Книга Франклин Рузвельт. Человек и политик - Джеймс Макгрегор Бернс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Месяцами фюрер сдерживал себя перед лицом угроз и оскорбительных ярлыков, которые навешивал ему Рузвельт. Теперь его ненависть могла прорваться наружу. Одиннадцатого декабря Гитлер появился на заседании марионеточного рейхстага, собравшегося в здании Королевской оперы в Берлине. Начал он с обличения «человека, который любит расположиться с комфортом для беседы у камелька, когда наши солдаты ведут бои на заснеженной, обледеневшей территории, человека, который является главным виновником этой войны...».
— Я оставлю без внимания оскорбительные выпады, предпринятые против меня этим так называемым президентом. То, что он называет меня гангстером, не столь важно. В конце концов, это слово изобретено не в Европе, а в Америке, которой как раз и не хватало гангстеров. Кроме того, Рузвельт не способен меня оскорбить, поскольку я считаю его таким же безумцем, каким был Вильсон... Сначала он провоцирует войну, затем фальсифицирует ее причины, а потом кутается в мерзкий плащ христианского лицемерия и постепенно, но неуклонно ведет человечество к войне, не без того чтобы просить Бога засвидетельствовать честность его усилий в характерной манере старого масона...
Непроходимая пропасть разделяет мои идеи и идеи Рузвельта. Рузвельт происходит из богатой семьи и принадлежит к классу, чей путь отполирован демократией. Я же выходец из небольшой бедной семьи и вынужден был пробивать себе дорогу в жизни трудом и усердием.
Гитлер продолжил противопоставление себя и президента: во время большой войны Рузвельт устроился в теплом местечке, в то время как фюрер был простым солдатом. Рузвельт входил в элитные 10 тысяч — фюрер вернулся с войны таким же бедняком, каким ушел на нее. После войны Рузвельт занялся финансовыми спекуляциями, а Гитлер лежал в госпитале. Как президент Рузвельт ни на йоту не улучшил жизнь населения своей страны. Окруженный евреями, он обратился к войне как средству отвлечь внимание народа от внутренних провалов.
Немецкий народ желает только одного — обеспечения своих прав.
— Он добьется осуществления своих прав, даже если тысячи Черчиллей и Рузвельтов сговорятся против него...
Я распорядился, чтобы американскому поверенному в делах вручили сегодня паспорт с выездной визой, а также о следующем...
Дальнейшие слова Гитлера потонули в аплодисментах — депутаты вскочили на ноги. В полдень того же дня Риббентроп холодно вручил американскому поверенному в делах декларацию об объявлении войны Германией и удалился. Несколько позже три страны — участницы «Оси» заявили о своей непоколебимой решимости не складывать оружия, до тех пор пока не будет разгромлен англо-американский альянс, а также не заключать сепаратного мира. Президент отправил в конгресс письменные послания с просьбой признать состояние войны США с Германией и Италией. Ни один конгрессмен не голосовал против этого.
ГОСТЬ НА РОЖДЕСТВО
Почти все вести с Тихоокеанского театра войны не радовали. Вслед за Пёрл-Харбором японцы наносили молниеносные удары по Филиппинам, Гуаму, Мидуэю, Уэйку, Кота-Бахру, Сингапуру, Таиланду и Гонконгу. Небольшой гарнизон Гуама при сложившемся неравенстве сил оказался не способен защитить остров. На Уэйке морская пехота сбросила в море первый японский десант, но было ясно, что при весьма ограниченных возможностях Тихоокеанского флота оказать помощь японцы могут вернуться. Уничтожив военную базу Кларк-Филд близ Манилы, самолеты противника подвергли бомбардировке базу ВМС Кавите. Японцы, располагая полной свободой действий на море и в воздухе, перебрасывали войска и вооружение на запад, юг и восток.
