Книга В поисках Эдема - Джаконда Белли

Мелисандра сделала глоток кофе. Ей сложно было без дрожи в голосе говорить об Энграсии матери.

— Ах, Мелисандра! — вздохнула она. — Неисповедимы пути господни, но некоторым смерть дается для возрождения. Мне очень больно из-за случившегося с Энграсией, но я понимаю ее и не могу с ней не согласиться.

Благодаря Энграсии, говорила Мелисандра, она была здесь. Без нее, без Паскуаля, без попугая она никогда бы сюда не попала. Но ей нужно все знать, настаивала она. Она должна вернуться. Ее ждут. Столько народа ожидает благодатного света, который придет из Васлалы. Как можно вернуться и сказать им, что она пустынна? По крайней мере, она должна будет все им объяснить.

Мелисандра поднялась, скрестив руки на груди. Мать положила ей еще одно покрывало на плечи. Затем пошла на кухню подбросить еще дров. Так дом нагреется. Она снова разлила в чашки кофе и кивнула головой Мелисандре, чтобы та села на диван.

— Мне не нужно говорить о причинах, побудивших нас с отцом отправиться на поиски Васлалы, — начала говорить мать. — Они тебе известны. Но так же, как и у тебя, на нашем пути встречались непредвиденные обстоятельства, мы оказались вовлеченными в тогдашнюю войну, — мать выпустила кольцо дыма от сигарки, скрученной из сухой листвы, от которой исходил затхлый, но до странности бодрящий запах. — Мы были уже готовы приостановить поиски, — продолжала она, — полагая, что сможем оказать влияние, встать между разными бандами, чтобы положить конец военным действиям и убедить их решить все споры мирным путем. Мое активное желание вести переговоры толкало нас от одних к другим, но мы не хотели вставать ни на чью сторону. В конце концов нас обвинили в двойной измене и взяли в плен. Меня изнасиловали. Твой отец защищаясь, убил двух человек. — Мать опустила глаза, когда говорила о насилии, но ее голос не изменился. — Когда мы добрались до Васлалы, то скрывались уже не только от своих преследователей, но и от себя самих. Община нас приняла и поселила в этом доме. Благодаря поддержке и солидарности остальных нам удалось примириться со своим стыдом, гневом и бессилием, оставить прошлое позади и начать новую жизнь с того момента, когда мы пересекли «Коридор ветров». Вскоре я поняла, что беременна. Мы никогда не знали об истинном отцовстве близнецов; но дети родились, и мы полюбили их. Через некоторое время стало ясно, что дети не были похожи ни на одного из родителей, потому что родились они с личиками особыми, как у тех, кто постоянно живет в мире детства и беспомощности.

— Они были такими нежными, — сказала мать поникшим и меланхоличным голосом. — Они умерли один за другим в отрочестве, — вздохнула она. — Мы заботились о них до последнего дня. Мы не могли оставить их, Мелисандра, и не хотели забирать их из Васлалы, где они были счастливы.

Помолчав какое-то время, она поднялась, погладила по голове дочь, которая уставилась на дощечки с приколотыми булавками мертвыми бабочками, и вытерла слезы, стекавшие по щекам. Мать предложила дочери воды, после чего выпила сама и, придя в себя, продолжила свой рассказ:

— В Васлале существовала практика быть избранным для какой-то миссии, раскрывающей твою индивидуальность, чтобы познать образ жизни, который, будучи принятым остальными, не только изменил бы лик Фагуаса, но и лик всей земли. Однако в действительности ставка на абстрактные понятия, подкрепляемые твердой верой в человеческую доброту, оказалась полной подводных камней. Поэты утверждали, что так и должно было быть вначале, чтобы мы не падали духом. Еще они говорили, что идеальное, приняв конкретные очертания, неизбежно становится несовершенным, потому что воплощают его в жизнь человеческие существа, выросшие на фальшивых ценностях. Нашей задачей было посеять семя, а грядущие поколения смогут исправить наши просчеты. Следуя этой логике, после серии неудачных организаторских попыток было решено признать принцип власти, от которого изначально мы отказались. Именно это послужило причиной того, что группа семей покинула Васлалу, но для тех, кто остался, система функционировала. Это короткое перемирие длилось до тех пор, пока поэты, один за другим, очень загадочным образом не начади умирать. Мы никогда не знали наверняка, что с ними происходило. Они погружались в состояние глубокой хандры и увядали. Можно предположить, что, хоть они и понимали разумом неизбежность начальных ошибок, но подлости и раздоры разбивали им сердце. Некоторые полагали, что их доконала практика власти, которую они презирали. Я считаю, что как бальзам на душу был для них тот факт, что никто не мог размножаться в Васлале.

— Как?.. — недоумевала Мелисандра.

— Загадка, дочка. Размножались животные, но ни одна женщина не беременела. Как, вероятно, объяснял тебе дедушка, Васлала существует между мирами: во временном разрыве, в неопределенном пространстве. Это пространственно-временное искажение является единственным объяснением, которое мы можем найти для этого феномена. Мы частично решили эту проблему, отправляя супружеские пары на время в соседнюю сельскую общину, о которой тебе, должно быть, рассказывал мой папа. Уже беременные, женщины возвращались и здесь рожали своих детей, но этот выход из положения тоже имел свои недочеты. Всегда существовала опасность, что они не найдут обратную дорогу. Несколько супружеских пар не вернулись никогда.

— То есть те, кто населял Васлалу, должны были в некоторой форме отказаться от биологического размножения, самого основополагающего, самого элементарного атрибута жизни?

— Я никогда не размышляла об этом в подобных терминах, — ответила мать, слегка улыбнувшись, — но, думаю, можно сказать, что так оно и было.

— Продолжай… — попросила Мелисандра. Она поднялась. Принялась расхаживать из стороны в сторону.

— Естественно, после того как умер последний поэт, община осталась плыть по течению и, если бы не посетители, она бы непременно себя исчерпала. Попасть в Васлалу не так сложно, как кажется. Время от времени к нам приходили люди, которым удавалось пересечь Коридор ветров. Поначалу эти визиты имели пагубное воздействие. Новости, которые приносили путешественники, жизнь, о которой они рассказывали, какой бы жестокой, тяжелой и абсурдной она ни казалась многим, у некоторых оставляли вкус реальности, более стимулирующий, чем пасторальное однообразие наших дней. Мы заметили, однако, — она скрутила новую сигарку, — следующий парадокс: Васлала не была уже просто шатким экспериментом, на который мы пошли. Это была легенда, ориентир, надежда. Еще не доказав своей эффективности, она превратилась в некий образец. Она выполняла функцию мечты, способной мобилизовать желания и стремления тех, кто жаждал общественной судьбы, согласованной с лучшими человеческими возможностями. И тогда мы поняли, что фантазия приобрела значимость, равноценную реальности.

Не знаю, кто предложил на одном из наших собраний подпитывать фантазию о Васлале. Осуществление этого имело удивительные эффекты, избавившие нас от трудностей и спасшие нас от вырождения, которого никто не желал. Возможно, это была наша миссия, — говорила она, — зародить химеру. Эта идея завладела нами. Мы задались целью создать иллюзию о месте, красота, гармония и совершенство которого навсегда запечатлелись бы в памяти тех, кому сквозь игры времени, его разрывы удалось найти дорогу к Коридору ветров. Было решено оставлять этих людей на ночлег, а затем переносить их в другое место, пока они спят глубоким сном, вызванным отваром из цветов. На воплощение фантазии в жизнь у нас уходили целые дни и всё наше воображение.