Книга Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский

Папа на наш вопрос ответил коротко: «Тогда бы у меня не было вас». И больше на эту тему мы с ним не говорили.

Мирель Зданевич успела встретить свой 85-й день рождения. Ее не стало несколько месяцев спустя, в ноябре 2011 года.

В свое время она дала мне несколько фотографий из архива братьев Зданевичей, которые я не успел ей вернуть. Совпало, что снимки я принес в дом Мирель Кирилловны на девятый день после ее кончины.

Возможно, я пришел в неурочный час, а может, еще по какой-то причине, но за столом на кухне, где еще пару месяцев назад меня принимала Мирель Кирилловна, в одиночестве сидел Караман, ее единственный сын.

— У вас есть пять минут? — обратился он ко мне. — Останьтесь, пожалуйста. Сегодня 9 дней, как не стало мамы. И мне хотелось бы вам что-то рассказать.

У меня были великие предки. Они создавали в Грузии эпоху.

Первая выставка братьев Зданевичей — картин деда и работ его брата Ильи — состоялась в Грузии в 1989 году. Как раз перед 9 апреля (трагическим днем, когда перед парламентом республики советскими войсками саперными лопатками и газом «черемуха» была разогнана мирная манифестация. — И. О.) успели.

Из Парижа приехала целая делегация. Вдове Ильи Элен Дуар было уже за семьдесят, но я до сих пор ощущаю себя счастливым мужчиной, так как видел такую женщину.

Элен привезла в Тбилиси картину Пикассо — портрет Пиросмани, который принадлежал Ильязду. Сказала, что этот портрет должен увидеть родину Пиросмани. А директор музея тут же спрятал работу Пикассо у себе в кабинете.

И когда мы собрались ехать в Мирзаани, родовое село Пиросмани, рисунка уже не было.

Но Элен быстро поняла, в чем дело. Мы вместе с ней пришли в кабинет директора, она взяла его за ухо и спросила: «Где Пикассо?» Директор конечно же тут же достал портрет. И в Мирзаани мы приехали вместе с Пикассо, поставили его на видное место.

Тогда приезжал и сын Ильи Шалва, директор Центра Помпиду.

А спустя какое-то время уже я поехал в Париж. Как меня принимала Элен! Ее фамилия во Франции очень известна, как в Грузии, например, Дадиани, а в России — Трубецкие.

И какое-то время родственники отказывались с ней общаться, не могли понять и принять то, что она вышла замуж за грузина.

С какими людьми она меня познакомила! Как-то утром заехала за мной и сказала, что хочет познакомить со своей знакомой. Мы приехали к очень пожилой женщине, ей было, наверное, за 90. Это была подруга художника Брака. Она подвела меня к деревянному шкафу и стала показывать работы Брака. А я в тот момент так плохо себя чувствовал после вчерашней пирушки, что мечтал только о том, чтобы старушка побыстрее закончила и отпустила нас. Глупый был.

В другой раз Элен познакомила меня с подругой Модильяни. Какая это была женщина!

А однажды Элен повела меня к своей сестре, которая жила в районе Елисейских Полей. Нас встретила старая женщина, пригласила в роскошную квартиру. Когда мы сели за стол, из соседней комнаты на кресле-каталке выехал, как мне показалось, столетний старик. Это был муж сестры Элен, «сахарный» магнат, которому в свое время принадлежал чуть ли не весь Вьетнам. У Элен была очень знатная семья.

А Илья жил на улице Мазарини. Когда я пришел в его дом, то поймал себя на мысли, что оказался не в Латинском квартале Парижа, а в тбилисском районе Вера. Там был итальянский дворик, старый-старый дом.

Илья ведь не был богатым человеком. Но когда он заходил в кафе «Флор» на Сен-Жермен-де-Пре, то все посетители вставали и снимали перед ним шляпу. Потому что он был большим интеллектуалом.

Он говорил, что Пиросмани был самым великим художником, более значительным, чем Пикассо и Брак. Потому что Пикассо и его друзья воровали идеи у Маринетти, а Пиросмани ни у кого ничего не воровал. Он рисовал так, как мог. И его талант был от Бога.

Париж — это прекрасный город. Только там можно понять, что такое успех!

У меня был ученик, Антон Баланчивадзе, внучатый племянник Жоржа Баланчина. В один из дней он пришел ко мне за советом. У него появилась возможность поехать в Париж, и он не знал, как поступить.

Тогда я посадил Антона перед собой и сказал: «Поезжай в Париж. Там разыщи Порт де Ней, который построил Наполеон. Спустись по лестнице до винного магазина и купи самого дешевого вина. Только возьми большую бутылку, маленькую не бери. Затем дойди до Сены и садись рядом с клошарами. Они с утра там сидят и пьют вино. Когда ты придешь, их вино уже закончится и они будут тебе рады. Выпей с ними эту большую бутылку дешевого вина. И после этого к тебе явится ангел, который покажет правильную дорогу».

Антон потом так и сделал. И рассказал мне, что на второй день после этого его разыскали из одной галереи и предложили контракт.

Я очень люблю Париж. А тогда вернулся в Грузию. И это было, наверное, единственное, чего мама не могла мне простить.

Почему я так поступил? Не знаю. Хотя на самом деле знаю, конечно. Я вернулся из-за мамы. Потому что ее бы тут просто убили. Она бы не смогла жить одна. А так яееи похоронил достойно.

Она была великой женщиной. А этого никто здесь не ценил и не понимал.

Мама сумела правильно организовать жизнь нашей семьи. Мой отец Аполлон не зря носил такое имя — его обожали женщины во всем Советском Союзе. В Москве у него была мастерская на Масловке, так туда толпами приходили красивые натурщицы. Потом то же самое было и в Тбилиси. Но мама сумела смириться со всеми любовными увлечениями отца. И это был единственно верный путь.

Но это не значит, что мама была такой мягкой. Наоборот, она была настоящим шляхтичем — жестким, принципиальным, с чувством собственного достоинства. Просто она умела понять отца.

У Аполлона ведь была непростая жизнь. Он был офицером Белой армии. У него было много жен и много детей. Один из них, Тариел, во время советско-финляндской войны попал в плен. Потом, как и всех пленных, его отправили в лагерь. Потом, уже сражаясь на Великой Отечественной, он снова попал в плен. И поступил в грузинский отряд, который сражался на стороне немцев. После окончания войны он жил в Италии, там его и арестовали. Приговорили к расстрелу.

Когда эшелон вез брата вместе с другими заключенными в лагерь, где смертный приговор должен был быть приведен в исполнение, он выбросил из окна вагона кусок салфетки, на котором написал свое имя и адрес отца. И какая-то женщина в Тамбове подняла этот листочек и переслала отцу.

Аполлон тут же пошел к Берии и попросил не расстреливать его сына. К папиным словам прислушались. Он был уже известным художником, автором портретов Сталина, Орджоникидзе, народным художником.

И брата помиловали. 12 лет он провел в лагере.

После войны папа стал ректором Академии художеств. Когда Хрущев решил закрыть подобные учебные заведения в республиках СССР, то в Тбилиси приехала министр культуры Екатерина Фурцева. И папа не просто отстоял Академию, но и на свой страх и риск выстроил для нее новое девятиэтажное здание. Когда Фурцеву привезли в новостройку, она сказала: «Ну хоть бы пять этажей было, куда уж девять?»