Книга Последний английский король - Джулиан Рэтбоун

– Она наняла двух человек убить Коспатрика.

– И что?

– Сдох, вот что.

– Черт, черт, черт! Зачем она это сделала?

Тостиг тяжело вздохнул.

– Она думала, что, оставшись без тебя и Эдди, мы, – «мы» подразумевало Годвинсонов, – мы должны поддержать Этелинга. Он несовершеннолетний, и можно было бы установить регентство: Эдит и, скажем, Стиганд...

– Стиганд тоже замешан?

– Конечно. Он-то все и устроил. Эдит думала, что сыновья Эльфгара, Эдвин, эрл Мерсии, и его младший брат Моркар, подыскивают подходящего кандидата на престол. Им, как и нам, не хватает королевской крови, так что они вполне могли выбрать Коспатрика.

Несколько веков назад на территории Нортумбрии было два королевства – Берниция и Дейра. Последним представителем королевской династии Берниции был юный Коспатрик, которого Эдуард удерживал при дворе, как и Этелинга, и по той же причине – потому что он представлял собой угрозу.

– Что им известно о вашем заговоре?

– Почти все. Эти придурки пытались утопить мальчишку, он сопротивлялся, они стукнули его по голове, один из них попался и под пыткой сознался, что ему заплатила Эдит.

– Ад и все дьяволы! Что же теперь?

– Эдвин хочет, чтобы вместо меня эрлом Нортумбрии стал его брат Моркар. Вот чего им надо. Чертово отродье этого подонка Эльфгара хочет снова занять свои земли. А тут еще налоги и смерть Коспатрика, так что в дело вмешались не только таны Нортумбрии, все гораздо хуже, черт бы их подрал. Братья подняли оба королевства, – Тостиг подразумевал Мерсию и Нортумбрию, – не только дружинников, но и ополчение набрали, и двинулись на юг.

Восемь дет тому назад Эльфгар, граф Мерсии, последний крупный землевладелец в стране не из числа Годвинсонов, за измену лишился части своих владений, переданных семейству Годвина. Тогда он породнился с Гриффитом, заключил с ним военный союз и призвал на помощь норвежцев. Только к 1062 году Гарольду и Тостигу удалось покончить с Гриффитом, Эльфгар очень кстати помер, а его наследник Эдвин, тогда совсем еще юный, не представлял существенной угрозы. Но едва миновало три года, и все повторилось: старинный союз Мерсии и Нортумбрии во главе с молодыми и неопытными вождями вновь бросает вызов королю и всей Англии.

Гарольд задумался, не обращая внимания на лихорадочное нетерпение брата. Наконец Гарольд тяжело вздохнул и задал следующий вопрос:

– Как сейчас король?

– Плох. К Рождеству помрет.

– Где он?

– В Оксфорде.

– А Эдвин и Моркар?

– Я же тебе сказал: они набрали войско, вместе с уэльскими ублюдками. Три дня назад, когда я уезжал от короля, они шли к Нортгемптону.

Гарольд снова вздохнул и допил пиво. Усталость навалилась на него, он почувствовал себя старым, колени болели и подгибались.

– Ульфрик! – позвал он. – За два часа до рассвета седлай коней. Едем в Оксфорд.

Оставив Тостига, он направился в женский дом. Четырех часов не прошло с тех пор, как после двухмесячного отсутствия он вернулся в Англию, и вот уже снова в путь. Эдит Лебединая Шея уложила его в свою постель и прилегла рядом. Они уже предавались любви в тот день, и поскольку Эдит видела, что Гарольд устал и расстроен, она молча притянула его голову себе на грудь и попыталась убаюкать возлюбленного.

Гарольд не хотел спать, ему еще многое нужно было обсудить с Эдит, и прежде всего участь их сыновей, Эгберта и Годфрика; старшему исполнилось восемнадцать, а младшему – семнадцать лет.

– С ними все в порядке, – успокаивала его Эдит, пытаясь разгладить морщины на его лбу, повыше натягивая одеяло. – Конхобар присмотрит за ними, не волнуйся. – Конхобар, младший брат Катберта, приходился ей деверем. С тех пор как старый Катберт, муж Эдит, впал в детство, Конхобар и другие родичи присматривали за детьми Эдит, когда та уезжала в Англию. С собой она не брала их из соображений безопасности.

– Хорошо. Но ты тоже возвращайся в Уэксфорд. Оставайся там, пока все не уладится.

Эдит погладила рукой его бок, чуть сильнее надавила на закаменевшие мышцы пониже ребер.

Гарольд, все еще о чем-то тревожась, оттолкнул ее руку.

– Что такое? – спросила она. – Знаю, знаю. У тебя осталась прекрасная девушка в Нормандии, тебе не терпится вернуться к ней.

– Хуже, – сказал Гарольд.

Он не выдержал и рассказал Эдит о клятвах, принесенных Вильгельму, о последней, самой мучительной для него присяге.

– Он вырвал ее обманом, хуже того, он сговорился с дьяволом, потому что никакой фокусник не мог бы внушить то, что тебе померещилось.

Эдит села на постели, наклонилась над Гарольдом и заговорила так убежденно и твердо, как только могла:

– Послушай, эту клятву нельзя принимать всерьез. Не дай ей угнездиться в твоем сердце, словно червю, и подточить твою решимость. Вырви ее из сердца. Растопчи и забудь.

И все же в немногие оставшиеся ему месяцы она то и дело желчью подкатывала к его горлу, тяжестью давила на грудь, когда Гарольд просыпался поутру.

Они выехали еще до рассвета. Эдит Лебединая Шея придержала его коня за узду.

– Поезжай Долиной Белой Лошади, – тихо сказала она. – Принеси Ей в дар цветы, а еще лучше – дубовую ветвь. Может быть, Она защитит тебя от твоей глупой клятвы.

Гарольд наклонился в седле, целуя Эдит, прижал ладонь к ее щеке.

– Я так и сделаю, – ответил он.

Расстояние более чем в сотню миль они одолели за два дня и к полудню третьего прибыли в Оксфорд. Почти всю дорогу они ехали по земле, принадлежавшей Гарольду, часто меняли лошадей, потому и поспели так быстро, хотя Гарольд сделал небольшой крюк, чтобы побывать у высокой скалы с вырезанным на ней контуром Белой Лошади. Сойдя с коня, он подошел поближе и положил возле головы Лошади дубовую ветку с золотыми листьями, заранее сорванную в долине. Он хотел помолиться, но не знал, какие слова придутся по нраву этому существу, какой язык она предпочитает. Кто она? Прекрасная дама с кольцами на пальцах и колокольчиками на щиколотках, которая скачет на белой лошади. Ее изображение, правда уменьшенное, и по сей день можно видеть в церкви Бэнбери, на том берегу Темзы.

Гарольд посмотрел вниз, увидел по ту сторону долины городские огни и вновь почувствовал усталость. Он оглянулся на брата. Тостиг сидел, напряженно выпрямившись в седле, лицо его пылало, голубые глаза превратились в щелочки, холодный ветер выбил слюну, прилипшую к уголку рта – злой у него рот, хоть губы и толстые. Тостиг нетерпеливо потряс удилами.

– Поехали, Гарольд! – крикнул он. – Зададим перцу подонкам! – Копыта его коня выбивали комья почвы и дерна, когда Тостиг ринулся вниз по крутому склону, разгоняясь для прыжка через невысокую колючую изгородь, усыпанную похожими на кровь ягодами.