Книга Огненные письмена - Маркус Сэйки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как давно это было – в потерянном мире.
* * *
Человека с редеющими волосами звали Курт. Он предложил потренироваться в стрельбе в подвале.
– А пули не срикошетят?
– Мы будем стоять здесь, – Курт показал на одну сторону, – и стрелять под углом.
– Но…
– Вы всегда так носите волосы – зачесанными назад? – спросил он у Натали.
– Что?
– Учитывая, что величина гравитации постоянна, а гибкость и кудрявость – переменные, я для характеристики вашего хвостика могу написать нелинейное дифференциальное уравнение четвертого порядка.
– Так, – сказала она, – вы анормальный.
– А вы нет?
– Вы сказали, с этой точки? – Натали протянула ему винтовку. – Нет, не боком. Лицом вперед. Одна рука чуть впереди другой. Прижмите приклад к плечу, а щеку – к прикладу. Так. А теперь…
* * *
В пять часов солнце почти касалось горизонта. Холодный янтарный свет отражался от зеркальных стекол, соперничая с бледным сиянием корпоративного логотипа на соседнем здании. Полоска на глобусе медленно пульсировала, двигаясь, как предположила Натали, по маршруту Фердинанда Магеллана вокруг Земли. Каждый раз, когда его «корабль»
оказывался в Тихом океане, весь мир начинал мерцать фиолетовым светом.
Натали видела десятки защитников на других зданиях. Как и в случае с их командой, окна там были выбиты, перед ними навалены столы и стулья для защиты от пуль. В одном из соседних зданий красивый мужчина лет пятидесяти пяти делал то же, что и она, и на мгновение их глаза встретились. Он улыбнулся и поднял кулак. Она ответила ему таким же приветствием.
Комплекс находился почти на окраине города, а невысокие здания, расположенные еще дальше, все были одноэтажными. Станция зарядки. Ресторан. Пустая парковка у последней остановки возле легкой железной дороги. Сюда тащили на буксирах автомобили и сооружали из них баррикады рваного металла и стекла.
Вдали, вне пределов досягаемости ее винтовки, двигался враг. Многотысячная армия. С такого расстояния было не разглядеть детали, а от этого противник казался еще более угрожающим. Толпа представлялась единым бесформенным существом, растянувшимся насколько хватало глаз. Аморфное безжалостное животное, ждущее только наступления темноты. Натали почувствовала спазм в животе, дрожь в руках.
«Используй страх».
Она представила себе, что бы сделал Ник, находясь здесь. Спланировал бы свою реакцию на момент начала атаки? Не высовываться. Тщательно прицелиться. Не расходовать впустую патроны. Она потренировалась – несколько раз снимала магазин с винтовки, брала другой, лежавший у ее ног, и ставила его на место. Она присела, подняла винтовку, прицелилась в край здания аптеки, представила, что из-за угла выходит человек. Выровняла дыхание и в паузе между вдохом и выдохом вообразила, как без рывков нажимает на спусковой крючок.
– Ну, девушка, у вас и видок – зверский.
Натали повернулась:
– А, Джолин.
– Принесла еды. Бутылки с зажигательной смесью. И это. – Она подняла ведерко.
– А это зачем?
– Ночь предстоит долгая. Вряд ли у нас будет время сбегать в туалет.
– Замечательно.
Небо темнело, тени сгущались.
– Эй, послушайте, вам бы лучше снять ее, – посоветовала Натали, показывая на яркий шарф.
– Да? Почему?
– Бросается в глаза.
Джолин добродушно рассмеялась хрипловатым смехом и, снимая шарф, спросила:
– Откуда вы все это знаете?
– От мужа. Бывшего. Он работает… работал агентом в ДАР.
– В ДАР? Что же тогда вы делаете здесь?
– Долгая история.
Натали поставила винтовку в угол и взяла сэндвич, принесенный Джолин. Такие продают на заправках – несвежий, завернутый в пищевую пленку и с фиолетовым отливом. Аппетита он не вызывал.
– Он кого-нибудь убивал? Ваш бывший?
– Да.
– Думаете, и вы сможете?
Натали помедлила с ответом.
– Не знаю. Я весь день пыталась представить это. Но одно дело – воображение, а другое – реальность.
– А я перестреляла тысячи людей. Может быть, десятки тысяч. – Джолин тяжело села и улыбнулась. – Много играю в видеоигры. Не думаю, что это поможет. У вас здесь есть семья?
– Мои дети. Ник. А у вас?
– Племянница. Мать оставила ее, когда ей было три года, и так и не вернулась. Кейли сейчас девять, и она знает одиннадцать языков. Она говорит, что видит слова как цвета, а потому не имеет значения, на каком языке речь. Она просто использует цвета. Здорово, правда?
– Да, – ответила Натали. – Действительно здорово.
– И за это вон те хотят ее убить. – В голосе у Джолин неожиданно зазвучал металл. – Да, я знаю, все не так просто. Они тоже потеряли близких, они испуганы, скорбят. Но знаете что? На самом деле все именно просто. Вы меня понимаете?
Натали откусила сэндвич. Булка зачерствела, мясо напоминало резину, салат – салфетку. Ничего вкуснее она в жизни не ела. Она подумала о Тодде, обнимающем за плечи сестренку, о не по возрасту мудрых глазах Кейт.
«Не имеет значения то, что ты будешь целиться в людей. Не имеет значения, что у них есть мысли и чувства, родители и дети.
И не имеет значения, что случится с тобой. Никакого.
Есть только две вещи, которые имеют значение».
– Да, – ответила она, – я вас понимаю.
Хок изо всех сил сдерживал слезы.
Неужели еще сегодня он сидел в своей комнате с Джоном Смитом и они разговаривали, как задушевные друзья? В конце случилось идеальное мгновение, когда Джон положил руку ему на плечо и Хок на секунду забыл о том, что он всего лишь мальчишка, у которого убили мать. Он почувствовал себя солдатом, революционером. Каким всегда хотел быть. Сильным, решительным, влиятельным.
А потом – группа захвата, стрельба, крики. Потом он полз по бесконечному туннелю. Женщина с винтовкой. У него перехватило горло, а по ногам заструилось тепло, омочило его джинсы и носки. Он столько лет мечтал о действии, был настороже, а в момент настоящей опасности обоссался и убежал.
«Джон сказал тебе, чтобы ты убежал. Он хотел, чтобы ты убежал».
В этом он находил хоть какое-то утешение. Сначала они убили его маму. Теперь – Джона. Он ненавидел их, ах как он их ненавидел! И вот теперь он бежал по туннелю, опустив голову, чтобы не удариться о трубы, не задеть провода наверху. Джинсы были влажные и холодные, а та часть внутри его, что все еще оставалась маленьким мальчиком, хотела разрыдаться, но не могла – он не позволял.