Книга Жизнь актера - Жан Маре

Меня пригласили на роль отца Роберто Бенци в фильме «Призыв судьбы». Предложили очень деликатно, опасаясь, что я откажусь играть отца. Я же, наоборот, согласился только по этой причине, так как собирался менять амплуа.

Подошло время отпусков. Значит, никаких проблем с «Комеди Франсез». Мне полагается три месяца отпуска.

Я уже готов отбыть в Италию, где должен сниматься фильм. Дирекция «Комеди Франсез» осведомляется, не смогу ли я отложить свой отъезд на два дня, чтобы сыграть «Британика» в классическом дневном спектакле в четверг. Ладно. Я договариваюсь с продюсером фильма. В четверг утром мне снова звонят из дирекции, чтобы предупредить, что после дневного спектакля будет репетиция «Ромео и Джульетты». Удивленный, я спрашиваю, настолько ли это необходимо, потому что на следующий день я уезжаю на три месяца. Не лучше ли все репетиции провести после моего возвращения. Дирекция соглашается и освобождает меня от репетиции.

Я играю «Британика». Между сценами отдыхаю в гримерной Рашель, которая служит нам фойе. Там меня нашел взбешенный Жюльен Берто.

— Итак, корчишь из себя звезду, отказываешься репетировать Ромео?

Я не отношусь к тому типу актеров, которым нужно много времени, чтобы сосредоточиться перед выходом на сцену. Но тем не менее мне важно быть спокойным и нормально себя чувствовать.

Поэтому я отказываюсь обсуждать этот вопрос с Жюльеном и прошу его уйти.

— Я здесь у себя, — кричит он (он — акционер театра, а я только актер на окладе).

— Тем более, если ты здесь у себя, то должен принять меня вежливо. Теперь будь любезен покинуть мою гримерную, или мне придется применить силу.

— Значит, ты не будешь играть Ромео.

— Тем лучше, у меня нет на это никакого желания.

В тот же вечер я послал нашему администратору письмо с просьбой об отставке. Я уже не помню точных выражений, но это было примерно следующее:

«Господин администратор!

Я решил оставаться актером на окладе всю жизнь, но если я терплю оскорбления от части публики, а также от части прессы, я не позволю, чтобы актер, являющийся акционером «Комеди Франсез», позволял себе относиться ко мне с меньшим уважением, чем ко мне относились, когда я работал статистом у Шарля Дюллена. Поэтому прошу меня уволить».

И отправился в Италию. По дороге остановился в Сен-Жан-Кап-Ферра, чтобы обнять Жана. Я застал его негодующим на окружающую его роскошь. Мне знакомы такие его кризисы. Постарался его успокоить. Едва только я пересек границу, как увидел голосующего на обочине дороги человека. Останавливаюсь. «Куда вы едете?» — спрашивает он. «В Рим». — «Я тоже». И зачем только я сказал, что еду в Рим! В мою машину садится некто очень странно одетый: на нем что-то вроде зеленого костюма с широкой черной полосой по шву драных брюк, порванная куртка, такая же грязная, как он сам. На ногах видавшие виды сандалии. Белья у него не было. Наверное, когда его волосы чистые, он блондин. Видно, что он не брился несколько дней. Он худой и кажется некрасивым. Воображаю, какое темное у него прошлое. Скоро мне придется остановиться пообедать. Как же его пригласить даже в самую скромную харчевню. Он рассказал, что сидел в тюрьме и только что освободился. Теперь едет в Рим, где живет его семья.

— Скажите, вы не хотели бы побриться? — спрашиваю я осторожно.

— Хотел бы, но у меня нет денег.

Я останавливаюсь возле парикмахерской в ближайшей деревне, даю моему спутнику деньги и жду его на террасе соседнего бистро. У меня возникает желание уехать. Но я не чувствую себя вправе поступить так. Вдруг подходит какой-то незнакомец. Ба! Да это же обладатель зеленого костюма. Да, это он, но неузнаваемый. Его не только побрили, но и подстригли, и причесали. Теплая салфетка после бритья очистила лицо.

Мы снова отправляемся в путь. Боясь его обидеть, я робко спрашиваю, не хотел бы он надеть чистое белье. Останавливаюсь прямо на горной дороге, открываю свои чемоданы и даю ему брюки, рубашку, сандалии. Возможно, он воспользуется этим пустынным местом, чтобы убить меня...

Мы останавливаемся у ближайшего ресторана. Я смотрю на своего спутника, он так преобразился, что стал почти красивым.

— Возьмите меня к себе на службу, я буду чистить вам обувь.

Наверное, это казалось ему выражением высшей преданности. Но я не мог оставить его у себя.

Я снимаюсь в фильме «Призыв судьбы». Мне доставляет огромную радость сниматься с Роберто Бенци, я играю его отца. Нет ничего более волнующего, чем видеть, как этот ребенок мгновенно превращается в выдающегося дирижера, а после этого снова становится ребенком. На первых репетициях многие музыканты не верили в его исключительный дар. Они расставляли ему ловушки. Роберто стучал по пюпитру своей дирижерской палочкой и кричал: «до-диез» или называл какую-нибудь другую ноту, которой ему не сыграли. Вскоре все его обожали.

Я согласился участвовать в этом фильме в надежде на то, что теперь меня будут приглашать не только на роли героев-любовников.

Вернувшись в Париж, я отправился к администратору «Комеди Франсез». На лестнице я столкнулся с Мари Белл и Фернаном Леду. Они стали расспрашивать о моих планах.

— Как? Вы не знаете, что я уволился?

Господин Тушар принял меня очень сердечно.

— Я никому не говорил о вашем уходе, надеясь, что вы передумаете.

— Нет, господин администратор. Впрочем, все равно уже слишком поздно. Я только что сказал об этом Мари Белл и Фернану Леду.

Оказалось, что заявление нужно подавать за шесть месяцев до ухода. Следовательно, я должен работать в театре еще три месяца. Кроме того, Лоренс Оливье приглашает меня в свой театр в Лондоне, чтобы я показал свою постановку «Британика». Но, поскольку вместе со мной приглашается вся «Комеди Франсез», я не могу принять приглашение, если не буду членом труппы. Господин Тушар предложил возобновить контракт на год, обещая, что предоставит мне полную свободу.

Комитет направил письмо Лоренсу Оливье, в котором сообщалось, что я играл в двух пьесах Расина: в «Британике» и «Митридате». Ему советовали посмотреть обе и сделать выбор. Лоренс Оливье приехал в Париж и в субботу посмотрел вечерний спектакль «Митридат», а в воскресенье утром — «Британик». Это был последний раз, когда я играл Нерона. Публика устроила мне овацию, и в конце спектакля меня одного вызывали на поклон не менее пятнадцати раз. Мне несли охапки цветов, а площадь перед «Комеди Франсез» была черна от народа, когда я выходил из театра. Толпа окружила меня. Каждый старался протиснуться поближе.

Вернувшись в Лондон, Лоренс Оливье сообщил, что он выбирает «Британик». Было еще несколько писем. В конце концов Лоренс Оливье прислал телеграмму. Телеграммы обычно кратки и точны, иногда их текст может показаться резким. Телеграмма Оливье была составлена следующим образом: «Если я не получу «Британика» с Маре, я отказываюсь приглашать «Комеди Франсез».

Значит, приглашают не «Комеди Франсез», а Жана Маре в окружении «Комеди Франсез»! Разразился грандиозный скандал.