Книга Батарея - Богдан Сушинский

– Если уж не самый простой, то, по крайней мере, наиболее реальный, вполне возможный.

– Странно… Мои мысли постоянно вертелись вокруг замка, который теперь оказался на территории рейха, вокруг Бухареста, Вены, Тирасполя и Одессы, которые втянуты в войну. А единственно приемлемый исход – бежать из фронтового котла, пока Европа окончательно не втянулась в эту всемирную бойню. Ведь, в сущности, все так просто…

– Честно говоря, представления не имею, как практически это бегство следует организовать, но уверена, что из Бухареста это можно будет осуществить значительно легче, нежели из Австрии, давно объединенной в один рейх с Германией.

– В самом деле… – все еще пребывала в каком-то сомнамбулическом состоянии баронесса. – Что я забыла в Одессе, на кой черт мне их румыно-германский «парад победителей»? Конечно же, нужно бежать. Причем не исключено, что сам генерал фон Гравс как раз и поможет мне в этом. Впрочем, важно, что теперь я окончательно – надеюсь, что окончательно – определилась с целью; о средствах же нужно будет подумать отдельно. И действовать начинаю сегодня же. Немедленно. Словом, спасибо вам, Терезия, за эту милую, великодушную подсказку.

Валерия все еще продолжала возбужденно рассуждать, беседуя «сама с собой, да о своем», а Терезия уже понимала, что время ее истекло и что она здесь лишняя.

– Ладно, – сказала она, намереваясь уйти, – я свяжусь со своим руководством, попытаюсь выяснить вашу дальнейшую судьбу.

Атаманчук уже повернулась, чтобы выйти, когда Валерия неожиданно спросила:

– Уверяю вас, что это останется сугубо между нами… Ответьте, только правдиво: с какой целью вас перебросили сюда?

– Вы ведь прекрасно знаете, что ни один разведчик или диверсант на подобные вопросы отвечать вам не станет. По крайней мере отвечать правдиво.

– Я к тому, что, может быть, полковник Бекетов или кто-то другой из контрразведки флота что-либо велел передать мне, что-то пытался выяснить, наладить со мной связь.

– Меня прислали только с одной целью, – не стала тянуть с ответом Терезия, – пристрелить вас.

Не сводя с нее глаз, Валерия отрицательно покачала головой.

– Вы лжете, Терезия. Если бы у вас был такой приказ, вы вели бы себя совершенно по-иному.

– Причем пристрелить, – еще тверже молвила Атаманчук, – не вступая ни в какие разговоры и полемику. Просто выследить и пустить вас в расход, или, как говорят в подобных случаях, «привести приговор в исполнение». Так что считайте, что пуля, полученная Волчицей, на самом деле предназначалась вам.

– Почему же вы этого не сделали?

– Потому что у меня была еще одна, не менее веская причина убрать вас.

– Соперничество из-за капитана Гродова… – не спросила, а утвердительно молвила баронесса. – Но тогда вы тем более должны были наброситься на меня, а не на Волчицу.

– Если бы я убила вас из-за ревности, то никогда больше не смогла бы смотреть в глаза этому мужчине. Никогда не смогла бы чувствовать себя чистой перед ним. А мне очень хочется смотреть в эти глаза… Всю жизнь смотреть в них.

– Согласна: звучит очень трогательно, сентиментально. Но что же дальше?

Терезия вернулась на несколько шагов назад и вполголоса проговорила:

– Если мне не удастся убедить наше командование, что вас вполне можно использовать в том качестве, в каком вы сейчас находитесь…

– Вы дадите мне знать об этом?

– Связь будем держать через хозяина дома. Я сообщу о необходимости видеть вас.

– Но если такое согласие командования получено не будет? А с поездкой за пределы Румынии к тому времени у меня еще ничего не получится, тогда?..

– Вы знаете, что последует «тогда». Но я подарю вам еще один шанс, на сей раз – шанс уйти. Вам лучше будет исчезнуть из этого города, из Бессарабии. И уж ни в коем случае не появляться в Одессе, пусть даже занятой войсками Антонеску.

* * *

Спустя несколько дней баронесса фон Лозицки уже была в Бухаресте, откуда вместе с нефтяным магнатом Карлом Литкопфом улетела в служебную командировку в Швейцарию.

– Все решалось буквально в последние часы, – неспешно, вальяжно объяснял баронессе Литкопф, крепкий шестидесятилетний мужчина, небрежно сшитый серый костюм и такое же небрежно скроенное простоватое лицо которого не давали никакого повода подозревать в нем одного из богатейших и влиятельнейших людей континента. А ведь кроме нескольких солидных счетов в швейцарских банках он еще был владельцем большого отеля в Женеве и вполне приличного загородного дома неподалеку от Женевского озера. – Оказалось, что по тем или иным причинам буквально всем было выгодно, чтобы вы сопровождали меня. В правительстве Румынии есть люди, которые заинтересованы, чтобы я представлял деловые круги нашей воюющей страны и чтобы рядом всегда находились вы – прелестная женщина и вполне боеспособный телохранитель, умеющий владеть оружием и привыкший к нему.

Литкопф вопросительно взглянул на Валерию. Та подбадривающе улыбнулась в ответ:

– Представления не имела, по какому поводу меня вызывают в столицу, но могу заметить, что наши с вами интересы совпали.

– Я понял это сразу же, как только вы позвонили из Тирасполя и деликатно поинтересовались, не собираюсь ли я проведать свои владения в Швейцарии. Но когда я говорил, что собираюсь, то помнил, что до сих пор выезд из страны люди из окружения Антонеску мне не разрешали, точнее, настоятельно не советовали покидать пределы Румынии.

Всего лишь два часа назад референт магната встретил ее в аэропорту, куда она прибыла из Кишинева. За это время Валерия успела принять душ в забронированном на ее имя номере аэродромного отеля и переоблачиться в гражданское одеяние, доставленное ей по поручению Литкопфа, – такое же небрежное и безвкусное, как и его собственное. Теперь они, посматривая на часы, обедали в аэродромном ресторане: до объявления посадки оставалось около сорока минут.

– Представители сигуранцы и абвера тоже не возражали, – согласно кивнула баронесса, помня о том, что нефтяной магнат часто обрывал свою мысль в самом «недосказанном» месте.

– О, ваша кандидатура их идеально устраивала. Не говоря уже о бригадефюрере фон Гравсе, люди которого очень оперативно поработали с клерками швейцарского посольства.

– Добрейшей души человек – этот фон Гравс, – умиленно произнесла баронесса, вспомнив, как в двух пространных телефонных беседах ей пришлось уламывать генерала от СС, который не желал расставаться со столь привлекательной и «почти дармовой, служебной» любовницей.

Откуда магнату было знать, что в словесном противостоянии с бригадефюрером в качестве решающего аргумента выступал сугубо женский довод:

«Неужели вы не понимаете, господин фон Гравс, что вы не тот генерал, которого эта война способна осыпать чем-либо, кроме снарядных осколков?»

«Сказано жестоко, но правильно», – признал бригадефюрер СС.