Книга Серые братья - Том Шервуд

– Массар, - сказал негромко один из них, с трудом разлепив покрытые пылью губы.

Он был в балахоне монаха-францисканца.

– Наконец-то! - хриплым шёпотом отозвался второй, в одеянии монаха-иезуита. - Как я измучился!

– Но согласись, - улыбнулся его товарищ, - не пристало роптать, когда рядом есть кто-то измученный вдвое больше.

– Это ты, что ли?

– Нет. Ослики.

Массар, довольно большой город белел невдалеке полосками крепостных стен, расплавленных в струях знойного летнего марева. Когда-то он был размещён на плоской возвышенности между двумя реками - одной широкой, другой - поуже. Но теперь, наплодив новых людей и наставив новые - не дома даже, а целые улицы и кварталы, - выполз на противоположные берега обеих рек. Он вынес даже за границу нового, гораздо более пространного кольца каменных стен небольшую речную пристань с длинными, под одной общей крышей, складами, и унылую стайку ветряных мельниц, крылья которых, по причине отсутствия хорошего ветра, медленно покачивались из стороны в сторону, не совершая и четверти оборота.

– Какая жара, - с усилием произнёс иезуит. - Интересно, что нам дадут сейчас в приёмной епископа - воды или местного вина?

– Да, - откликнулся францисканец. - Интересно.

Он сполз со спины своего осла и пошёл, сладко постанывая, неуклюже переставляя закаменевшие ноги.

– Жалеешь осла? - не без иронии поинтересовался иезуит.

– И осла жалею. До города - не больше мили, вполне осилю и своими ногами. И перед епископом хочу выглядеть бодро. Я ведь до сих пор не знаю, зачем меня вызвали.

– А я - зачем меня вызвали - знаю. И напускная бодрость мне не нужна. Пусть видят, что я смертельно устал. Вина бы мне, - холодного, из погреба, - и в келью. Отлежаться до ужина.

В воротах их встретил опирающийся на алебарду, страдающий от жары стражник.

– Пошлину, - тяжело дыша, сказал он, - дорожную.

– Денег нет, - сказал францисканец. - Я - нищенствующий монах. Вот грамота епископата. Я вызван в Массар, я не путешествую.

– Осла оставишь в залог, - с досадой махнул рукой стражник, привыкший такие объяснения выслушивать десятками в день. - И ты тоже!

Он повернулся к юноше-иезуиту. Но тот, явно не намереваясь слезать, тоже достал и развернул свою грамоту. Он держал её не вертикально, когда можно читать написанное, а боком, разведя и придерживая руками два свивающихся края. В этом был вызов, и стражник, наливаясь раздражением, шагнул, и протянул уже руку, чтобы выхватить грамотку и прочесть - куда и к кому едет этот невежливый юный монах. Шагнул - и вздрогнул вдруг, как ошпаренный, и отдёрнул испуганно руку. Да, ему и не нужно было читать чернильные чёрные строки. Достаточно было увидеть инквизиторскую печать.

– Прошу, прошу, - торопливо забормотал он, - святые отцы! Проезжайте! Простите, что допустил заминку… Что задержал… Приёмная епископа - розовый дом в самом центре города… Проезжайте!

В молчании двое монахов добрались до приёмной епископа. Передали ослов выбежавшему расторопному конюху и вошли в прохладный и тёмный и, на первый взгляд, бескрайний, с колоннами, высокий и гулкий холл. Здесь молчаливый секретарь взял их бумаги и, жестом предложив сесть, удалился. Путники, доковыляв до скрывающихся в тени лавок, сели и, с одинаковым блаженным стоном вытянув ноги, взглянули друг на друга и обменялись улыбками. Как нелёгок был путь! Как хорошо, что он наконец-то закончен!

Зная, как велик и важен тот, к кому они приехали, юноши приготовились ждать и час, и два. Но события пошли не так, как предполагалось. Послышался звук торопливых шагов - и в холл вышел сам епископ! В мантии с золотой отделкой, полный, с мясистым и красным лицом - и, на удивление, отнюдь не старый. Приехавшие торопливо вскочили и, упав на колени, коснулись лбами холодного мрамора.

– Встаньте, дети мои! - величественно произнёс епископ, протягивая руку для поцелуя. - Кто из вас - Вениамин?

– Я, ваше преосвященство, - ответил, целуя пухлую длань, францисканец.

Да, здесь было иначе, - не так, как у ворот. Качнулись весы, определяющие значительность персоны, в обратную сторону. Епископ, не обращая внимания на снабжённого инквизиторской печатью иезуита, прикоснулся к плечам и поднял с колен францисканца.

– Вениамин Солейль! - сказал он преувеличенно- радостно. - Так вот ты каков!

И, отступив на шаг, положил одну руку поперёк объёмного живота, а вторую поднял от локтя вверх и выставил палец:

– Следуй за мной.

И увёл нищего францисканца в свои кабинеты. К иезуиту же подошёл невзрачный служитель и поманил куда-то в сторону, в низкую, неприметную дверцу.

Холл был настолько высок, что вверху, под потолком, по всему периметру тянулся балкон - и не в один, а в два яруса. На нижнем из них, невидимые, - в тени, - стояли двое людей и молча наблюдали церемонию встречи.

– Кто этот юный Солейль? - поинтересовался один из них, когда холл опустел.

– Ты имеешь в виду, почему наш епископ так к нему ласков? Редко посещаешь библиотеку, брат Гуфий. А ведь ты имеешь доступ к переписке. И, если бы ты, вместо того, чтобы направлять свои стопы вниз, к палачу, в подвалы, устремлялся бы вверх, к бумагам - ты б сейчас знал, что Вениамин Солейль - молодой богослов. Образованный. Одарённый. Имеющий блестящую манеру изложения. Его компилляции* (* Компилл я ция - исследовательский труд, составленный из цитат.) из ранних римских философов, а главное - комментарии к ним наделали много шума два года назад. Стали искать, кто этот премудрый Солейль, этот старец полузабытого маленького монастыря, и нашли - семнадцати лет юношу. Повосхищались бы и забыли - но вдруг недавно пришло из Ватикана письмо. Сам Папа обратился к епископу с требованием прислать к нему юного богослова - и незамедлительно.

– Ах, вот как?! Подожди, подожди… А епископ назначен в Массар недавно, и, между нами, мечтать не смел о таком счастье, - и между нами же - это место должен был занять главный инквизитор Массара, - так епископ теперь лижет ватиканскую руку при каждом удобном случае и с подобострастием! Думаю, что просто так он этого Солейля в Рим не отпустит!

– Совершенно правильно думаешь. Опять же - о пользе чтения епископской переписки: до того, как Солейль покинет наш благословенный город, его возведут в сан аббата.

– Аббата?! В девятнадцать лет?! И Ватикан утвердит?

– Более чем вероятно, что не просто утвердит. А вернёт его сюда с небывалым повышением. Потому что… - Открывающий тайны пригнул голову и снизил голос до шёпота: - потому что прошёл слушок, что этот Солейль - Папе сын.

– Ка-ак?! Ведь Папа соблюдает безбрачие, целибат! Что ты говоришь, брат Марцел?

– Ну, все мы люди, брат Гуфий. У всех у нас слабости.

– Вот, значит, как… Нужно свести знакомство с этим Вениамином. А кто второй?