Книга ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. - Армен Гаспарян

На что рассчитывали в ОГПУ, отправляя Ковальского вместо Франции в Австрию? На то, что он будет готовить «легенду»? Но в Москве этим заниматься безопаснее, да и инструкторы помогут. Или на то, чтобы Ковальский как следует отдохнул перед трудной работой? Он так и сделал. Почти четыре месяца бывший штабс-капитан трепал нервы сотрудникам разведки своим демонстративным бездельем. Проклиная на чем свет стоит Москву, приславшую такого агента, они спали и видели, как бы избавиться от него.

Вместо того чтобы готовиться к вербовке Скоблина, Ковальский писал письма своей жене. Вот одно из них. Уже по нему можно судить, как ответственно он подходил к своей работе: «Жив, здоров, поправился на три с половиной килограмма, все свободное время болтаюсь в горах (живу в отрогах Альп). Какая это прелесть — сочетание дикой природы с культурой! Что Европа, конечно, далеко впереди нас, это всем известно, но, видя эти достижения культуры и техники, хочется скорее сесть на “Наш паровоз“ (время покажет, “кто кого “) и обогнать гнилую Европу.

Дорогой Раек! Да наша последняя проститутка гораздо полнее (по своему внутреннему содержанию), честнее и порядочнее любой из здешних женщин. Ты себе представить не можешь, как мне хочется поболтать с нашими бабами из райсовета в платочках и посмеяться с ними над чопорными, беспринципными, продажными европейками.

Следи за тем, чтобы тебе аккуратно выдавали содержание. Ваш Петя».

Но это еще не все. В каждом письме он указывал, чтобы жена и дочка учили быстрее немецкий. Не иначе, надеялся, что они скоро вместе с ним будут любоваться альпийскими красотами. А то одному — и скучно, и грустно, и некому руку подать.

Ничего более нелепого представить себе нельзя. Агент, которому предстоит опасное задание, не отрабатывает свою легенду, не ищет подходы к Скоблину, не продумывает, как именно будет происходить вербовка, не готовит возможные сценарии развития беседы, а изучает духовный мир венских проституток. Тут два варианта: или такого просто не могло быть, и эта чепуха написана задним числом для простаков уже в 1990-х годах, или в ОГПУ были исключительно умственно неполноценные люди. Поверить в это я не могу.

А вот и еще одно письмо: «Понимаю, что всех заинтересовало мое внезапное исчезновение и долгое невозвращение. Следи за тем, чтобы тебе аккуратно выдавали содержание. События здесь развиваются, и я могу задержаться на более продолжительный срок, чем мы предполагали, и ты, пожалуйста, не нервничай и больше растирайся холодной водой.

Ты меня успокаиваешь и просишь не тосковать и не нервничать. Дорогая моя, не тосковать по своей стране и вам я не могу. Не нервничать по своей натуре не могу. Терять же бодрость духа в нашей работе я не имею права — ведь не для забавы и развлечения я сюда приехал!»

Читаешь и не знаешь: плакать или смеяться. Секретный агент советской разведки отправляется за границу. Проводить опаснейшую операцию: вербовку лютого врага рабоче-крестьянской власти, командира самой стойкой белогвардейской части. И при этом он открытым текстом сообщает жене подробности!

Что должен был сделать его куратор, узнав об этом? Правильно, немедленно отреагировать. Пригрозить зарвавшемуся Ковальскому всеми возможными карами, если он не одумается. Вы думаете, так и произошло? Глубоко заблуждаетесь!

Никто бывшему штабс-капитану ничего не сказал. И он продолжил в том же духе: «О заграничной дешевизне — все это ложь. То, что дешево, — дрянь, а если хочешь достать приличную вещь, надо заплатить приличные деньги. Разница только та, что у нас и при наличии денег нельзя ничего купить. Здесь же при наличии денег можно достать все, а также можно и всех купить, думаю, вплоть до верхушек. У меня есть веские данные, позволяющие так говорить».

Если кто-то не понял, то это называется явная антисоветчина. За такие разговоры агента должны были немедленно отозвать назад (тем более что он ничего еще для блага социалистического отечества не сделал) и отдать под самый гуманный суд. Который, по реалиям 1930-х годов, от души бы наградил товарища Ковальского путевкой в один из лагерей. Для «перевоспитания», как сказали бы тогда.

Однако этого не произошло. На невинные шалости агента Москва почему-то смотрела сквозь пальцы…

* * *

В Париже Ковальский оказался в сентябре. Быстро выяснив адрес Плевицкой, он немедленно отправился домой к Скоблину. И буквально тут же, за чашкой чая, без всякой подготовки, прямое присутствии Плевицкой, начал его вербовать. А Скоблин, казалось, последние 10 лет только этого и ждал и не скрывал своего восторга от этой идеи. И просил за это сущие пустяки: 250 долларов в месяц и 5 тысяч франков единовременной выплаты. Больше того, тут же предложил завербовать еще и командира дроздовской дивизии генерала Туркула до кучи. Дескать, он тоже с радостью согласится. И платить ему надо будет меньше, чем мне…

Вы верите, что такое было возможно?

Тут же было составлено письмо в Москву:

«ЦИК СССР. От Николая Владимировича Скоблина. Заявление.

12лет нахождения в активной борьбе против советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений. Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав гражданства СССР.

Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и обо всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам. 10 сентября 1930 года».

Обратите внимание на странное обстоятельство. В тексте указывается — «12 лет активной борьбы». Неужели Николай Владимирович запамятовал, когда он начал сражаться с.большевиками? Сильно сомневаюсь. А вот, что подлинные авторы этой «цедули» этого не знали — убежден. Поэтому и повели отчет с 1918 года, руководствуясь заявлениями Ленина о начале Гражданской войны.

Но и это еще не все. Что это за определение «проступки против трудящихся СССР»? Во-первых, Скоблин с оружием в руках боролся с советской властью, что рассматривалось в несколько иной статье Уголовного кодекса РСФСР. Во-вторых, против трудящихся первого в мире государства рабочих и крестьян Николай Владимирович не мог бороться по определению, ибо создано это самое государство было в тот момент, когда Русская армия находилась уже в Болгарии, Сербии, Турции и Тунисе. В-третьих, разведка, на которую якобы согласился работать Скоблин, правительственным органом не являлась тогда, равно как не является и теперь.

Заявление Скоблина сопровождал отчет Ковальского: «Генерал пошел на все и даже написал на имя ЦИК просьбу о персональной амнистии. По моему мнению, он будет хорошо работать. Жена генерала согласилась работать на нас.

Подписка Скоблина написана симпатическими чернилами «пургеном» и проявляется аммоняком (летучая щелочь). Беда в том, что когда аммоняк улетучивается, то снова письмо теряется. Пусть у нас его проявят какой-либо другой щелочью после первого чтения. Визитная карточка служит паролем. Генерал будет разговаривать с любым посланным от нас человеком, который предъявит такую визитную карточку».