Книга По дороге в вечность - Дж. А. Редмирски

По большей части я просто тупо лежу. У меня пропали все чувства. Но больничные стены почему-то начинают смыкаться вокруг меня. Не люблю замкнутые пространства. Даже боюсь их. Но судороги в теле и боль в сердце заставляют забыть обо всем. Может, я теперь всю жизнь буду находиться в оцепенении?

– Попытайся тужиться, – советует Эндрю. Он рядом со мной, держит мою руку.

– Хорошо тебе говорить! – начинаю я спорить, повернувшись к нему лицом. – Тужиться! Я не чувствую нижней части тела. Слышишь? Как я могу тужиться, если ничего не ощущаю?

Единственное, что у меня сейчас получается, – это говорить сквозь стиснутые зубы.

Эндрю улыбается и целует меня в потный лоб.

– У вас получится, – говорит доктор Болл, стоящая возле моих разведенных ног.

Зажмуриваюсь, стискиваю руку Эндрю и тужусь. Во всяком случае, я так думаю. Потом открываю глаза и позволяю себе вздохнуть.

– Я тужилась? Это помогло?

Боже, надеюсь, я хоть не пукнула вместе с этими потугами? А то представляю, каково было бы акушерке!

– Детка, ты замечательно тужилась. – Эндрю вопросительно смотрит на акушерку.

– Еще несколько таких попыток – и все должно получиться, – говорит доктор Болл.

Мне не нравятся ее слова. Я испускаю вздох отчаяния и резко откидываюсь на подушку.

– Детка, попытайся еще раз, – тихо убеждает меня Эндрю.

Внешне он спокоен, но я вижу, с какой настороженностью он смотрит на акушерку, и чувствую: это лишь маска, под которой он прячет свои тревоги.

Опять поднимаюсь с подушки и пытаюсь тужиться. И снова толком не знаю, действительно ли я тужилась или только в воображении. Эндрю осторожно заводит мою руку за спину, чтобы мне легче было сохранять вертикальное положение. Собираю оставшиеся силы и тужусь. Зажмуриваюсь, да так сильно, что глаза вот-вот вдавятся в череп. Оскалила зубы, и они противно скрипят. По лбу струится пот.

Потом я тихо вскрикиваю, прекращаю тужиться и дышу.

Что-то чувствую. Как странно… Нет, не боль. Инъекция эпидурала избавила меня от боли. Чувствую давление ребенка внутри. Совершенно отчетливо. Если бы я не знала, что внутри у меня плод, я бы подумала, что мне во влагалище запихнули невероятно длинную палку. Мои глаза делаются все шире.

– Головка ребенка вышла, – слышу голос акушерки.

Затем раздаются чмокающие, чавкающие звуки. Доктор Болл с помощью специальной всасывающей трубки прочищает ребенку горло.

Эндрю хочется посмотреть. Он по-черепашьи вытягивает шею, но в то же время не рискует отойти от меня.

– Кэмрин, еще пара усилий, – просит акушерка.

Снова тужусь изо всех сил. Теперь-то я знаю, что мои труды не напрасны.

Доктор Болл вытаскивает плечи ребенка.

Тужусь в последний раз… Наш ребенок родился!

– Вы замечательно держались, – говорит мне доктор Болл, продолжая очищать младенцу горло.

Эндрю целует меня в щеку и лоб, потом отводит мокрые от пота пряди волос с моего лица. Через несколько секунд палата наполняется детским криком. Все радостно улыбаются. Настроение у всех приподнятое. А я реву, не сдерживаясь. Все мое тело сотрясается от рыданий.

– У вас девочка, – сообщает акушерка.

Нам с Эндрю не отвести глаз от нашей дочки. Потом его просят перерезать пуповину. Эндрю отходит, горделиво улыбаясь. Я думаю, он горд тем, что тоже принял участие в процессе родов. Он не знает, на кого ему сейчас смотреть: на меня или на нашу дочь. Улыбаюсь, откидываюсь на подушку. Я потратила все силы, какие были. Наконец-то я могу взглянуть на циферблат. Похоже, роды продолжались более шестнадцати часов.

