Книга В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - Юрий Владимиров

Мария завела меня на кухню на первом этаже, где представила хозяйке – своей мачехе Люции, но та отнеслась ко мне совсем нелюбезно и в дальнейшем ни разу со мной не поговорила. Все указания по работе я получал только через Марию. Позднее девочка призналась мне, что мачеха нередко ее избивает, заставляет много работать и по воскресеньям не всегда пускает гулять. В их доме находилась другая, простая в обращении женщина лет тридцати – полька Ядвига, которая ухаживала за шестью коровами, постоянно находившимися в коровнике, так как немцы не выгоняли их на луг или в поле, как у нас. Ядвига рассказала мне, что я должен убрать в стойлах навоз и мокрую подстилку, затем привезти их на тачке к компостной куче и выгрузить, поднявшись на кучу по наклонной доске. А затем следовало доставить сухую подстилку в очищенное стойло.

После того как я выполнил первую часть работы, я по подсказкам Марии и с ее помощью впервые в жизни запряг двух волов в фуру и мы выехали в лес за подстилкой. Когда требовалось повернуть волов налево, то надо было дернуть вожжой и крикнуть волам «Худэ!», а вправо – «Вистэ!». Но можно было и не дергать вожжой, так как волы хорошо знали обе команды, а также команды «Вперед!», «Стой!» и «Назад!». По дороге Мария начала расспрашивать меня: откуда я, сколько мне лет, где учился, не женат ли, есть ли девушка и о прочих вещах. Уже через полчаса она совсем осмелела и прониклась ко мне полным доверием. Я с удовольствием отвечал на вопросы девочки и слушал рассказ о ее нерадостной жизни. Мать Марии умерла очень рано, отец, не имевший своего хозяйства, женился второй раз. Четыре года назад отца забрали в армию, и Мария вынуждена жить с мачехой и терпеть ее. В школе Мария проучилась мало, а сейчас вообще там не бывает.

Наконец мы прибыли на небольшой участок леса, принадлежащий Люции, и начали снимать лопатой и вилами сухой слой земли между деревьями, состоявший из иголок хвойных деревьев и остатков сгнивших листьев. Мы нагрузили такой землей более половины фуры и отправились в обратный путь.

После обеда меня проведали две советские девушки – Татьяна и Маруся. Таня, вывезенная из Курской области, жила в соседнем дворе, а Маруся – в следующем за ним. Таня в детстве получила серьезную травму левого глаза и совсем им не видела. Дефект глаза портил лицо девушки, – вероятно, по этой причине Таня была замкнута. Но, несмотря на эти недостатки, на нее положил глаз наш любвеобильный товарищ Толя Шишов, который только и мечтал побыть с Таней наедине и соблазнить ее.

В отличие от Тани Маруся, девушка из-под Харькова и типичная хохлушка лет двадцати пяти, оказалась очень общительной, но в то же время вполне серьезной и рассудительной. Моя «повелительница» Мария предупредила меня, что у Маруси есть постоянный кавалер из соседней деревни Шидель, который по воскресеньям ее навещает, или она ходит к нему.

Однажды Мария заметила, что с позволения Ядвиги я пью в коровнике молоко из ведра прямо из-под коровы. Мария пришла от этого в ужас, так как не могла представить, что молоко можно пить сырым и так много. Она грубо сделала замечание Ядвиге за «недопустимое самовольство». Хозяева считали нужным абсолютно все надоенное молоко сдавать государству.

Во дворе кроме коров и волов содержались куры, гуси, а также телята, которых готовили к сдаче государству и частично для замены ставших старыми буренок. Основная часть обрата после переработки молока на местном маслозаводе скармливалась телятам. Всех животных кормили главным образом сеном, соломой и выкошенной на поле свежей викой со смесью овса и другой травой. Косцами бывали Ядвига, сама хозяйка и ее отец Георг, на время бросавший свою портняжную работу или оставлявший ее Саше Морозову. Коровам давали также картофель, кормовую свеклу и турнепс. Им же Ядвига с Мариной частенько привозили на тележке сорняки с картофельного поля.

На второй день моей работы в этом хозяйстве во двор робко зашла Дуся. Оказалось, она с Тамарой видела, как я с Марией проезжал мимо их домов. Я тут же приблизился к Дусе и протянул руку, чтобы с нею поздороваться. Но не тут-то было! Внезапно к нам подбежала Мария и вцепилась в девушку, требуя, чтобы та немедленно покинула двор. Дусе не оставалось ничего другого, как повиноваться девочке. Я лишь успел сказать Дусе, чтобы она не переживала и что все между нами остается по-прежнему.

Когда вечером я возвращался в лагерь, Мария заявила, что и дальше никакой другой девушке не позволит ко мне приближаться. После этого я наконец сообразил, что она ко мне неравнодушна.

Утром 7 июня, когда хозяйская семья, а также я, Саша Морозов и Ядвига завтракали, дед Георг Вайдлих сообщил потрясающую новость – англичане и американцы накануне высадились в Нормандии, открыв таким образом Западный фронт. Как ни странно, эта новость обрадовала не только меня, Сашу Морозова и Ядвигу, но и наших хозяев: они сказали, что, значит, война скоро закончится и солдаты возвратятся домой, никто больше не будет гибнуть.

8 июня, как и в прошлые дни, поработав сначала в коровнике и во дворе, я снова отправился с Марией в лес. День был отличный, и у меня и у моей молодой повелительницы настроение было приподнятое. На этот раз Мария оказалась очень разговорчивой. Она рассказала, что недавно в Каменце на почте, где она посылала письмо отцу на фронт, к ней пристал и поцеловал ее в щечку молоденький солдат, служащий в тылу после ранения. Новая встреча у них должна состояться в очередное воскресенье. Мария сказала, что в будущем она, возможно, выйдет за этого солдата замуж.

Вдруг девочка села совсем рядом со мной, погладила меня по голове, обхватила ее обеими руками и потянулась к моим губам. Я инстинктивно сбросил с рук вожжу и оттолкнул от себя Марию. А затем, решив смутить ее, сказал: «Зачем ты это делаешь? Ведь ты еще девочка и у тебя, наверное, даже нет волос между ног!» Но девочка вовсе не смутилась, она неожиданно встала, подняла подол платьица, быстро спустила трусики и скомандовала: «Посмотри!» Нижняя часть ее тела действительно была как у молодой женщины. На миг я остолбенел, но затем крикнул Марии: «Постыдись! Не будь сумасшедшей! Я не хочу, чтобы меня из-за тебя повесили!» Наконец девочка успокоилась, и дальше все время мы разговаривали с ней только по делу….

В начале июня у члена моего «колхоза» Васи Серегина был день рождения. Он предложил его отметить и уговорил меня помочь ему купить у Доры бочку безалкогольного пива. В эту бочку влили бутылку спирта-денатурата. Затем насосом стали разливать ставшее теперь хмельным пиво по отдельным кружкам. Пива хватило почти всем, включая и меня. Васю поздравили и пожелали ему встретить очередной день рождения дома после войны.

Вечером Нииндорф позвал меня к себе и поделился новостью о том, что немцам приходится теперь воевать и на территории Франции. Я сделал вид, что пока об этом не знаю. В подтверждение своих слов Вилли вручил мне два последних номера центральной газеты «Völkischer beobachter». В ней сообщалось, что «англоамериканские самолеты усилили варварские бомбежки Берлина и других германских городов, в результате чего погибли и получили увечья тысячи мирных жителей – в основном детей, женщин и стариков. Разрушено множество жилых домов, соборов, включая также знаменитый Кёльнский, церквей и иных объектов истории и культуры».