Наиболее шокирующая весть пришла в Вашингтон 10 декабря. Японские бомбардировщики, стартовавшие с базы в Сайгоне, обнаружили в море без авиационного прикрытия военные корабли «Принц Уэльский» и «Риналз». Оба корабля, подвергшиеся бомбардировкам и торпедным атакам, затонули. Узнав об этом, Черчилль рвал и метал: японский флот господствовал от Индийского до восточной части Тихого океана.
Рузвельт и военное руководство оказались в том самом весьма затруднительном положении, которого так долго опасались: сократив до минимума ресурсы из-за помощи союзникам, армия и флот страны оказались неожиданно перед необходимостью обеспечить охрану десятков жизненно важных объектов и районов. Ходили слухи, будто японские боевые корабли снова направились к Гавайям, Панаме и даже Калифорнии. Прибрежные города умоляли о защите. Армия и флот не могли позволить, чтобы их застигли врасплох во второй раз. Но в первое время в их действиях было много импровизации и сумбура. Подразделения противовоздушной обороны направлялись к Западному побережью недоукомплектованные пушками. Персонал авиационных училищ передавался в боевые части. Конвой из 5 кораблей, с пехотой, артиллерией, военным снаряжением и 70 пикирующими бомбардировщиками и истребителями на борту, на полпути к Филиппинам отозвали с целью возвращения на Гавайи. Но Стимсон и Маршалл, стремившиеся подбодрить Макартура в его трудной миссии, обратились за помощью к президенту, который попросил командование флота пересмотреть свое решение. Конвой направили в Брисбен.
Все эти дни Рузвельт сохранял суровую невозмутимость, которая временами уступала место расслабленности и шуткам. Он не только был невозмутим, но и следил за тем, чтобы выглядеть так. Нашел время, чтобы написать Эрли любопытное письмо с откликом на многочисленные комментарии такого рода: «...президент воспринимает чрезвычайную ситуацию спокойно, выглядит прекрасно и кажется человеком без нервов». Порой забывают, писал Рузвельт, что президент сталкивался со всем этим в Первую мировую войну, лично посетил практически все оборонные объекты внутри страны и многие за рубежом, весной 1918 года совершил поездку в Европу на эсминце и «вероятно, видел гораздо большую часть нынешней зоны боевых действий, чем любой другой американец». Долгое время Рузвельт оправдывался в связи с тем, что не надевал военную форму во время Первой мировой войны; теперь он чувствовал себя психологически в форме Верховного главнокомандующего вооруженными силами страны.
Первая реакция Рузвельта на это величайшее испытание в его жизни — объединить страну; следующий шаг — объединить все силы мира, противостоявшие странам «Оси». Черчилль поинтересовался, не может ли он немедленно приехать в Вашингтон для переговоров по военной ситуации; Рузвельт с готовностью согласился. Пока Черчилль перемещался на запад на борту своего нового линкора «Герцог Йорк», Рузвельт предпринимал усилия для укрепления духа единства, который появился в стране после Пёрл-Харбора.
Что касается солидарности политических партий, тут проблем не было. Президент с удовлетворением принял заявления председателей демократической и республиканской партий, обязавшихся сотрудничать во время войны, и высказал пожелание, чтобы обе партии способствовали укреплению гражданской обороны. Не было проблемы и с перенесением на будущее больших дебатов. Бывшие изоляционисты опережали друг друга в выражении поддержки. Наибольшую тревогу вызывало продолжавшееся противостояние предпринимателей и профсоюзов. Эффективность Посреднического совета национальной оборонной промышленности была подорвана выходом из него представителей Конгресса производственных профсоюзов. Для установления социального мира в промышленности требовался новый посреднический орган. Вскоре после Пёрл-Харбора президент попросил профсоюзных лидеров и Консультативный совет по бизнесу при министерстве торговли выделить своих представителей на конференцию по вопросам выработки принципиальной политики в области трудовых отношений на время войны. Первой и главной целью конференции, дал ясно понять президент, должно стать согласие всех сторон на проведение забастовок в период войны.