Книга 33. В плену темноты - Гектор Тобар

– Давайте назовем ее «Операция пророка Ионы», – изрек наконец президент.

Однако новое название не прижилось. Вместо этого чилийские и прочие средства массовой информации, имеющие своих представителей на руднике, упорно продолжали именовать операцию по спасению заживо погребенных людей так, как называли ее между собой члены спасательных бригад: «Операция Сан-Лоренцо».

«Операция Сан-Лоренцо» шла своим чередом, и, чтобы поднять настроение людям, живущим у подножия горы, равно как и не позволить им переругаться окончательно, психолог Итурра прибег к сильнодействующему, но безотказному лекарству: голосам родных и любимых, доступным по линии телефонной связи. И вот 29 августа жены, братья, матери, сестры, отцы, сыновья и дочери по одному проходили через кордоны полиции и службы безопасности, направляясь к небольшому домику связи размером примерно два на два с половиной метра, приткнувшемуся на песчаном отвале в нескольких шагах от скважины, уводящей к людям под землей. В радиорубке были камера и микрофон, соединенные с другими камерой и микрофоном в галерее в глубине рудника. При подготовке данной процедуры психолог отправил письмо попавшим в подземную ловушку шахтерам. Среди прочего он сообщил тем, кто жил на два дома или имел амурную связь на стороне, что они должны отдать предпочтение законным супругам и семьям. «Мне пришлось пойти на это, – признавался он впоследствии, – потому что я сам стал свидетелем конфликтов на этой почве, которые уже разгорались в лагере. Кроме того, я сказал им, что так будет лучше еще и потому, что возлюбленные и подруги гораздо более склонны к прощению, нежели законные жены».

А некоторым подругам шахтеров было и впрямь нелегко попасть в лагерь. Сюзана Валенсуэла, подруга Йонни Барриоса, вспоминала, что вскоре после появления денег Фаркаса жена Йонни, Марта, «предала меня» и карабинеры вывели ее прочь из нового лагеря «Эсперанса», выстроенного специально для того, чтобы уберечь членов семей от вездесущих репортеров. И 28 августа корреспондент Ассошиэйтед Пресс сфотографировал Сюзану, стоявшую у входа в лагерь с небольшим плакатиком в руках, на котором было написано: «Я рядом, несмотря ни на что». Под этой надписью красовалась фотография Йонни, а еще ниже, совсем уже маленькими буковками, было начертано: «Ради тебя, любовь моя. Твоя Чанита». В подписи к снимку, который облетел весь мир, Сюзана именуется «женой», но уже через несколько дней правда выплыла наружу, когда социальные работники, приписанные к спасательной операции, выяснили, что на самом деле Йонни женат совсем на другой женщине, проживающей в лагере «Эсперанса». Да и сам Йонни подтвердил им, что со своей законной женой он не живет вот уже много лет. Марту сфотографировали в лагере «Эсперанса» с плакатом в руках, сплошь заклеенным снимками Йонни, и журналисты, прибегнув к помощи воображения, сделали вывод – опубликовав его, как непреложный факт, – что Марта впервые узнала о существовании Сюзаны только здесь, в лагере «Эсперанса», когда они встретились после аварии. Хотя на самом деле обе были знакомы задолго до этого.

Сюзана, как выяснилось, обладала недюжинными смекалкой и упорством, что позволило ей проникнуть в закрытую, казалось бы, для нее часть лагеря «Эсперанса», для чего она прибегла к поистине шпионской маскировке. Как-то она заметила, что на большую кухню, где готовят еду для членов семей шахтеров и спасателей, регулярно подвозят большие партии рыбы и овощей. «Ну вот, я надела фартук, взяла в одну руку рыбу, в другую – лук и прошла мимо охраны, – рассказывала она. – Журналисты увидели меня внутри и поинтересовались, не родственница ли я, но я ответила: “Нет, я – повариха”». Таким вот замысловатым образом Сюзана и пробралась в радиорубку, чтобы общаться с Йонни, вопреки совету психолога.

