Книга Украина в огне. Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

Закончив недолгие сборы, полковник встал, одернул форму и, не прощаясь, вышел на улицу…

— Полегчало?

— Да пошел он, Павел Андреевич… Он мне в последние дни Ваню-базарного из моего детства чем-то напоминает… Был у нас такой деятель в городе. Рослый и быковатый дегенерат. Каждое утро, как на работу, приходил на центральный рынок, становился на главном въезде со стороны колхозных рядов и начинал разруливать. Причем слышно его было даже возле кинотеатра «Россия». К середине дня, гоняя кнутиком собачьи стаи, ходил по рядам и полоскал народу мозги. Как сейчас помню его вытертый и насквозь просаленный брезентовый фартук, натянутый, с ушами, беретик с пимпочкой на макушке, линялый до светлой синьки халат и кирзовые сапоги с обрезанными голенищами. К закрытию — наедался в сисю и валился тушкой под первым попавшимся бетонным столом. Только храп стоял на всю ивановскую да ниже копчика сияла голая задница с вечно сваливающимися штанами. Базарный люд на него никакого внимания не обращал, но, видать, исправно подкармливал, и «народный директор» годами неизменно командовал парадом. Вот и Разжогин такой же: движений много, а с оргазмом — никак. Как у вас в конторе эти ходульки пластмассовые только дорастают до таких чинов?

— Не в Толике дело, Кирилл Аркадьевич, а в тебе. Захотелось отвязаться?

— Да так, спортивную злость терять не хочется. Хоть на плюшевых зайчиках порезвиться.

— Он не плюшевый… И не зайчик вовсе. Получил бы приказ сломать — ты только крякнуть успел бы. Поверь! Нашел на ком тренироваться… — Нагубнов словно выпустил из себя часть воздуха, сжался немного — потерял чугунной мощи чуток… — Ты, кстати, каким спортом занимался — кроме борьбы, ясен пень.

— Чем вольняшка-то не угодила?

— Уши дулей наизнанку вывернуты. За версту видать. В середине девяностых ваши, киевские, чуть пластырем не заклеивали свои мятые лопухи, чтоб под ментовский отстрел не попасть… Да и, знаешь, когда два потных мужика друг по дружке ползают… — Полковник военной прокуратуры нехорошо улыбнулся и тут же, погасив сарказм, серьезно продолжил: — Так чем еще занимался?

— Целевая стрельба из СВД по лицам мусульманской национальности…

Нагубнов даже завис на мгновение. Пытаясь собраться, на полном серьезе невпопад спросил:

— И как — успешно?

— Все еще жив, если вы заметили…

— Ха! — Павел Андреевич откинулся на своем стуле, с веселым интересом рассматривая собеседника. — Остряк… Хорошо, давай без подколок! Пока чайку заварю, расскажи, без протокола, что ты с докторами не поделил?

* * *

Вздрагивая на ухабах, «шестьдесят шестой», прорезая фарами снежную завереть двумя светящимися кругами — в толстый зад, подгоняет наш БТР. Полет в сплошном потоке белых пушинок. Никак не могу привыкнуть к езде Гусланчика. Казалось бы, все нормально — отлично водит, аккуратно, но — не Педалик, как ни крути.

Жука отправил домой ровно на третий день после выхода из-под Родаково. Накидали пацаненку два плотных вещмешка жратвы. Собственноручно взял за кадык прижимистого Стовбура, в результате через «не могу» отслюнявившего чуток зелени из общаковой пачки. Посадил за руль «газона» старшину и, прижав к себе в голос ревущего Виталю, отпустил парнишку с богом — к сестренке с мамкой. Это невозможно объяснить, но я, непонятно откуда, совершенно точно знал, что теперь, получив такую прививку, он в этой войне — выживет.

Сейчас за баранкой Руслан Ярусов. Из новеньких — Сутоганское подкрепление. Сам из Славяносербска. Незримый конкурс у Дяди Михася паренек выиграл только потому, что сам — выходец из учительской семьи. Наш камазист, слов нет — крут, прост и надежен, что дедова трехлинейка, но толковать с ним — надо гороха заранее объесться. С этим же нормально — умненький, вежливый, воспитанный — семечки на ходу, вертя руль зажатыми кулаками, не лузгает и даже самогонку не пьет. Только картавый, что Отец Нетленный, да водит как-то слишком уж правильно — иначе, чем мы привыкли, без филигранного Педаликова артистизма, что ли.

