Книга Россия - Англия: неизвестная война. 1857 - 1907 - Александр Широкорад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр II в целом согласился с мнением Обручева и в соответствии с ним 5–7 марта отправил несколько телеграмм Николаю Николаевичу. В одной из них, отправленной 5 марта, говорилось: «Теперь главною нашею заботою должно быть сосредоточение больших сил к Константинополю и Галлипольскому району на случай войны с Англиею» (56. Кн. вторая. С. 445).
6 марта царь отправил телеграмму следующего содержания: «Ввиду явно враждебного расположения Англии, которая ищет предлогов к разрыву, необходимо приостановить отправление гвардии и гренадер и принять решительные меры к воспрепятствованию прорыва англичан через Босфор. Прошу тебя, не теряя времени, обдумать во всей подробности и сообщить мне твой план действий. Можно ли надеяться на содействие турок или исполнить помимо их?» (56. Кн. вторая, с. 445).
В третьей телеграмме, отправленной 7 марта, Александр II сообщал брату: «Касательно отношений Австрии тебе известно из телеграммы канцлера настоящее положение дел. Стратегические соображения наши остаются прежние. В моих телеграммах не упоминалось об Австрии, потому что в них заключались лишь указания на ближайший предмет наших забот и распоряжений, именно на Босфор. Судя по твоей последней телеграмме, надеюсь вполне, что все меры будут приготовлены к быстрому захвату проливов, когда окажется нужным. Прошу сообщить, к какому именно сроку считаешь возможным это исполнить. Образ действия турок в этом деле не согласуется с заверениями здесь от Реуфа, как увидишь из посылаемой сегодня записки Игнатьева» (56. Кн. вторая. С. 445).
6 марта 1878 г. Александр II отправил великому князю собственноручное письмо, где делился своими соображениями относительно занятия Босфора: «Опасения мои, о коих я тебе уже не раз заявлял, начинают все более и более оправдываться и, как ты увидишь из сообщаемых тебе депеш, Англия ищет только предлога, чтобы объявить нам войну, и поэтому вымышляет всякий день претексты, чтобы затруднить собрание конференции в Берлине, так как, видимо, не желает и даже опасается для своего достоинства мирного исхода. Угрозы ее Порте, чтобы не допустить посадки наших войск в Босфоре, ясно изобличают ее намерение ворваться в Черное море, что в случае войны может иметь для нас самые пагубные последствия. Вот почему я вчера в шифрованной телеграмме повторил тебе, что считаю необходимым нам занять Босфор, если возможно, — с согласия Порты, а в противном случае — силою. По той же причине я счел нужным приостановить отправку войск в Россию, чтобы не ослаблять тебя, пока не получишь уверенности, что Турция не присоединится к англичанам, а будет действовать заодно с нами, как Реуф-паша нас о том уверял. Последний разговор его с Игнатьевым будет тебе сообщен и должен оставаться в твоих руках, как документ. С нетерпением буду ожидать твоих соображений как для занятия и заграждения Босфора, так и Галлиполи, если оно еще возможно. При этом надеюсь, что Попов окажет тебе большую пользу относительно помощи со стороны морского ведомства» (56. Кн. вторая. С. 445–446).
Великий князь Николай Николаевич при первом же личном свидании в Ильдыз-киоске 15 марта прямо спросил султана, как отнесется Турция к разрыву России с Англией и на чью сторону встанет. Абдул Гамид ответил уклончиво. Сказал, что спрашивать его об этом несправедливо, «после того как ему обломали руки и ноги и довели Турцию до состояния полного бессилия». Не мог же он силой задержать британскую эскадру перед Дарданеллами в то время как русские войска наступали на Стамбул. И теперь всякая его попытка воспрепятствовать действиям англичан обречет его столицу на гибель. Ведь он принял тяжкие условия мира с Россией только ради спасения Константинополя. Абдул Гамид сравнил свое положение между Россией и Англией, как между молотом и наковальней. Он с ужасом думает о возможности вступления англичан в Босфор, и спрашивать его о том, как он поступит в этом случае, все равно, что спросить, «что станется с ним на том свете». И он этого не знает, а знает только то, что Россия довела Турцию до такого беспомощного состояния. Почему англичане вошли в Мраморное море? Из опасения занятия русскими Константинополя. Теперь, после подписания мира, русская армия должна удалиться из-под Константинополя, тогда же и англичане уйдут за Дарданеллы.
