Книга Нанон - Жорж Санд

— Не надо так говорить, — сказала я. — Мне больно это слушать. Я и не то вытерпела бы от вас: когда любишь, всякий труд легок.

— Знаю, что любовь — всегдашняя твоя вера. Почему мне не дано любить, как любишь ты? Я была бы счастлива, ведь я бы полностью тогда расквиталась с теми, кто столько мне сделал добра. Вот потому-то я и печалюсь и стыжусь самой себя. Я словно сломанное растение, которое не способно нигде пустить корни, даже в черноземе. Ум и сердце мое вянут и томятся. Я не понимаю, на что я в этой жизни гожусь, и всякий раз мучаюсь вопросом, почему меня жалеют, почему ценой таких трудов возвращают к жизни, когда мой род проклят и уничтожен? Почему, наконец, мне не дали зачахнуть и погибнуть, подобно стольким людям, гораздо более достойным, чем я?

Пока Луиза со странной улыбкой на губах произносила эти печальные слова, а глаза ее блуждали по комнате, словно она говорила в пустоту, господин Костежу, сидевший вполоборота к нам, задумчиво смотрел на потрескивающие угли в камине и, казалось, решал какую-то мучительную и в то же время приятную проблему. Его мать не спускала с Луизы тревожных глаз. Очевидно, она боялась, как бы Луиза тут же не заявила господину Костежу, что никогда его не полюбит.

Он не хотел этому верить и к исповеди Луизы отнесся как-то беспечно.

— Если я вас правильно понял, — сказал он, — вы грустите потому, что вас любят, а вы никого не любите. Это и в самом деле большая беда, только очень уж мудреная, так как если бы вы совсем не любили, так и не раскаивались бы, что доставляете другим одни огорчения.

Луиза внимательно посмотрела на господина Костежу, потом, точно не расслышав его слов, повернулась ко мне:

— Ты, Нанон, настоящий кладезь любви, и твои несчастья совсем другого свойства, чем мои. Конечно, мой брат полон признательности; возможно, он даже влюблен, но что тебя ждет в будущем?

Господин Костежу даже подпрыгнул на месте — от Луизы он никак не ожидал такой бестактности. Я же пришла в крайнее замешательство и побледнела как полотно, а он, забыв о данном мне слове, резко ответил за меня:

— В будущем ее ждет любовь и обожание мужа — не все же люди бессердечны и лишены здравого смысла.

Луиза даже покраснела от досады.

— Возможно, — сказала она, — что мой брат загорелся великодушным желанием жениться на той, которая спасла ему жизнь. Но ведь он маркиз, господин Костежу, а теперь старший в роду Франквилей…

— И, стало быть, может устраивать свое будущее, как ему угодно, мадемуазель де Франквиль. И если ваш брат не женится на самой верной своей подруге, он будет подлейшим из аристократов.

Господин Костежу весь кипел от гнева, и Луиза не посмела с ним спорить. Госпожа Костежу попыталась перевести разговор на другое, но все сидели такие огорченные, что беседа не завязалась вновь.

Когда мы отобедали, госпожа Костежу взяла меня за руку и отвела в свою комнату, обставленную наподобие гостиной. Она не без гордости показала мне, как все чудесно устроено у нее и в смежной Луизиной спальне, где красовались великолепные зеркала, туалетные столики, обтянутые шелком козетки. Мебельная лавка, да и только!

— Конечно, живем мы в тесноте, — сказала она, — но не беспокойтесь, у нас вам будет удобно. Поставим кровать ко мне в комнату, и будете спать рядом со мной. Я не страдаю бессонницей, но буду рада, если вы захотите со мной поболтать. Мне все легко, все приятно, только бы мой дорогой сын был доволен. Я нарочно оставила его наедине с Луизой. Когда они вместе, он куда как красноречив, и ей перед ним не устоять.

— Да, мне это известно, — ответила я. — Все его слова и мысли — прекрасны и возвышенны. Но уверены ли вы, что стоит тратить столько сил, чтобы устроить этот брак?..

— О, безусловно! — живо отозвалась госпожа Костежу, обычно ронявшая слова спокойно и неспешно. — Конечно, у Луизы много предрассудков, и очень серьезных, есть у нее и другие недостатки. Но человек меняется, когда полюбит. Разве не так?

— Не знаю, — ответила я. — Мне своих взглядов менять не пришлось.

— Сын мне говорил. Вы всегда любили молодого Франквиля. Но он не такой, как его сестрица! Он не гордец! Кто знает, может, он уговорит Луизу выйти замуж за моего сына. Как вам кажется?

