Книга Сталин и контрразведка - Анатолий Терещенко

В соответствии с военной обстановкой, органы СМЕРШ наделялись широкими правами и полномочиями. Аресты военнослужащих в обязательном порядке согласовывались с военными прокурорами в отношении рядового и младшего начсостава, с командирами и прокурорами воинских соединений и частей – в отношении среднего начсостава, с военными советами и прокурорами – в отношении старшего начсостава, а аресты высшего осуществлялись только с санкции наркома обороны. В тоже время, органы СМЕРШ имели право по постановлению подразделений военной контрразведки, как и в других армиях мира, в «необходимых случаях» расстреливать дезертиров, членовредителей и лиц, изобличенных в совершении террористических актов против командного состава армии. Да, закон суров, но это закон, тем более в военное лихолетье.

Чтобы не быть голословным, можно привести массу примеров такой острой правоприменительной практики со стороны органов госбезопасности в войсках других армий во время боевых действий. Сошлюсь на один.

Так, только за первые несколько дней осуществления англо-американской десантной операции на севере Франции «Оверлорд», в 1944 году за трусость, дезертирство и членовредительство без суда и следствия на месте перед строем было расстреляно несколько сотен солдат и офицеров Британской армии. Янки тоже не церемонились с носителями «подрывной морали».

По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, шпионов, изменников Родине из числа советских граждан и их пособников» за эти преступления, «самые позорные и тяжкие», полагалась смертная казнь через повешение.

Приговор выносился военно-полевыми судами при дивизиях.

ГКО обязал ГУКР СМЕРШ НКО СССР и его органы на местах постоянно информировать военные советы и командующих соответствующих фронтов и округов, а также командиров соединений и руководителей учреждений Красной Армии о результатах борьбы с агентурой противника, дезертирами и изменниками Родине, а также об антисоветских и других негативных проявлениях в армии.

В свою очередь, начальники управлений СМЕРШ фронтов, военных округов и отделов СМЕРШ армий имели право присутствовать на заседаниях военных советов, а при необходимости – знакомиться со всеми секретными материалами штабов.

* * *

27 апреля 1943 года И.В. Сталин утвердил штат ГУКР СМЕРШ НКО СССР в количестве 646 человек. Штат управления фронта с составом более 5 армий – 130 человек, менее – 112 человек. Военный округ – от 112 до 193 человек (для больших округов, таких как МВО). Штат для армии– 57 человек.

Приказом Верховного сотрудники СМЕРШа вместо спец-званий получили адекватные воинские звания.

По рассказам секретаря-машинистки штабного отдела ГУКР СМЕРШ Валентины Андреевны Воробьевой, с которой автору этих строк довелось работать в середине семидесятых годов в 1-ом отделе 3-го Главного управления КГБ СССР, 1943 год был самым памятным годом для военных контрразведчиков.

«Этот год для меня и моих коллег был памятен по трем причинам: во-первых, с образованием СМЕРШа поднялся авторитет военной контрразведки, во-вторых, наши сотрудники стали офицерами – получили воинские звания, и, в-третьих, победа под Сталинградом вселила уверенность, что наконец-то враг серьезно побежал и что он теперь будет непременно разбит.

Многие сотрудники с неподдельной искренностью выражали радостные чувства, когда после расформирования Управления особых отделов НКВД начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ оставили Виктора Семеновича Абакумова, в которого была вера как в строгого, требовательного, но заботливого «отца семейства».

Встречи с ним до сих пор стоят перед глазами, и в них он – высокий, стройный, подтянутый и яркий…»

Ее коллега Валентина Ивановна Левшина, работавшая в то время в главном штабе СМЕРШа на Лубянке, вспоминала:

«Нас всех собрали и довели приказ Сталина об образовании СМЕРШа. Поначалу это слово было непривычное для слуха, жужжало как шершень. Но потом оно стало набираться великим смыслом, так как форма и содержание совпадали.

Мне приходилось не раз видеть Абакумова, как говорится, в действии. Совещания он проводил деловито, общаясь с аудиторией без бумажки. Говорил простым, понимаемым слушающими его сотрудниками, языком.

Не знаю, приписывали ему часто повторяемые в беседах с подчиненными слова, или он их действительно нередко озвучивал, но если хочешь победить неприятеля – победи себя.

Абакумов всегда выглядел «с иголочки» – наглажен и опрятен. Чувствовалось, что он любит порядок. В кабинете на четвертом этаже дома два у него тоже было уютно. Стол всегда убран – ничего лишнего…»

* * *

Есть такое выражение, что настоящая правда всегда неправдоподобна, а чтобы сделать правду правдоподобной, нужно непременно подмешать к ней лжи. Что-то подобное происходило и в оценке деятельности Абакумова на посту руководителя СМЕРШа. Каких только собак не вешали на его плечи, но он был живым человеком. Он, как любой грешный, ошибался и каялся, злился и радовался, побеждал и испытывал поражения.

Виктор Семенович мог быть неправым и правым, способен был любить и ненавидеть, наказывать и прощать. Распекал нерадивых и бездельников, но и заботился о тех, кто горбатился на службе, показывая конечные результаты в оперативной работе. Жесткость в характере – это не предательство. Он был по своей натуре державником, поэтому не переваривал тех, кто не вписывался в парадигму государственности.

Он был одновременно открытым и закрытым. Зажигался в молчаливой, вдумчивой работе, а порой, видя нерадивость некоторых лиц, быстро взрывался, но так же быстро и отходил, хотя от общения со Сталиным в период его работы в СМЕРШе научился несколько сдерживать свои эмоции.

Часто, отправляясь в Кремль для доклада, он рассуждал: «в камне боли нет, но в страхе от камня она, эта боль, всегда присутствует». И этим камнем был для многих и для него, естественно, все видящий, все слышащий, все чувствующий Верховный, державший в своей памяти многие подробности из докладываемых ему материалов. Для Абакумова это был человек, который вовсе не походил на случайного. Государственный трон был словно сделан под его размеры.

Он верил ему как вождю, он считал его Богом, которому поклонялся, и отблески божественного нередко ловил на себе. Особенно гордился, когда говорил подчиненным:

– Я поехал… я пошел… я буду… – у Сталина.

А еще, его позвоночник не мог прогибаться под прямым углом, поэтому он ненавидел у других пропеллерное движение копчика.

Все чаще и чаще Лаврентий Павлович фиксировал, что Абакумов перещеголял его в количестве визитов к вождю за недели, за месяцы, за год. Абакумову иногда приходилось бывать у Верховного Главнокомандующего и по несколько раз в день.

«Выпестовал на свою голову настоящую беду, – психовал в такие минуты Берия, снедаемый зеленой завистью. – И о чем так долго он может говорить со Сталиным. Наверное, и мне перемывают косточки. Правда, особых поводов я не даю, разве что увлечение красавицами, но это не криминал, просто надо как-то снимать напряжение».