Книга Крылья распахнуть! - Ольга Голотвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и славно, – кивнул губернатор.
И тут послышался злорадный голос Карвайса. После негромких заверений леташей он прозвучал пронзительно и резко:
– Вот, кстати, господам небоходам и случай начать жизнь по альбинским законам. Пусть они вернут мне мое имущество.
Рука в перчатке поднялась, указательный палец нацелился за плечо Бенца:
– Вот этот гаденыш – мой беглый раб!
Дик резко обернулся.
Все взгляды сошлись на юнге. А тот, побелев, шагнул назад, наткнулся лопатками на стену, дернулся и закрыл глаза.
– Эрл Джош! – возмутился губернатор. – Что вы себе… вы можете это доказать?
– Доказать? – торжествующе осклабился портовик. – Могу, но надо ли? Вы только посмотрите на него!
Увы, майор был прав. Какие уж доказательства… хватит и одного взгляда на Олуха!
В душе Бенца смешались тревога за мальчишку и злость на этого сопляка, из-за которого команда может упустить немыслимую удачу.
Дик обернулся к губернатору – и успел заметить взгляд, который тот бросил в дальний угол, где не было никого… лишь стоял на полке белоснежный фарфоровый лебедь с бронзовым колокольчиком в клюве.
Но тут же эрл Фредрик отвел глаза и сказал огорченно:
– Ах, как это досадно и как не вовремя… Но, к сожалению, закон действительно требует…
– Закон требует также наказать укрывателей, – подсказал Карвайс жестко.
– Ах, какой вздор! – замахал руками губернатор. – Я убежден, что капитан ничего не знал!
– Вы же сказали, ваша милость, – напомнил Бенц, – что, когда мы примем присягу, будут забыты наши прошлые грехи. Этот мальчик…
– Присягу могут принимать только люди, – пожал плечами эрл Фредрик. – А раб – не человек. Конечно, он должен будет возвращен владельцу… как мне ни жаль огорчать вас, мой юный друг.
«Только люди? А как же илв?» – мелькнула мысль у капитана. Но сейчас в опасности был не Филин, а Рейни. За него Дик и пытался сражаться:
– Шхуна приписана к порту вольного города Порт-о-Ранго, а там нет рабства.
– Ах, мой юный друг, вы недостаточно знакомы с альбинскими законами, – почти простонал губернатор. – И я обязан прямо сейчас…
– Мы готовы заплатить за мальчишку, – поспешно перебил его Бенц. – Во сколько майор Карвайс его оценит?
– Да! – воспрянул губернатор. – Конечно! Этот неприятный вопрос можно решить деньгами! Я уверен, что эрл Джош будет так любезен…
– Эрл Джош не будет так любезен, – с наслаждением заверил его майор. – Эрл Джош помнит, что побег раба – оскорбление для владельца. Так считали мои предки, так считаю и я!
– Да при чем тут ваши предки? – вспылил Слоутри. – Я, губернатор Альбинского Мыса… ваш, напоминаю, начальник… прошу вас, майор, помочь мне уладить это неприятное дело.
Злобная улыбка перечеркнула лицо Карвайса.
– Уверен, ваша милость, что такой незаурядный человек, как вы, сумеет и без моей помощи справиться с подобным пустяком, не лишая скромного офицера портовой службы его законного имущества. Наверняка у моего отца это получилось бы гораздо хуже.
– Вы… вы… – задохнулся губернатор. – Так это подлая месть, да? За то, что губернатором назначили меня, а не вашего отца? Ну, знаете ли…
Дон-н-н…
Нежный, чистый звон поплыл по комнате. Все разом обернулись к фарфоровому лебедю, в клюве которого еще слегка раскачивался колокольчик. Только Олух не открыл глаз, он стоял у стены ни жив ни мертв.
Губернатор заговорил быстро, сбивчиво:
– Что ж, если соблюдать закон… возможно, нам удастся уговорить майора Карвайса…
Майор коротко хохотнул и нагло, без приглашения уселся на диван. Он чувствовал себя хозяином положения.
– А если не удастся… господа небоходы, вы же понимаете, что такие предложения дважды на делаются. В конце концов, что за беда, если в экипаже сменится юнга? Неужели из-за ничтожного мальчишки вы упустите свою удачу?
Дон-н-н…
Колокольчик сам собой закачался в фарфоровом клюве.
Губернатор побледнел.
– Я… господа, я вынужден ненадолго вас оставить. Попрошу майора Карвайса побыть за хозяина… то есть… я не это имел в виду. А вы, господа, подумайте о том, что семь – это больше, чем один. И что семеро не должны отказываться от счастья лишь потому, что один им мешает…
Он вышел и затворил за собой дверь.
И такова уж человеческая натура, что в этот миг каждый в комнате подумал: да, семь – это больше, чем один… да, такие предложения дважды не делаются… и правильно ли будет, если семеро потеряют из-за одного свой чудесный, неповторимый шанс?
Только Олух ни о чем не размышлял. Он стоял неподвижно, отупевший, оглушенный ужасом, и в голове его вихрем крутились обрывки ужасных воспоминаний.
Дику Бенцу после ухода губернатора понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы принять решение. Окончательное. Бесповоротное.
Но почему-то сейчас ему не показалось верным отдать команде приказ, на который он, капитан, имел право.
Усмехнувшись, Дик сказал:
– Отец, ты – наша совесть. Скажи команде мудрое слово.
Погонщик заговорил мягко, ласково, словно уговаривал ребенка принять горькое лекарство:
– О чем тут думать? Нам такое жалованье сулят, что кошельки от тяжести полопаются. А что в нашей жизни значат деньги, вы и сами знаете.
Команда опешила. Не таких речей ожидали леташи от Отца.
А тот продолжал увещевательно:
– А завтра мы тебя, Хаанс, выдадим джермийцам. Ты же с джермийской каторги удрал, верно? Невелика награда за беглого, а все же деньги, их грех упустить… А послезавтра свяжемся с женихом Литы… помню я, помню, что он слабоумный, да и родня у него ненамного умнее, но чтобы кошелек развязать, у них мозгов хватит. Вот Мару никто не ищет, и это, конечно, жаль. Зато она у нас красивая, Мара, ее любой бордель охотно купит.
Он вскинул на Бенца острый, жесткий взор, противоречащий приветливому говорку:
– А потом, капитан, можно будет поинтересоваться, сколько Иллия платит за государственных преступников.
Бенц промолчал.
Погонщик обвел взглядом потупившихся небоходов:
– Так-то, деточки… Думаете, не сможем? Сможем. Это ведь только первый раз тяжело – продавать своих. Главное – начать, а там оно легче пойдет.