Как бы там ни было, во время этих первых телефонных контактов шахтерам не удалось о многом поговорить со своими родными и близкими, поскольку Итурра ограничил длительность первого звонка пятнадцатью секундами. Правда, уже второй звонок продлился целую минуту. Психолог хорошо представлял себе эмоциональный марафон, который предстоял шахтерам, и потому решил, как и в случае с питанием, выдавать семейную любовь малыми дозами. «За 15–30 секунд вы не успеете передать никакой особенной информации – это лишь нечто вроде встречи лицом к лицу. Вы просто обозначаете присутствие, – пояснил он. – Вы говорите: “Я люблю тебя, ты можешь рассчитывать на меня”. И все. У вас просто не хватает времени рассказать, что ваш отец пребывает в дурном настроении, что ваша бабушка заболела, а сын не ходит в школу».

Итурра следовал советам, полученным от НАСА, но все-таки тридцать три шахтера – отнюдь не астронавты, и они не по доброй воле обрекли себя на многомесячное заточение в каменном подземелье. После чересчур коротких телефонных разговоров шахтеры сочли – по вполне понятным причинам, – что с ними обращаются как с малыми детьми. Позвольте нам поговорить с нашими женами и детьми, заявили они. Мы – мужчины, а не беспомощные создания. Патернализм психологов особенно ярко виден на видеозаписи, снятой на поверхности, когда одна из шахтерских жен разговаривала по телефону со своим супругом из той самой радиорубки.

– Hola[52], любимый, – слабым голосом начала молодая женщина.

Итурра сидел рядом. Кажется, женщину вот-вот захлестнули бы эмоции, и он безо всяких сантиментов прикрикнул на нее:

– Ánimo![53]

– У нас все в порядке, – продолжала женщина, и голос ее и впрямь прозвучал куда жизнерадостнее. Она перечислила всех его родственников, но потом добавила: – Я скучаю по тебе, – таким тоном, словно готова была рухнуть в обморок.

– Ánimo! – вновь скомандовал психолог, и вновь молодая женщина попыталась изобразить воодушевление, пока через несколько секунд врач не прошептал: – Закругляйтесь.

Даже после того, как спасатели установили постоянную оптоволоконную связь с поверхностью, которая включала в себя телевизионный канал и бесперебойную телефонную связь, психолог продолжал ограничивать контакты шахтеров с семьями примерно восемью минутами в неделю, что в целом соответствует времени, выделяемому НАСА своим астронавтам. (В конце концов Виктор Замора организовал и возглавил небольшую «забастовку» против психолога, повернувшись к камере спиной и отказываясь разговаривать с семьей до тех пор, пока Итурра не выделил шахтерам больше времени на разговоры по видеосвязи.) Контакты с внешним миром «отрывают вас от реальности, – уверял Итурра. – Они переносят вас в мир, где вы не располагаете ни нужными силами, ни возможностями». Таким образом Итурра пытался защитить горняков от чувства беспомощности: они могли что-то делать внизу, способствуя своему освобождению, но они не могли оказаться дома, чтобы быть хорошими отцами или сыновьями. Дома в них нуждались, они были богатыми и знаменитыми, и их детям нужна была отцовская забота и защита. Да, шахтерам пока нет места в этом мире, но, даже когда Итурра пытался уберечь их от него, тот неизбежно втягивал мужчин в свою орбиту, поскольку, несмотря на все подозрения шахтеров, никто не подвергал цензуре или хотя бы просто следил за их перепиской с родными и близкими. Именно благодаря такой «почте», что приходила вместе с посылками, Замора узнал, что его младшего сына третируют и оскорбляют в школе: «Твой отец никогда не поднимется наверх из шахты! Его раздавил камнепад!» Франклину Лобосу стало известно, что на рудник прибыла его бывшая супруга и что дети надеются, что он с ней помирится. Другим шахтерам приходилось привыкать к мысли о том, что женщины в их жизни услышали глас Божий и решили, что нужно сделать следующий шаг и пожениться. В одном из первых же писем, полученных Эдисоном Пенья, его подруга Анжелика Альварес заговорила о замужестве, на что Пенья ответил: «Не понимаю, отчего ты хочешь выйти за меня замуж… У меня было время подумать о том, сколько всего я разрушил в жизни собственными руками и что тебе пришлось выстрадать из-за меня… Но я не хочу, чтобы ты ушла к кому-нибудь другому, и хотел бы сделать тебя счастливой, хотя раньше мне этого никогда не удавалось».