— Все возможно.

— Он пользуется большим влиянием на Луизу?

— Никаким.

— А вы?

— И того меньше.

— Жаль! Жаль! — грустно промолвила госпожа Костежу, принимаясь за вязание.

Потом она поправила заколки в своих седых буклях, выбившихся из-под кружевного чепца, который очень напоминал мой плоеный канифасовый капор.

— Вероятно, у вас есть предубеждение против Луизы? Вы сейчас очень на нее рассердились?

— Что вы, сударыня! Я привыкла к ее выходкам и нисколько не обижаюсь, ведь таковы ее убеждения. Впрочем, теперь вы ее знаете лучше меня; может статься, своей добротой вы даже исправили ее характер.

— Просто я очень терпелива. Да и вы тоже, дорогая, — сын мне много о вас говорил. Знаете ли вы… Да, он ведь вам сам признался, а потом рассказал все мне. Если бы ваше сердце не принадлежало другому, он полюбил бы вас и забыл эту очаровательную Луизу. С вами он был бы куда счастливее, а стало быть, и я тоже. Она доставит нам много горестей, но ничего не поделаешь, так на роду, видно, написано! Господь знает, что творит! Только бы она не разлучила меня с сыном. Я этого не переживу. Что ж тут удивительного? Он у меня один остался, а было семеро сыновей, все красавцы, как на подбор, вроде него, и все умерли — один от болезней, другие от несчастного случая. Знаете, когда в доме поселяется несчастье, правильно люди говорят: бог всемилостив, но пути его неисповедимы.

Она говорила тихим, монотонным голосом, не переставая считать петли, и из-под очков в черепаховой оправе по бледным пухлым щекам ее катились слезы. Когда-то она, видимо, была красавицей, следила за собой, но кокетством не отличалась; в ней я угадывала женщину, которая жила только для тех, кого любила, и по-прежнему была полна этой любовью, несмотря на все страдания и утраты.

Я поцеловала ей руки, и она по-матерински прижала меня к груди. Я пыталась вселить в нее надежду, но видела, что в глубине души она думает то же, что и я, однако ж ее преданность сыну никак не зависела от этой надежды на собственное счастье.

Тут в комнату вошла Луиза с господином Костежу. Оба весело смеялись, и морщины на лбу у старой дамы разгладились.

— Дорогая тетушка, — обратилась к ней Луиза, — мы только что, как всегда, ожесточенно спорили из-за аристократов, и, как всегда, ваш достопочтенный сын превзошел меня в остроумии и красноречии. Но, как всегда, права все-таки я, ибо смотрю на вещи трезво, а он — сквозь розовые очки. Он, видите ли, полагает, что отныне мы будем жить в новом мире. Это его излюбленная тема, он ведь считает, что революция все настолько перевернула, что старое никогда не воротится. Я же уверена, что со временем все пойдет как встарь, что искоренить аристократию так же невозможно, как религию, и что сегодня мой брат точно так же маркиз, как был бы маркизом встарь после кончины отца и старшего брата. В ответ на это наш знаменитый адвокат произносит речь о святости чувства, о долге и так далее. Он сообщает мне, что при теперешних обстоятельствах Нанон — богатая невеста для Эмильена. Но денежная сторона меня не занимает. Тут мы с братом похожи, ибо богатству я не придаю никакого значения. На это вы можете возразить, что тем не менее я желаю купаться в роскоши, а она стоит денег. Возможно, тут я недостаточно последовательна. Зато Эмильен вполне последователен. Материальные блага его никогда не заботили и не привлекали. Он стал крестьянином и будет с Нанон очень счастлив. О, на этот счет я совершенно уверена: Нанон — воплощенная доброта и справедливость. Молчи, молчи, Нанон, я знаю, ты щепетильна в этом вопросе, хотя и безумно любишь Эмильена. И я знаю, что если брат вспомнит о своем высоком происхождении и хоть чуть засомневается, ты навсегда откажешься от него. Так что поглядим, как все устроится, — ему решать, и если его решение окажется в твою пользу, я смирюсь с ним, отнесусь к тебе как к своей золовке и никогда ничем не оскорблю тебя. Я уже многое поняла в жизни и не только не презираю тебя, но, напротив, полна уважения, даже дружеских чувств и не забуду того, что ты для нас сделала. Тем не менее это вовсе не значит, что я неправа, сказав то, что сказала.