Книга Тридцать три несчастья - Марина Константинова

— Слава богу, дошло! — Егор Ильич облегченно выдохнул и на радостях махнул водочки.

— Но у вас есть причины вредить Ревенко.

— Да я сто раз повторю — на кой ляд она мне сдалась?! Я ее знать не знаю и дел с ней не имею! У нее и без меня врагов до задницы! Пусть сами с ней разбираются. Я и молокососу этому так сказал, и вам говорю! Не стану я…

Галушко вдруг осекся на полуслове и замолчал.

— Какому молокососу? — спросил Клюквин.

— А?..

— Я спрашиваю, какому молокососу? Молокосос — это кто?

— Конь в пальто.

— И все-таки?

— Да репортеришка какой-то… — Галушко замялся, подбирая слова, и зажевал бутерброд с осетриной, явно затягивая время.

Клюквин подал ему стакан с минералкой, тот не спеша выпил.

— Ну, и?..

— А чего? Чего?! Глист какой-то, хотел статью ругательную про Любку тиснуть, фактики у меня выспрашивал.

— Фамилия репортера? Из какой он газеты?

— А я знаю? Их тут толпы шляются.

— А когда это было? Хотя бы примерно?

— Ну… с месяц или два… Не помню.

— А как он выглядел?

— Кто?

— Да конь в пальто. Вероятно, худой, высокий, глаза карие, брюнет? И звали его Кирилл Воронов? Последний любовник Ольги Николаевой, которая бросила вас ради него. Да или нет?

— Нет! — заорал Галушко. — Еще чего! Бросила она меня, как же! Да я сам этой липучке пятки салом смазал! В ногах валялась: «Егорушка, не бросай!» Я этой голодранке как отец был, а она меня триппером заразила. Шубу забрал, которую подарил, и выставил.

— А Воронов чего от вас хотел?

— Не знаю такого. Все, я устал. Прощевай пока, гражданин следователь. В другой раз повесткой вызывай. Слишком много вопросов задаешь. Приду с адвокатом.

Галушко тяжело поднялся, его тут же подхватили под руки и повели к выходу.

Клюквин вышел на воздух. Народу поредело. Публика давно разошлась, актеры поднялись в номера, лишь самые стойкие «бойцы» вспоминали минувшие дни, склонив усталые головы над остатками закуски. Клюквин взглянул на часы — они показывали половину четвертого утра. К нему подошел Корольков.

— Александр Владимирович, ну как?

— Есть кое-что… Но я сейчас плохо соображаю. Надо поспать немного. Заезжай за мной в девять утра. Да, и передай Ив, что она молодец, стойкий товарищ и настоящий боец. Не забудь, это стихи, женщины это любят. Если понадобится характеристика в Марсель, я лично напишу.

— Ну так фирма веников не вяжет, — Корольков довольно расплылся от уха до уха. — Все будет сделано. Только вот еще что… Пока вы там беседовали, позвонил капитан Быстрицкий.

— И что сказал? — Клюквин снял ненавистную бабочку и расстегнул слишком узкий ворот сорочки.

— Поступила информация. Ревенко Любовь Николаевна попала в автомобильную аварию. Она сейчас в реанимации.

— Как?..

Клюквин глубоко вдохнул прохладный воздух, что-то заныло в области сердца. Он вспомнил белокурую прядь, упавшую с носилок, и понял, что выспаться ему сегодня не удастся.

Глава 38

Прижав телефонную трубку к груди, Настя стояла в комнате у окна. Она так стояла с десяти часов вечера, когда, по ее расчетам, Ревенко должна была вернуться с Виктором и Коляном. Часы показывали полночь, и за это время телефон звонил два раза. Это Бархударов беспокоился и рвался приехать. Но Настя не позволила.

Она вглядывалась в темноту двора, но за два часа въехали только несколько соседских машин.

Время тянулось бесконечно медленно, минутная стрелка не хотела двигаться с места, и лишь сгущающиеся сумерки да изредка хлопающая дверь лифта напоминали, что жизнь идет своим размеренным чередом.

До десяти часов Настя пыталась себя чем-то занять. Она тщательно убрала квартиру, приняла душ, слегка подкрасилась. Потом снова умылась, решив, что неуместно встречать Виктора с намазанными ресницами. Словно спохватившись, она принялась готовить ужин. К десяти со всеми делами было покончено, но телефон не звонил.

Промучившись неизвестностью еще с полчаса, она не выдержала и позвонила Ревенко домой. Там сработал автоответчик, и Настя повесила трубку. Еще через полчаса она осмелилась позвонить Любови Николаевне на сотовый. Механический голос сообщил, что «аппарат выключен или находится вне зоны досягаемости сети».

Настя не находила себе места. Она пыталась смотреть телевизор и не сразу поняла, что изучает телевизионную сетку. Открыла любимую «Капитанскую дочку», но буквы расплывались в кривые строчки, и навалившаяся тревога заслоняла смысл прочитанного.

Она уже через каждые десять минут звонила по обоим телефонам, но результат был тот же.

И вот теперь она стояла у раскрытого настежь окна и слушала угнетающую тишину.

«Ой, да что же это я! Надо позвонить матери Ревенко, вдруг они там!» — пронеслась у нее в голове безумная мысль.

Настя кинулась в прихожую и стала выворачивать карманы всех Витиных пиджаков и курток в поисках записной книжки. На пол летели смятые сигаретные пачки, мелочь, визитки мастеров автосервиса. Книжки нигде не было.

«Господи, какая же я дура. Она у него с собой…»

Настя сползла по стене и заскулила, не в силах даже зареветь. К ней подошла Лаки и, водрузив свои мощные лапы на плечи хозяйки, уткнулась ей в щеку холодным, мокрым носом.

Настя перебирала тонкими пальцами длинную собачью шерсть, как вдруг ее осенило. Выкарабкавшись из-под Лаки, она бросилась в кухню.

Настя открыла дверцу колонки и рванула на себя нижний ящик, где хранились паспорта на телевизор, холодильник и прочую бытовую технику. Вся эта дребедень была аккуратно запакована Виктором в целлофановые пакеты. Настя вытряхнула ящик себе под ноги, пакеты вывалились на пол, веером разлетелись квартирные квитанции, и на всю эту кучу сверху шлепнулся старый Витин ежедневник.

Лихорадочно перебирая страницы, Настя добралась до алфавита и раскрыла страницу на букве Р. Она два раза пробежала глазами список. Фамилии Ревенко не было. На букву Л Любовь Николаевна тоже не значилась.

В полном отчаянии Настя схватила потертую синюю книжку и швырнула ее в коридор. Не зная, что еще предпринять, она забралась с ногами на маленький диванчик и принялась снова названивать Ревенко. Сердце колотилось где-то в горле, руки не слушались, и она никак не могла правильно набрать номер. Бросив эту бесполезную затею, она решила успокоиться и немного переждать.

В дверном проеме появилась черная Лакина морда. Собака остановилась на пороге, перебирая лапами и мотая в разные стороны огромной шерстяной головой. В зубах она держала Витин ежедневник. Уцепившись за обложку, Лаки трепала книжку, изо всех сил стараясь наступить лапой на новую игрушку. Но при ее росте ей никак это не удавалось, она злилась и рычала, вгрызаясь в мягкую обложку.