Книга Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - Филипп Шенон

После этой встречи с Хелмсом комиссия действительно получила от ЦРУ материалы, в том числе и отчеты о поездке в Мексику, переданные ранее из ЦРУ в Секретную службу. Один из рапортов был подготовлен ЦРУ в 10.30 утра на следующий день после покушения и извещал Секретную службу о том, что резидентура ЦРУ в Мехико располагает фотографией, сделанной во время наблюдения, и человек на этом снимке похож на Освальда. Сама же фотография так и не попала в руки членов комиссии. Причину этого Хелмс объяснил в письме к Рэнкину: ЦРУ не сочло нужным предоставить фотографию, так как почти сразу же установило, что этот человек – не Освальд. ЦРУ не видит необходимости загружать комиссию бесполезной работой, ведь эта фотография не представляет никакой ценности для расследования. Но пусть Рэнкин направит следователя из комиссии в штаб-квартиру ЦРУ, и ему покажут снимок круглолицего, славянской внешности мужчины, на вид и выше, и крупнее Освальда.

В соответствии с новым духом полной открытости ЦРУ в марте разрешило Госдепартаменту предъявить членам комиссии также две телеграммы, которые тогдашний посол США в Мексике Томас Манн направил в Госдепартамент и в ЦРУ в конце ноября, сообщая о своем подозрении, что сложился кубинский заговор против президента Кеннеди. Хелмс признался своим заместителям, что «много размышлял», стоит ли показывать эти телеграммы комиссии. Дэвид Слосон прочел их и, к своему огорчению, понял, что от комиссии по-прежнему утаивают значительную часть информации по событиям в Мексике4. Очень уж встревоженно писал во все инстанции Манн, который был убежден в причастности Кастро к подготовке убийства. Кроме того, в телеграммах содержался намек на другие неизвестные комиссии материалы, включая распечатку прослушанных ЦРУ телефонных разговоров Освальда с Мексикой. Слосон наткнулся на служебную записку Манна, где упоминался известный посольству роман бывшего посла Кубы в Мексике с Сильвией Дюран, «неразборчивой в связях» мексиканкой, непосредственно общавшейся с Освальдом. Слосон всерьез задумался над тем, что же еще скрывается в документах посольства.

В служебной записке Рэнкину от 3 апреля Слосон предложил затребовать копии расшифровок телефонных разговоров в Мехико, которые могли иметь отношение к Освальду. Сверх того, писал он, «нам нужно просмотреть целиком материалы посольства по убийству Кеннеди, включая копии всей переписки с другими государственными структурами». И комиссии, по мнению Слосона, следовало знать куда больше о той молодой мексиканке: «Желательно получить подробную информацию по Сильвии Дюран, в том числе доказательства ее “неразборчивости в связях”».

В конце марта Сэмюэл Стерн выехал в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли и начал там просматривать все материалы по Освальду. Позднее он вспоминал, какое впечатление произвели на него архив ЦРУ и новая система обработки данных Lincoln: в ней были задействованы только-только поступившие в госучреждения первые компьютеры.

Стерну вручили список всех документов, имеющих отношение к Освальду и предоставили возможность проверять папки, документ за документом, чтобы убедиться в их полной комплектности5. Нашлись и телеграммы, отправленные резидентурой ЦРУ в Мехико по поводу Освальда, те самые, которых комиссия недосчитывалась. Насколько Стерн мог судить, в «пакете» – так называлась подборка материалов – имелись налицо все документы. У него мелькнуло подозрение – настолько циничное и безосновательное, что Стерн не стал даже упоминать о нем в служебной записке, направленной Рэнкину после этой поездки, – но все же он отчетливо помнит, как ему в тот день подумалось: ЦРУ может с легкостью подделать любой документ, а также внести исправления в инвентарный список и вынуть из «пакета» те материалы, которые не желает распространять. Ведь это работа ЦРУ – добывать и хранить тайны, так что если Управление предпочтет не делиться какой-то информацией по Освальду и убийству президента, комиссия даже не располагает возможностью это установить. «Мы никак не могли достичь полной, окончательной и безусловной уверенности в чем бы то ни было», – сказал Стерн.

