Книга Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас

Когда Холмс вернулся, я заметил, что в руках у него нет рекламной афишки, приглашающей на представление профессора Чемберлена (на снимке в буклете маэстро выглядел гораздо моложе, нежели в действительности).

— Куда она подевалась? — поинтересовался я.

Холмс безошибочно понял, о чем я спрашиваю:

— Малыш Билли, или как там зовут этого мальчугана, побежал на станцию, откуда в полночь отходит почтовый вагон. Я очень рассчитываю на то, что завтра же утром фотографические портреты профессора Чемберлена и мадам Эльвиры будут лежать на столе инспектора Скотленд-Ярда Тобиаса Грегсона.

Поднявшись в свои апартаменты, мы налили по стакану виски и закурили. К крайней моей досаде, Холмс продолжал подшучивать надо мной, полагая, будто я принял за чистую монету фокусы профессора. На самом деле я просто не сразу понял, в чем именно заключается обман.

— Ну конечно же, Ватсон, вы не могли поверить, что заурядный циркач и его помощница способны угадывать мысли на расстоянии.

— Честно говоря, я не слишком об этом задумывался, — сказал я немного раздраженно. — Мне показалось, зрелище того не стоит.

— Мы должны благодарить судьбу за то, что «профессор» — простой жулик, — ответил Холмс, зевая. — Если бы мужчины и женщины по всей Англии превратились в медиумов, убийств совершалось бы столько, сколько чеканят шестипенсовых монет. Вскоре на них перестали бы обращать внимание, и нам пришлось бы искать новые средства к существованию.

— А какое отношение эти артисты имеют к увольнению мисс Динс? Ведь бедная девочка потеряла работу…

— Не беспокойтесь, я не забыл о судьбе юной мисс Эффи. Но чтобы помочь ей, я должен получить от наших друзей-полицейских кое-какие важные сведения. Лучше вспомним о загадочном мистере Эдмунде Герни, которого наша клиентка якобы пыталась соблазнить. Его разум занимают не голоса мертвых, а призраки живых, и, похоже, он весьма неординарный субъект. Как нам сообщили, Герни пристрастился к хлороформу — спиритуалист либо вдыхает его, либо принимает внутрь. Девушку уволили за попытку войти к нему в номер в ночной час. Требуется узнать, почему было выдвинуто подобное обвинение, и, полагаю, ответ на наш вопрос находится в комнате мистера Герни. Следовательно, мы должны осмотреть помещение и все находящиеся там вещи самым тщательным образом, но так, чтобы постоялец ничего не заподозрил. К делу необходимо приступить как можно скорее.

3

— Это совершенно немыслимо! — воскликнул я в четвертый или пятый раз. — У нас нет оснований предполагать, будто мистер Герни совершил что-то предосудительное, тем более преступное. Вы не можете просто так обшарить комнату гостя респектабельной гостиницы! Если горничная входила к нему ночью, это дело всецело находится в ведении управляющих, и, уволив ее, они, очевидно, сочли вопрос исчерпанным. В номер мистера Герни вас ни в коем случае не допустят. Не хотите же вы совершить берглэри?[37]— Что ночью берглэри, то в светлое время суток всего лишь незаконное проникновение в помещение с преодолением физического препятствия, — проговорил Холмс, нахмурив брови и явно сосредоточенно размышляя. — Именно так расценят мое деяние, если я решусь на столь дерзкий шаг. Только, мой дорогой Ватсон, возиться в комнате мистера Герни придется не мне, а вам.

Читатель, вероятно, догадывается, в какой ужас повергло меня это предложение!

— Я не стану делать ничего подобного! Что бы он у себя ни хранил, по-вашему…

— Довольно смутно представляю, что он может у себя хранить, — перебил детектив. — Однако давайте оставим вопрос о краже со взломом и обсудим характерное наркотическое пристрастие Эдмунда Герни.

Я выдержал паузу, но вопрос этот, судя по всему, не давал Холмсу покоя.

— Подобные вещи, Ватсон, должны быть интересны медику, — заговорил он снова. — Предполагаю, у мистера Герни выработалась привычка к употреблению хлороформа. Вероятно, она уже приобрела характер зависимости. Но так и быть, выразимся мягче: скажем, что джентльмен страдает невралгией. Анестезирующее средство притупляет боль, которая иначе лишила бы его ночного отдыха.

— Так в чем же дело?

— В том, что употребление хлороформа может привести к смерти, — настойчиво заявил Холмс.

— Увлекаться анестетиками крайне глупо, но едва ли мы сможем помочь мистеру Герни. Если больной привык засыпать с помощью хлороформа, то с этой опасной привычкой он, скорее всего, уже не расстанется.

— Именно так. Насколько я помню, вдохнув или проглотив свыше двух жидкостных унций, человек может перейти в мир иной. Грань между допустимой и смертельной дозой чрезвычайно тонка, как и между жизнью и смертью. Хлороформ представляет собой серьезнейшую угрозу в руках того, кто не имеет медицинского образования. — Холмс откинулся на спинку кресла. Кажется, я начинал понимать, чего он от меня хочет. — Если, Ватсон, вам скажут, что из чьей-то спальни доносится сильный запах хлороформа, вы, думаю, пойдете выяснять причину — как в случае, когда из жилой комнаты тянет газом или дымом.{13}

— Допустим. Но кто мне это сообщит?

— Служащий гостиницы, с которым я заранее переговорю. Не сомневайтесь: он не захочет, чтобы наутро постояльца нашли в номере мертвым. Управляющий ведь не владелец отеля, а наемный работник, и после столь трагического происшествия его непременно уволят. Ближайшим вечером мистер Герни наверняка будет лежать в забытьи под действием паров хлороформа. На несколько часов он станет вашим пациентом, для правдоподобия. А я составлю вам компанию и изучу обстановку.

Признаюсь, я начинал испытывать любопытство и предложение Холмса уже не слишком меня пугало. Каждый врач обязан запрещать больному самостоятельно принимать анестетики, как бы сильно того ни мучила невралгия. Подобные эксперименты могут привести к зависимости, от которой крайне трудно избавиться. Затея моего друга по-прежнему представлялась мне рискованной, но таким образом я получил бы шанс объяснить Герни, что нельзя неосмотрительно увлекаться обезболивающими. Возможно, я убедил бы его лечиться правильно. К этому меня обязывала клятва Гиппократа. Кроме того, намерение Холмса просто осмотреть помещение казалось относительно невинным и имело мало общего с ночным ограблением.

Итак, следующим вечером, едва минуло одиннадцать, мой друг подошел к стойке управляющего и с тревогой сообщил ему, что в коридоре, возле комнаты Герни, сильно пахнет хлороформом. Холмс высказал свои опасения относительно последствий интоксикации и упомянул об опытном враче, приехавшем вместе с ним. Видимо, ресторатор-итальянец, которому хозяева поручили управление гостиницей, не был круглым дураком и сразу понял, что постоялец, вероятно, самовольно принял наркотическое средство. Через пять минут мы втроем стояли у номера, и меня, можно сказать, уговорили войти туда, чтобы по силе тошнотворно-сладковатого запаха определить, является ли концентрация вещества в воздухе опасной для жизни человека.