У меня ковыряются между ног. Чувствую прикосновение какого-то тупого предмета. Из меня словно что-то вытягивают. Честно говоря, я и знать не хочу, что там со мной делают. Смотрю в потолок и вспоминаю все девять месяцев своей беременности. Затем на другом конце палаты слышится крик нашего ребенка. Я мгновенно поднимаю голову, словно меня огрели плетью.

Там стоит Эндрю и смотрит, как медсестра обмывает нашу дочку, а затем начинает ее пеленать. Почувствовав мой взгляд, он поворачивается и говорит:

– Детка, а у нее явно твои легкие.

Он демонстративно затыкает уши. Я смотрю на них и стараюсь не обращать внимания на манипуляции доктора Болл с моим низом. Потом Эндрю подходит ко мне. Он целует меня и шепчет:

– Вся потная. Словно марафон пробежала. Никакой косметики. Больничный халат. Но тебе и здесь удается быть красивой.

Несмотря на затяжные роды и свое не самое блестящее состояние, от его слов я краснею.

Поднимаю руку. За ней тянется трубка капельницы.

– Мы это сделали, – шепчу я.

Он еще раз нежно меня целует. К нам подходит медсестра, держа маленький сверток. Нашу дочку.

– Кто из вас хочет первым взять ее на руки?

Мы с Эндрю переглядываемся. Он отходит, чтобы медсестра могла подать ребенка мне.

– Нет. – говорю я. – Бери первым.

Эндрю почти не спорит. Медсестра подает ему драгоценный сверток и, убедившись, что он не уронит ребенка, отходит. Поначалу движения Эндрю неуклюжи, как у мальчишки, который нянчит младшую сестренку. Чувствую, он боится ее уронить или взять не так. Но Эндрю быстро входит в роль отца.

– У нее светлые волосы, – говорит он. Его сияющие зеленые глаза влажно блестят. – И как много. Кому-то будет за что дергать.

Я настолько утомлена, что меня хватает лишь на улыбку.

Эндрю смотрит на дочку, бережно касается ее щечки и целует в лобик. Потом осторожно протягивает ее мне. Едва малышка оказывается у меня в руках, окружающий мир пропадает. Я смотрю на нее сквозь густую пелену слез.

– Какая же она красивая, – говорю я, не отводя глаз от красного личика.

Я боюсь даже на мгновение отвести взгляд. Возникает необъяснимый страх. Мне кажется: стоит только отвернуться, и она исчезнет или я проснусь.

– Красивая, – шепчу я и целую крошечный носик.

Эндрю

Глава 37

В комнате ожидания собрались родственники с обеих сторон. Нет только отца и брата Кэмрин (причины известны). Пока еще никто не знает, кто у нас родился, мальчик или девочка. Мы с Кэмрин сами не знали об этом в течение всего срока беременности. Решили: пусть это будет для нас сюрпризом. И получили сюрприз!

Прежде чем впустить родных, мы сидим с Кэмрин в палате, куда ее перевели после родов. Ждем, когда нам принесут дочку после всех необходимых процедур. Медсестра сравнивает браслет на руке Кэмрин с другим, прикрепленным к ручонке нашей малышки. На нем написано: «Ребенок Кэмрин Пэрриш». Беру дочь на руки и тоже проверяю надпись на браслете. В таких делах никакая бдительность не бывает излишней, и я должен убедиться, что нам принесли того же ребенка, какого уносили. Слава богу, ошибки нет. Те же светлые волосики и тот же, пока еще не слишком громкий, но весьма требовательный голосок, заставляющий взрослых немедленно выполнять все желания крохи. Умей она сейчас говорить, я бы так и делал. «Дайте мне рожок!» Да, мэм! «Смените мне подгузник!» Уже меняем! «Задайте перцу этой противной медсестре, которая запеленала меня так, точно я лепешка с начинкой!» Будет исполнено, наша радость!