язва. — Губы майора дрогнули, и, опустив в могилу умершую последней жену, он принялся бросать руками на крышку выдолбленного из цельной кедровой колоды гроба смерзшуюся комьями землю.

Где-то недалеко зацокала белка, и мысль о том, что, кроме него, еще кто-то живой остался в округе, заставила Сарычева горько усмехнуться. Всего лишь месяц прошел, как он вернулся с победой после битвы на большом соленом озере Воурукарте, и за время это от черной язвы погибли все, кто жил здесь ранее и кто в надежде на спасение покинул Города Кольца. Смертельная болезнь не пощадила никого.

Сначала на человека нападала огневица, три дня лежал он без памяти, в бреду, затем пупок его чернел, и это означало, что смерть уже у изголовья. Днем следующим на месте язвы лопались покровы, гной изливался в брюшную полость, и обреченный в страшных муках погибал.

Сильный ветер зашумел в вершинах столетних кедров, закрутил в белом хороводе выпавший еще с утра снег, и, поведя широкими плечами, майор накинул на коротко остриженную голову капюшон грубого солдатского плаща.

Когда погибли его дети, он стал повсюду искать смерть, но она находила лишь тех, кто цеплялся за жизнь. Вскоре он остался один, сердцем осознав, что не сбывается то, чего желаешь слишком сильно. Горестно глянул он на затянутое синевой небо.

— О Ахура-Мазда, почему не пошлешь ты мне быструю смерть, в чем теперь смысл жизни моей? — Рука его непроизвольно потянулась к висящему на широком кожаном поясе острому мечу из твердой зеленовато-желтой бронзы.

Стоит только вонзить его между ключиц, прямо в яремную впадину, чуть-чуть повернув острие вниз налево, и сердце бессильно замрет, и свет навсегда погаснет перед глазами. Но это страшный грех, нельзя разрушать тобой не созданное. Застонав, майор подхватил пригоршню снега и прижал ее к разгоряченному лицу.

Могильный холмик замело поземкой. Представив, каково лежать в непроницаемой холодной темноте, Сарычев склонил голову и крепко, так, что побелели костяшки пальцев, сжал прикрытые до локтей боевыми браслетами руки в кулаки.

Раньше мертвых хоронили по-другому — тела их помещали на дакмы — башни скорби, а чтобы земля не осквернялась, ей предавали только кости, оставшиеся после пиршества священных птиц Ахуры-Мазды — воронов.

Нынче былое благочестие забыто. Демон-разрушитель Ангра-Майнью уже давно простер над миром свои крылья и, затмевая свет мудрости божественной в сердцах людских, повсюду уподобляет человека зверю.

Прерывая мрачные мысли майора, где-то неподалеку хрустнула ветка, и, повернувшись на звук, он увидел выходящего из чащобы человека. Идущий был высокого роста, широкоплечий, и когда расстояние, их разделявшее, сократилось, Сарычев заметил, что на лице его, обрамленном белокурыми волосами, светятся глаза, подобные голубому небу в яркий солнечный день. Он был безоружен, грубую матерчатую хламиду его подпоясывала веревка.

— Мир тебе, воин. — Приблизившись, незнакомец приветственно простер руку.

— Мир и тебе, идущий. Уходи, здесь повсюду смерть.

Путник, будто не услышав, смахнул рукою набившийся в волосы снег и усмехнулся.

— Смерть и есть начало жизни. — На майора в упор смотрели бездонные голубые глаза, а негромкий голос раздавался, казалось, прямо в его голове. — Боязнь конца быстро приближает его, а презирающий свою погибель идет ей навстречу долго. Ты сам, Гидаспа, сердцем знаешь это. — Он улыбнулся в ответ на изумленный взгляд Сарычева. — Хоть ты и воин, но обладаешь хварной жреческой, и жизнь твоя сохранена Ахурой-Маздой, чтобы исполнилось твое предназначенье.

Майор замер, не в силах произнести ни слова, и наконец прижал ладони к сердцу:

— Скажи, несущий мудрость, если ты читаешь в душах, если судеб людских дано тебе узреть пред-начертанье, ответь мне, за что? — Он медленно окинул взглядом поляну, усеянную могильными холмами, и махнул рукой в сторону давно уже мертвых Городов Кольца. — Зачем рожать детей, чтоб хоронить их? К чему все эти смерти, муки, боль? Смотри, весь мир погряз во зле, а где великий и могучий Ахура-Мазда?