Выслушав пространные рассуждения и туманные речи Абдул Гамида, Николай Николаевич продолжал настаивать на конкретном ответе. Но султан снова начал распространяться о своем намерении соблюдать в отношении России доброжелательный нейтралитет, о своей несчастной стране и о невозможности предвидеть, как поступит он в случае «ужасной катастрофы», под которой подразумевал столкновение России и Англии и едва ли не разрушение Стамбула.
«Если русский император желает, чтобы я сделал более, пусть и он сделает что-нибудь для нас», (56. Кн. вторая. С. 447), — предложил Абдул Гамид и добавил, что в этом случае он сможет изменить свою политику и даже заключить с Россией наступательный и оборонительный союз, что будет ей на руку в случае создания против нее общеевропейской коалиции. «Так не лучше ли сделать это ныне же, оказать более справедливости несчастным туркам, которых преследуют дикари-болгары, не заслуживающие питаемого к ним Россиею сочувствия» (56. Кн. вторая. С. 447).
На великого князя Абдул Гамид произвел благоприятное впечатление, но он не решился предложить ему вновь совместно защищать Босфор от англичан, а «овладеть же Босфором без помощи турок — вещь до крайности трудная», так утверждал он в собственноручном письме брату 16 марта 1787 г. В том же письме Николай Николаевич писал, что в связи с вероятностью разрыва с Англией «сделаны все распоряжения, чтобы немедленно двинуться к Босфору, занять его берег и этим помочь нашим морякам забросать его минами… Войскам приказано, в случае, если при движении нашем турецкие войска нам окажут сопротивление, силою пробиться через них, но все-таки исполнить твое приказание: во что бы то ни стало дойти до Босфора. Полагаю сопротивление турок нашему движению вперед считать как объявлением нам с их стороны войны. Так ли я смотрю на это дело или нет? Да поможет нам Бог окончить все запутанные дела миром! Если же суждено опять драться, то верь, что каждый из нас исполнит свой долг свято» (56. Кн. вторая. С. 448).
Александр II, прочитав телеграмму от великого князя, где вкратце сообщалось о разговоре его с Абдул Гамидом, 15 марта протелеграфировал брату: «Разговор твой с султаном хорошего не обещает», и добавил, что никакие уступки Турции невозможны.
18 марта 1878 г. Александр II телеграфировал Николаю Николаевичу: «Соображения, изложенные в твоем письме от 9-го марта, в общих чертах одобряю. Разрыв с Англиею почти неизбежен. Мы должны неотлагательно все приготовить к решительным действиям и только тогда, когда все будет готово, потребовать от Порты категорического ответа: как намерена она действовать в случае враждебных действий Англии? Если заодно с нами, то немедленно должна передать в наши руки укрепления Босфора, по крайней мере, на европейском берегу, и войти с тобою в соглашение о распределении ее военных сил. Если же она сочтет себя слишком ослабленною для участия в войне против Англии, то должна, сдав нам означенные укрепления, прекратить все вооружения, распустить или удалить войска, затрудняющие наши действия, разоружить остающиеся в Черном море суда и поставить их в те порты, которые будут нами указаны, и воспретить своим подданным всякое участие во враждебных нам действиях. В том и другом случае мы не должны вступать в самый Константинополь, но утвердиться только на берегах Босфора, заняв несколько пунктов, чтобы эшелонировать заграждения. Начинать решительные переговоры и действия следует только тогда, когда все будет вполне подготовлено, и притом отнюдь не следует подвергать предприятие какому-либо риску, и для сего желательно заранее притянуть ближе к Босфору наибольшие силы, какие признаешь возможным» (56. Кн. вторая. С. 448–449).