Рядом, у двери, посапывает Жихарь. Интересно, где его и как Судьба прививала… Из заклеенного скотчем стекла ему дует прямо в морду. На улице двадцать градусов, Юре — хоть бы хны! Натянул капюшон поглубже на свою шерстяную тюбетейку (он ее гордо шапкой именует!) и дрыхнет, бычара, как ни в чем не бывало.

С нами только треть состава. Василя Степаныча с отрядом оставил на базе. Всего, на двух машинах, выдвинулось два десятка бойцов. Сегодня задача на скорость, как и все наши теперешние мероприятия…

После невиданного погрома под Сутоганом армии встали. Боевые действия, постоянно уворачиваясь от спецназёров, ведут одни полевики. СОРовцы по уши зарылись в землю на освоенных рубежах. ЦУРюки носят белым хозяевам тапки. Сечевики, легионеры и прочие «охочевики» помогают суперменам душить партизанщину. Цивилизованное мировое сообщество задорно — и в хвост, и в гриву — через презервативы СМИ сношает Москву за помощь террористическому режиму малороссийских сепаратистов. Дипломаты — главным калибром — методично утюжат Белокаменную. Кремль пока держится. «С-300» добрым зонтиком стоят под Антрацитом и периодически, как только переговоры заходят в тупик, возобновляют боевое дежурство.

Сегодня ночью, например, разок возобновили. Отряд тут же подняли по тревоге, и теперь нас ждут — беспокойные гоцалки.

Под конец ночи, не ставя основной задачи, отправили в Лутугино — в штаб. От Врубовского, где мы пасемся второй месяц, изредка, блохами покусывая блокпосты камрадов, до места назначения — напрямки ножками быстрее. Но это только промежуточный этап. Да и сама задача легко просчитывается. Раз сбит самолет, то нам надо — либо поднять выживший экипаж, либо устроить засаду на месте падения, если пилотам не повезло. Сейчас узнаем…

Подле заводской литейки, прямо на улице, уже встречает старый знакомый — Коля Воропаев. Мужик должен был получить полк пошедшего на повышение Колодия, но по результатам битвы под Сутоганом нашего Нельсона перевели под начало Генштаба — формировать рейдовые батальоны. Не иначе Шурпалыч придумал фашикам очередную нестандартную пакость. В таком случае Опанасенко, как всегда, поставил на нужного человека. Этот — сможет…

— Приветище, брат!

— Здорово, чемпион!

После родаковских событий хоть малахай собачий себе заводи — нимб скрывать! Уже, честно говоря, достало… Слишком назойливо всеобщее внимание — раз; а главное, твои близкие, те пацаны, с которыми до этого — по самую маковку в войну окунулся, извозюкался с головой, почему-то отгородились от тебя невидимым барьером — два. Геройство — тоже крест, как оказалось…

— Да ладно, не задирай! Что тут у вас?

Коля, задрав луженую глотку в снежную пасть неба, орет паровозным гудком:

— Слюсаренко!!! Слюсаренко, бес тебя дери! Быстро сюда! Трассером!!! — Увидев бегущего от машин пожилого дядьку, Воропаев разворачивает под фарой «газона» карту и направляет свой мегафон на меня: — Давай своих саперов за этим абортом. Получишь четыре пэ-вэ-эмки[107]. Быстро выдвигаешься вот сюда… — Он тыкает кожей перчатки в точку на километровке… — Находишь место падения Фантомаса[108]и там же — мы тебя по связи скорректируем — катапультировавшегося пилота. Забираешь и волочишь его сюда через Успенку. Предупреждаю! — летчика не пиздить! Серьезно!!! Минируешь зону крушения и кресло. Подрываешь разведконтейнер в случае, если уцелел. Все в ритме румбы — с Алчевска уже вышла эвакуационная группа. Не пытайся устроить с ними пятнашки. Если они тебя перестренут ближе Успенки — помочь не смогу.