Книга Идеальный вариант - Лариса Райт

– Володечка! Ну, пожалуйста!

Судья испытывала брезгливость в отношении обоих супругов. К Володечке чувствовала глубокую антипатию из-за внешней расхлябанности, к жене – из-за того унижения, принимая которое, та, как казалось Ладе, невольно опускала весь живущий на Земле женский пол. Ответчица причитала и все время повторяла, что «без Володечки пропадет». Лада же думала о том, что, освободившись от такого подарочка, женщина должна, наоборот, обрести себя.

– Суд удаляется для принятия решения, – объявила и вышла из зала. О том, какое решение принять, не размышляла. Какие могут быть сомнения, если все прописано в законе. Время для примирения давно вышло, и если Володечка жаждет пуститься в свободное плавание, не в Ладиной власти его удерживать.

Она думала о вчерашнем телефонном разговоре: умела читать между строк и знала, что за маминым недовольством скрывалось настойчивое желание устроить личную жизнь старшей дочери. Мама ни за что не могла согласиться с тем, что жизнь женщины может быть полной без обязательного присутствия в ней мужа и хотя бы одного ребенка. «Надо пригласить ее на парочку заседаний. Пусть посмотрит на таких вот Володечек и поймет, почему меня от них воротит». Та, конечно, станет утверждать, что мир состоит не только из подобных экземпляров. Лада согласна. Кроме Володечек существуют еще Кирюшеньки, Миша`ньки, Шурики и многие другие. Один – маменькин сынок, другой – отъявленный садист, третий просто дурак, а какой-нибудь четвертый, пятый, десятый – ни рыба ни мясо. Она этого разнообразия насмотрелась на работе. К чему еще и дома такой? Мама бы, конечно, спросила: «А папа? А Валера?» Лада бы ответила, что таких, как папа, больше нет (и с этим мама бы спорить не стала), а по поводу Валеры можно и поразмышлять: так ли уж он хорош, как о нем думают? Да, умен. Да, образован. Да, умеет зарабатывать деньги. И от этого, кстати, ведет себя, как напыщенный индюк. Возможно, если бы хоть по выходным проявлял малейший интерес к домашней работе, их со Златой квартира не смотрелась бы как склад забытых вещей. Но муж считает, что в выходные надо отдыхать, а точнее – выходить. Вот и выходят то в ресторан, то в театр, то в клуб, то в игровые автоматы. Там (в толчее народа) Валера расслабляется и получает удовольствие. Еще бы! Ведь столько окружающих видят, какая у него симпатичная жена, какие очаровательные дети и какой он сам замечательный оттого, что так о них заботится. Вот на прошлом семейном сабантуе, например, с восторгом рассказывал, что старшие уже палочками едят суши. Мама, конечно, распахивала удивленные глаза и, хлопая в ладоши, восклицала: «Ну, надо же!» Папа кивал головой и говорил: «Славно. Славно». Только Лада сказала то, что на самом деле следовало сказать:

– Лучше бы ты им кашу по утрам варил. Овсяную. Хотя бы в выходные.

– Зачем? – не понял Валера.

Объяснять не стала. Чего словами разбрасываться? Все равно не поймет. Сказала как отрезала:

– Затем.

Тот не обиделся, сказал:

– Зануда ты, Ладка, – сказал так, что, если бы не ее сорок пять и его тридцать восемь, показал бы язык.

«Неприемлемое поведение в обществе», – заклеймила тогда шурина в своем сознании. И зачем же держать человека с таким неприемлемым поведением в своей квартире? Чтобы постоянно бороться с желанием выставить его за порог? Такая ситуация, безусловно, укрепляет силу воли, но Лада подобным способом саморазвития заниматься не желала. Жизни своей ни с Володечкой, ни с Кирюшей, ни даже с Валерой не представляла. А что до детей, эта всеобщая потребность размножаться ее и забавляла, и раздражала одновременно. В любых компаниях, где заходила речь о продолжении рода и необходимости деторождения, она рассказывала анекдот про старого еврея, который, умирая, с грустью размышлял о том, что «пить совсем не хочется».

– Выйдешь на пенсию – завоешь от одиночества, – говорила мама.

Лада посмеивалась. Пенсия, с ее точки зрения, – самое замечательное время, когда, наконец, можно включить в жизненный график те вещи, для которых сейчас не хватает ни времени, ни пространства. Она уже сейчас откладывает часть зарплаты для грядущих путешествий по миру. Кроме того, хочет написать не менее пяти учебников по юриспруденции. И еще на пенсионный возраст намечено освоение японского языка. Иероглифы – слишком сложная штука, так что одного вечера в неделю для их изучения явно недостаточно. А, предположим, родит детей? И что? Все планы коту под хвост. Только сядешь за учебник: «Мамочка, приезжай сидеть с внуками». Нет. Не дождетесь! Ни Володечек, ни Кирюшек, ни детей!

Лада с чистой совестью подарила истцу долгожданную свободу и, слушая тихое подвывание ответчицы, едва сдержалась, чтобы не покрутить пальцем у виска. Женщину вывели из зала суда подруги, и судья попросила секретаря открыть окно.

– Душно, да, Лада Андреевна? – Исполнительная девушка Маша бросилась выполнять поручение.

– Душно, – откликнулась та. – Душно от человеческой глупости.

– Вы о ней? – помощница кивнула на дверь, за которой только что скрылась ответчица.

– О ком же еще?

– Просто любит.

Лада смерила девушку сочувственным взглядом, вздохнула:

– И ты туда же. Как можно такое любить?!

– Сердцу не прикажешь, – прощебетала Маша избитую истину.

– Я в это не верю. Ладно, зови следующих.

Следующими оказалась вполне нормальная пара. Нормальная в том смысле, что ни он, ни она не вызывали никаких отрицательных эмоций. Впрочем, они вообще эмоций не вызывали. Общались сухо, по-деловому и с судом, и друг с другом. Истица просила установить для ответчика строго определенное время общения с ребенком, не предъявляя никаких вразумительных доказательств. Из чего Лада сделала вывод, что весь процесс – это, скорее, укол в адрес бывшего мужа, нежели вынужденная необходимость. Мужчина же, наоборот, представил все необходимые свидетельства того, что его работа связана с многочисленными командировками и у него нет никакой возможности навещать ребенка по расписанию. Лада истице отказала и, когда за участниками процесса закрылась дверь, сказала секретарю:

– Вот так и заканчивается большинство любовных историй: определением местожительства ребенка и расписанием свиданий с ним одного из родителей.

– Вы – пессимистка, Лада Андреевна.

– Я – реалистка. Жить, Машенька, надо головой, а не сердцем.

– Но это же так скучно!

– Скучно? – Лада не поняла эмоционального порыва юной девушки. – А мир вообще не слишком весел. И нужно быть морально готовым ко всей той грусти, что его наводняет. А еще лучше себя от этой грусти как-то огораживать. А не то…

– Что?

– Не то получится так, как со следующими гостями. Давай помолчим минут пять.

Маша с готовностью кивнула и застыла на месте, боясь шелохнуться. Душа Лады ликовала. Вот еще одно доказательство того, что пиетет и уважение она внушает и молодежи, несмотря на отсутствие на лице килограмма косметики и шпилек на каблуках. Откуда женщине было знать, что за глаза помощница называет ее «старой грымзой» и, не стесняясь, копирует манеру смотреть на свидетелей по делу поверх очков? Об этой стороне жизни Ладе было ничего неизвестно. Ей была знакома только та, в которой она сидела в смежной с залом суда комнате и дышала, дышала, дышала.