Той зимой Дэвид Слосон постепенно стал осознавать, что ЦРУ, возможно, пытается его завербовать. Со временем он полностью в этом уверился. Впрямую предложение так и не прозвучало, однако в разговорах с ним Рей Рокка и другие представители ЦРУ нередко касались планов Слосона на будущее, когда комиссия закончит расследование, проскальзывали и явные намеки на то, что Слосон мог бы отказаться от юридической карьеры и присоединиться к их рядам. «Давали понять: если я не против, так и они не против»6.

Эти авансы ему льстили, признавался Слосон, и тогда он не разглядел в них попытку повлиять на его работу в комиссии. В ту пору ЦРУ пользовалось большим престижем, вспоминал Слосон много позднее. Он и сам в конце 1950-х подумывал поступить на службу в Управление, когда узнал, что некоторые однокурсники из Амхерста уже работают там. «Они отбирали первоклассные кадры», – вспоминал Слосон. Раз уж он отказался от аспирантуры по физике в Принстоне, сочтя работу юриста более увлекательной, не окажется ли служба в ЦРУ еще увлекательнее? Но пока что у него не было времени обдумывать следующий шаг в карьере: за считаные недели от Слосона требовалось стать собственным экспертом комиссии по вопросу, было ли покушение Освальда частью международного заговора или же он в основном действовал самостоятельно. Коулмен, напарник Слосона по команде «заговора», все чаще отлучался. Он приезжал из Филадельфии раз в неделю, да и то не каждую.

И времени на то, чтобы ломать голову исключительно над тайнами ЦРУ, у Слосона тоже не хватало. По его словам, несмотря на заминку с документами из Мехико, «в целом я считал, что ЦРУ ведет честную игру». Представители ЦРУ, в особенности Рокка, вроде бы с готовностью отвечали на все вопросы Слосона, а когда не имели ответов, давали разумное и внятное объяснение. Слосон не мог не оценить откровенность, с какой Рокка поделился с ним информацией о перебежчике Юрии Носенко, бывшем агенте КГБ. Спустя годы Слосон признавался, что понятия не имел о спровоцированной побегом Носенко суматохе, о том, как чуть ли не с первого дня лучшие специалисты по СССР в ЦРУ, а также ФБР сражались против начальника Рокки Джеймса Энглтона, главы отдела контрразведки ЦРУ. Энглтон считал Носенко двойным агентом, которого умышленно передали Соединенным Штатам, чтобы снять с Советского Союза подозрения в причастности к убийству Кеннеди.

Юрий Иванович Носенко7 (на момент побега ему исполнилось 36 лет) вступил в контакт с ЦРУ в 1962 году, путешествуя в качестве агента КГБ под прикрытием по Швейцарии. Тогда он заявил, что проститутка украла у него 200 долларов. Согласно отчету ЦРУ, Носенко обратился к знакомому американскому дипломату в Женеве и попросил денег взаймы: он-де опасается, что в случае недостачи начальникам в КГБ станет известно о его сексуальных похождениях. Этот инцидент использовали, чтобы перевербовать Носенко и поручить ему шпионить уже в пользу США.

В феврале 1964 года, через три месяца после убийства Кеннеди, Носенко вновь связался с ЦРУ и заявил, что должен немедленно бежать и что он располагает ценной информацией о Ли Харви Освальде. Побег Носенко сделался сенсацией, о нем писали на первой странице The New York Times8, но затем перебежчик на долгие годы исчез из поля зрения. Носенко сообщил ЦРУ, что лично читал подборку документов КГБ по Освальду и эти документы доказывают: убийца президента никогда не был агентом СССР. Советские секретные службы сочли Освальда психически нестабильным – хорошо владевший английским языком Носенко выразился коротко: a nut, «придурок», – и потому негодным для работы в разведке. А уж когда Освальд предпринял в октябре 1959 года, вскоре после приезда в Москву, попытку самоубийства, вопрос о вербовке был закрыт.