Книга Мой дорогой герцог - Констанс Холл

Звонок на двери зазвенел, возвещая о том, что кто-то вошел в галерею. Она быстро занавесила работу и вытерла о халат руки.

– Келси, ты здесь? – раздался голос Лиззи.

– Да, уже иду.

Она поспешила в галерею мимо своей экспрессивной живописи, которую прятала до недавнего времени от чужих взглядов. Обретя богатство, она решилась наконец выставить эти работы и даже прославилась.

Лиззи направилась к ней. Красное платье для верховой езды придавало королевскую грацию ее легкой походке. Волосы цвета темной меди выбивались из-под остроконечной шляпы, лихо сдвинутой набок. Она вся светилась изнутри. Такой Келси ее еще не видела.

– Я рада, что ты пришла. Замужество пошло тебе на пользу, ты очень похорошела. – Она раскрыла объятия.

– О, нет-нет, не прикасайся – Лиззи отступила. – В прошлый раз ты испортила мое лучшее платье. – Лиззи улыбнулась и пожала ей руки.

– Но я же купила тебе взамен новое, – поддразнила ее Келси.

– Совершенно напрасно. Ты и так слишком много сделала для нас с Гриффином.

– Ты одна приехала верхом из Уэстморленда?

– Ну конечно, ведь это всего в нескольких милях. – Лиззи стянула дорожные перчатки. – Гриффин заставил меня взять кучера. Бедняга присматривает за лошадьми. Думаю, ему не по вкусу пришлась наша головокружительная скачка. – В глазах Лиззи заплясали чертики.

– Надеюсь, ты приехала не за тем, чтобы сообщить о беспорядке в моей собственности.

– Нет-нет. Я оставила Гриффина в Уэстморленде. Он вникает в счета.

– Привыкнет со временем.

– Не думаю, что ему по душе роль управляющего.

– Уверена в этом. Скажи, чтобы нанял себе в помощь бухгалтера. Я не могу допустить, чтобы мои поместья пришли в негодность из-за его упрямства.

Обе понимающе улыбнулись.

– Он доведет дело до конца, как всегда. – Темные глаза Лиззи вспыхнули, а в голосе послышались взволнованные нотки, когда она заговорила: – Я приехала не по делу. У меня чудесные новости.

– Очень рада. Что случилось? – Келси села на скамейку и жестом указала Лиззи на место рядом с собой.

Лиззи, прежде чем сесть, расправила юбку, так, чтобы она не касалась запачканного халата Келси.

– Ты станешь крестной матерью.

– О, это действительно чудесная новость! – Келси тепло пожала ей руку. – Гриффин, наверное, вне себя от счастья.

– Он ходит за мной по пятам, – с притворной досадой заметила Лиззи, но блеск в глазах говорил о том, что ей это вовсе не в тягость.

– Из него выйдет прекрасный отец.

Келси невольно скрестила руки на животе, комок подступил к горлу при мысли о том, что ее собственный ребенок останется без отца.

Уже более спокойно Лиззи сказала:

– Мы можем окрестить их вместе.

– Вместе с кем? У тебя есть беременная подруга?

– Ты – моя единственная подруга. – Лиззи положила руку на плечо Келси.

Келси сморгнула набежавшие на глаза слезы.

– И давно ты знаешь?

– С того самого утра, когда тебя стошнило, несколько недель назад. Дураку ясно, что ты беременна, но всячески это скрываешь.

– А Гриффин знает?

– Я ему не говорила. Для меня гораздо важнее, чтобы ты сообщила Эдди.

– И не собираюсь.

– Придется, Келси. Такие вещи нельзя держать в тайне.

– Можно и нужно. Ты даже не представляешь, что он мне наговорил при расставании. – Голос Келси дрогнул, но она взяла себя в руки. – Ему нет дела ни до меня, ни до этого ребенка. Обещай, что не скажешь ему.

Поколебавшись, Лиззи покачала головой:

– Допустим, я не скажу, но как ты скроешь свое положение от него и остальных? Ты сейчас в моде, дорогая. Все франты города сходят по тебе с ума и будут совать нос в твою жизнь. Светская хроника только о тебе и пишет. А ты подумала о Джереми? Ведь он повсюду тебя сопровождает.

– Два года я проведу на моей вилле во Франции. Потом скажу, что была замужем, но муж погиб. И когда вернусь с ребенком домой, никто ничего не заподозрит.

Лиззи снова покачала головой:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Разумеется, знаю.

Джереми, как всегда, проскользнул через черный ход, когда Келси работала, и краем уха услышал разговор о ее беременности. Вне себя от ярости, Джереми проклинал Эдварда. Как он посмел так поступить? Он заставит ублюдка выполнить долг чести. Джереми вышел обратно тоже через черный ход и поспешил к своему экипажу.

В Стиллморе царило запустение. Джереми это сразу заметил, как только выпрыгнул из кареты. Шторы на окнах опущены. Будто сейчас раннее утро. Он тростью постучал в дверь.

Уоткинс показался на пороге, черты лица у него заострились, в глазах было уныние. Он поджал губы и поклонился Джереми.

– Милорд, рад вас видеть.

– Он дома? – Отдав Уоткинсу перчатки, шляпу и трость, Джереми прошел в холл.

– Да, милорд, но он заперся в кабинете. Не выходит уже несколько недель. Отказывается есть. Я так беспокоюсь за него!

– Не думаю, что ублюдок заслуживает вашего беспокойства, Уоткинс. Нет необходимости докладывать обо мне, я сам найду дорогу.

Джереми, полный решимости, приблизился к кабинету – он приведет Эдварда в чувство, а если понадобится, свяжет его и притащит к алтарю.

Он пинком распахнул дверь и погрузился в кромешную тьму. В нос ударил тяжелый запах алкоголя.

– Опять сидишь в темноте, Эдди. Может, зажжешь свечу? Я хочу посмотреть на твое лицо, когда ты услышишь новость, которую я тебе сообщу.

– Убирайся. Я ничего не желаю слушать, – произнес Эдвард едва слышно, будто силы покинули его.

Джереми никогда не видел Эдварда таким подавленным и не на шутку испугался.

– Я не уйду. И зажги эту чертову свечу, или я попрошу Уоткинса сделать это.

Эдвард наконец зажег свечу, и Джереми застыл на месте, когда увидел его сидящим за столом. Его одежда обветшала и была в полном беспорядке. Темные круги легли под глазами, лицо осунулось и заросло бородой. Пустой кувшин из-под виски стоял на столе, а в руке Эдвард сжимал стакан.

– Хорошо выглядишь, – презрительно бросил Эдвард и отсалютовал Джереми стаканом.

– Упиваешься жалостью к себе, да? – Джереми сел напротив кузена.

– Мне не нужны твои проповеди. Достаточно наслушался от Уоткинса.

– Видимо, недостаточно.

– Что тебе нужно?

– Нужно? – Джереми поднял брови. – Все, что мне нужно, у тебя уже есть.

– Ты идиот, у меня ничего нет. – Эдвард уставился глазом, налитым кровью, в стакан и принялся созерцать содержимое.