Книга Между двух огней - Ольга Егорова

Где-то далеко по-прежнему громыхало об крышу железо. За окном лениво двигались на ветру пушистые лапы зеленой елки и голые ветки каких-то плодовых деревьев. Тонкая корка на обледеневшем снегу отливала розовым светом, отражая лучи вечернего солнца. Посмотрев на циферблат наручных часов, она отстранено подумала о том, что совсем скоро стемнеет.

В помещении по-прежнему еще было холодно, но уже не до такой степени, чтобы ходить в верхней одежде. Инга сняла куртку, бросила ее на кожаный диван, села рядом и поняла, что не сдвинется с места до тех пор, пока Павел не вернется.

Если он вернется когда-нибудь…

Отогнать прочь мрачные мысли не получалось. Предчувствие беды пронзало насквозь, и это уже был не страх, а какое-то новое, не понятное, не выразимое словами состояние тупой безысходности, глубокой отрешенности от жизни, полной непричастности к ней…

Наверное, подумала Инга, именно так чувствуют себя живые души умерших людей.

И мрачно усмехнулась собственным мыслям.

Вскоре за окном повисли сумерки. Инга не заметила этого. Жар от натопленной печи уже проникал под одежду, в помещении становилось душно. Инга стянула через голову, не став расстегивать пуговицы, теплую шерстяную кофту, оставшись в одних джинсах и тонкой футболке. Вскоре она ощутила привычное состояние приближающегося сна – такое всегда случалось с ней после приема таблеток, и это искусственное состояние дремоты, которое она раньше так не любила, теперь оказалось спасительным. Сбросив на пол несколько подушек с дивана, она прилегла на самом краю, свернувшись в позе зародыша, и закрыла глаза, мысленно уговаривая себя заснуть побыстрее. Через несколько минут ей это удалось, и время, от которого так мучительно хотелось избавиться, послушно замерло и медленно растворилось в тусклом промежутке между сном и реальностью.

* * *

Это был даже не сон, а какое-то третье состояние, в которое, наверное, попадают люди во время клинической смерти или в период выхода из долгого, глубокого и тяжелого наркоза. Какая-то тускло святящаяся в темноте точка, как огонек от крошечного фонарика, маячила в пустоте, излучая бледно-оранжевый свет. Вокруг двигались такие же тусклые разноцветные полусферы, отливая фиолетовым, желтым и синим цветами. Исчезали и снова появлялись, как круги на воде во время дождя.

Больше ничего не было. Это был странный сон, наполненный событиями, не имеющими внешнего отображения. Каждая сфера из этого сна несла в себе некое событийное содержание, которое ускользало вместе с ее исчезновением и появлялось снова вместе с появлением новой окружности, меняясь вместе с ее цветом.

Фиолетовый цвет сна символизировал тревогу. Он был преобладающим, окрашивая собой большую часть условного пространства сна, слишком быстро подавляя всполохи холодного желтого и синего пламени. Фиолетовый цвет был горячим, и изредка ему даже удавалось, выскользнув из тесных границ сна, прикоснуться к коже, оставляя на ней обжигающую отметку, похожую на след от неосторожного поцелуя.

Дышать становилось все труднее. Фиолетовые искры, рассыпаясь в темноте одуряющим фейерверком, источали густой дым, поглощающий кислород со скоростью прожорливой мурены. Легкие, лишавшиеся кислорода, отчаянно сопротивлялись, дыхание становилось шумным, свистящим, хриплым.

Во сне Инга все никак не могла понять, что это сон. Сердце отчаянно билось, нервные окончания неустанно посылали в мозг тревожные импульсы. Но фиолетовое сияние подавляло стремление вырваться изнутри собственной полусферы, превращаясь в приторный и одурманивающий шепот, нежным пламенем касалось щеки, внушая уверенность, что черная пустота, в которой уже больше не будет жизни – и есть то самое желанное состояние, к которому она так стремилась.

Инга закричала и проснулась от собственного крика.

Она проснулась, но сон не закончился. Густой серый дым по-прежнему клубился вокруг, легкие со свистом втягивали внутрь горький и обжигающий воздух, которым невозможно было насытиться. Сквозь дымовую завесу просвечивали оранжевые всполохи яркого пламени.

Горели занавески на окнах.

Горел круглый деревянный стол и стулья, выставленные вдоль стены.

Горели деревянные рамы и деревянный шкаф над плитой.

Кожаные подушки, сброшенные на пол, уже занимались пламенем.

В панике оглядевшись по сторонам, она бросилась в направлении входной двери. Глаза застилали слезы и пелена густого дыма. Нащупав рукой поверхность стены, она стала шарить по ней в поисках пластмассового крючка, на котором были подвешены ключи.

Крючок вскоре нашелся, но ключей на нем не было. Инга зачем-то снова и снова ощупывала его руками, как будто надеялась, что ключи появятся. Потом спустилась по стене вниз и стала шарить руками на полу, решив, что железная связка могла упасть вниз.

Бесполезно. На полу ключей тоже не оказалось.

Приступ удушья согнул ее пополам. Она попыталась кричать, но кашель никак не заканчивался, и вместо крика из груди рвался только хриплые свист.

От нехватки кислорода уже сдавливало виски, и голова начинала кружиться.

Инга бросилась к окну, прихватив по пути одну из кожаных подушек, которая еще не успела загореться. Попыталась смахнуть с ее помощью горящие занавески. Ничего не получилось, но сквозь просветы сгоревшего уже тюля она увидела, что с той стороны на окнах стоят железные решетки.

Выбраться из горящего помещения, по всей видимости, было невозможно.

Из последних сил она бросилась к лестнице, ведущей наверх. Кое-как вскарабкалась по неудобным ступеням и наткнулась на наглухо закрытый деревянный люк. Попыталась надавить снизу изо всех сил – ничего не получилось. Видимо, сверху люк был заперт на задвижку. От отчаяния она принялась колотить в него кулаками. Обессилев, опустилась на железную ступеньку и снова зашлась в приступе кашля.

Снизу поднимался густой дым. Пламя быстро расползалось по комнате, загорелся уже диван, добавляя к удушливому запаху отвратительный химический привкус.

Инга вдруг поняла, что через несколько минут умрет, сидя на раскаленной железной ступеньке возле закрытого люка. Приступ вялого равнодушия внезапно сменился отчаянным порывом, исходящим откуда-то из самой потаенной глубины подсознания, никак не зависящей от субъективных ощущений, от сознательных желаний.

Инстинкт самосохранения.

Инстинкт, присущий от рождения любому живому существу. В двух шагах от смерти все остальное оказалось неважным. Появились откуда-то силы и дикое желание жить. Вырваться – любой ценой.

Поднявшись, она снова принялась быть кулаками в деревянный люк. Нажимать на его ладонями, растопырив пальцы. Люк не поддавался – железная задвижка с верхней стороны оказалась надежной. Слишком надежной…

Спрыгнув с лестницы, она бросилась к кухонному шкафу, стоящему на полу. Столешница пылала, но створки оставались пока невредимыми. Распахнув их, она не увидела ничего, кроме бесполезной посуды. Захлебываясь едким дымом и уже почти теряя сознание, на ощупь двинулась вдоль стены по направлению к печи.