Книга Квартет - Василина Орлова

Ну и вот компьютер у следователя что надо. Плоский монитор, бесшумный процессор. Мышь оптическая. Все современное. Обеспечивают их тут. По контрасту в углу стоял огромный старинный сейф серо-стального цвета — облупившаяся краска, массивная ручка-вертушка. И лицо Тихомирова никак нельзя было представить в уме. То же, что и кабинет. Ну, рот, нос. Брови. А отведешь взгляд — и все, ни единой черточки в памяти. Хрестоматийный сотрудник.

— Я уже в сотый раз вам говорю, я ее абсолютно не знаю.

— Ну а почему вы остановились, а? Почему мимо не прошли? Где вы так долго скрывались?.. И по каким причинам?

— Ну, знаете. Я еще должен объяснять! Значит, как я ее подобрал. Ну, я смотрю, лежит пьяная, голая, в грязи…

— Минуточку, когда вы ее увидели, она была уже раздета?

— Нет, сначала была в шубе.

— Хорошо, а потом?

— Потом пошел искать людей, кто помог бы перенести ее или как…

— И что?

— Прибыл наряд. «Скорая» приехала через некоторое время. Минут, не знаю… Минут через двадцать, где-то так. Что там с ней было, я не знаю и знать не хочу. Можете считать, что я исполнил свой гражданский долг. А теперь мне уже безразлично. Кстати, там в наряде был один такой, на вас похожий. Припорошенный такой. Извините.

— Ладно, ладно. Не пыли. Можешь идти, я тебя понял.

За Сергеем закрылась дверь. Старший следователь Тихомиров произнес:

— Припорошенный.

И усмехнулся.

Катя любовалась Рамзаном. Он не был похож ни на кого. Молчаливый, он делал как-то так, что молчание его не висело в воздухе кульком неловкости. Высокий, светловолосый, только глаза темные, почти черные. Лицо строгое, стройное, нос прямой, квадратные скулы. И очень спокойный взгляд. Арабский. Как в том фильме про викингов и тринадцатого воина.

Он всегда хорошо одет, и Кате было приятно идти с ним по улице. Молодые женщины кидали на него взгляды украдкой, а он словно и не замечал. Кате казалось, что он не рассказывает и никогда не расскажет ей всего.

Он проводил ее, и у двери квартиры Катя, испытывая неловкость, склонив голову набок, повела рукой — так, что жест можно было при желании принять как приглашение. Но Рамзан то ли не заметил, то ли сделал вид, что не заметил его. Он попрощался и пошел к лифту.

— Рамзан! — в недоумении, не понимая, что происходит, воскликнула Катя. — Может быть, ты зайдешь?

Он оглянулся, и холод дунул ей в лицо: с той стороны, изнутри, к глазам подошел кто-то нездешний и глянул сквозь них, а потом так же быстро скрылся.

Ирина примеривалась к тарелке с едой. Нет, есть такое — выше ее сил.

— Как вы не понимаете? Вы — то, что вы едите.

— А ну-ка без прокламаций тут, — прикрикнула нянечка.

— Я без прокламаций. Я просто не могу это есть.

В пластиковой бутылке воды сама собой из ниоткуда появилась земля. Ирина хотела бы помнить, что так не бывает, но это произошло у нее на глазах, пока она держала бутылку. Встряхнула ее едва — и мутная взвесь запуржила, закружилась в воде.

— Всякая вода святая, — сказала Ирина и приникла губами к пластиковому горлышку.

— А если бы это была моча? — сварливо откликнулась ведьма со спутанными волосами и пустыми глазами.

Ирина думала, та не разговаривает — так далеко ушла в своем внутреннем путешествии, заблудилась, не сыскала дорогу обратно.

— Но это вода.

— Нет, моча. Моча. Она желтая, желтая, вот. Гадость. Ты это пьешь, — бесновалась старуха. — Дура! Дура!

— Реланиум! — завопила нянечка, и вторая, столь же громоподобная, как и та, уже слоновьим бегом направлялась к больным.

— Что вы. Не надо. — Ирина закрыла лицо руками в попытке спрятаться, свернуться в улитку.

Руку отняли у нее от лица силой, шприц глубоко и больно впился в вену. Старуха смеялась, икая. Смех бил ее изнутри. Ей тоже вкатили нужную дозу покоя.

Красные каблучки стучали по пестрому ковру. Ковер мягкий, а каблучки все равно стучат. Даша шла по коридору. Мимо — двери, двери. Ей нужна одна из них.

Даша шла, репетируя речь. Костюмчик сидел как влитой. Она поправила булавку в шейном платке, прядь. Как она выглядит? Вот представить, что из-за каждого угла по дулу телекамеры. Телевидение есть вид массового гипноза и способ творить будущее. Каблучки красные. Она выглянула в окно на лестнице. На самом горизонте мерцает рекламный щит как символ соблазна, мираж, переливающийся электрическим светом. Телевизоры вышли на улицы города продолжать свое наступление, уводить зрителей от обыденной правды. В мир гораздо более цельный и яркий. В руках у Даши папка с бумагами. И видеокассета.

— Игорь Валерьевич, — Даша вошла в кабинет, едва постучав. Ее вызывали. Ее хотят видеть. У нее есть что сообщить.

— Погоди.

— Великолепные новости. Послушайте. Наш сюжет показан по всем новостным каналам.

— Какой сюжет?

— Да в интернате же.

— Да?

— К полудню диспетчеры приняли на четыре сотни звонков больше, чем обычно. Продажи…

— Сюжет?

— Вот, посмотрите. — Она вдвинула кассету в жерло видеодвойки, сумрачный кабинет озарился сиреневым телесветом.

Нарезка новостных телеканалов. Игорь Валерьевич чинно вышагивает по парку. Игорь Валерьевич и врач. Игорь Валерьевич и хромое дитя со скрученными ручками.

Его перекосило.

Корреспондентша говорила за кадром:

— Сегодня, когда президент объявил приоритетом внутренней политики заботу о сирых и обездоленных, нам вдвойне важно помнить, что только повседневное внимание к этой проблеме способно привлечь к ней общественные силы.

— Так-так, — резюмировал Игорь Валерьевич и повернулся к Даше. Та вся светилась отражением телеэкрана. — Интересно, сколько же ты заплатила?

— Бюджет минимален. — Даша опустила на полировку стола стопку бумаги. — Мы остались ровно в рамках запланированного. На ТВ-ДА мне сказали, что ваша медийная фигура сегодня интересна. Они связывают это с вашей поездкой на Родос и выступлением на международной конференции в Женеве.

Дома так много безопасных вещей. Мягких, гладких, теплых. Дома и солома едома. Дома и стены помогают. Каждая вещь поглажена, обласкана взглядом по многу раз, согрета ладонями. Бусы сердоликовые, ножницы, книги. Какая-нибудь мелочь, на которую и не взглянешь, — шариковая ручка или заколка. Плеер и тот как родной. Как посланец другого мира. Поцарапанный корпус, залипающие кнопки. Шкатулка. Стеллаж с бумагами.

Ирина во сне приходит сюда ненадолго, так только, чтобы глотнуть домашнего воздуха, запомнить домашние запахи. Каждый дом пахнет по-особенному. Она будет держаться. Она вернется сюда.