Книга Тайное братство - Робин Янг

Вперед вышел командор. Встал перед рыцарями и сержантами.

— Будьте крепкими, люди. Не сгибайте голову перед врагом. Покажите сарацинам, каковы воины Христа. Смотрите им в глаза с достоинством, сознавая, что придет день расплаты. Ищите утешение в вере. — Он на мгновение задержал глаза на крепости. — Пошли.

Тамплиеры двинулись к воротам. Джеймс и Маттиус следовали за командором. У подножия холма их встретили.

В лагере мамлюки молча следили за ними, сложив на груди руки. Их свирепые взгляды вызвали у Джеймса легкий озноб. Тамплиеров повели между рядами шатров и крытых повозок до площадки, окруженной воинами в золотистых плащах. Джеймс увидел полк Бари, отборных воинов султана. Среди них выделялся один, высокий, крепко сложенный, с короткими каштановыми волосами, тронутыми сединой, и холодными голубыми глазами. Джеймс на мгновение встретился взглядом с Бейбарсом, но и этого было достаточно, чтобы сжалось сердце. За рыцарями с интересом наблюдал старик в потертом халате, сидевший на корточках у ног султана. Бейбарс сказал что-то воину рядом.

Тот вышел вперед и рявкнул на превосходном латинском:

— Сложить оружие.

Командор удивленно посмотрел на него:

— Но в условиях не говорилось о разоружении.

Воин повторил приказ.

— Может быть, выполним их требование? — сказал Джеймс. — Чем скорее нас отпустят, тем лучше.

Командор вроде хотел возразить, затем махнул рукой:

— Ладно.

Он отстегнул меч и аккуратно положил на землю.

Рыцари и сержанты последовали его примеру. Мамлюки быстро собрали оружие. Затем Бейбарс подозвал кивком другого воина. На этот раз он говорил достаточно громко, чтобы Джеймс мог услышать.

— Отправляйся туда с людьми. Рыцари наверняка уничтожили все ценное, но все равно крепость обыщите. Потом убейте сирийцев, не принявших мое предложение. А женщин и детей сюда.

Джеймс в ужасе посмотрел на султана и крикнул на арабском:

— Ты же дал слово!

Бейбарс оглядел толпу. Его глаза остановились на Джеймсе.

— Не оскверняй своими устами язык моего народа, христианин.

— Что он сказал? — спросил командор.

— Нас обманули, — ответил Джеймс.

Воины полка Бари расступились пропустить мамлюков с цепями и ручными кандалами. Рыцари беспокойно задвигались, некоторые начали выкрикивать проклятия. Один молодой сержант бросился бежать. Джеймс крикнул ему:

— Остановись!

Но объятый ужасом юноша не внял предупреждению. Ему удалось сделать всего несколько шагов. Затем сержанта схватили, сбили с ног, и он затих. Когда мамлюки отошли, Джеймс стиснул зубы. От юноши остались окровавленные обрубки. Они отсекли ему обе руки, пронзили во многих местах тело и снесли голову. Джеймс начал беззвучно молиться.

Мамлюки поставили рыцарей на колени, сорвали с них мантии, кольчуги и нижние рубахи. Кольчуги разобрали как трофеи, остальное бросили в огонь. Затем их заковали в цепи.

Бейбарс дождался, когда закончится возня с кандалами, затем вышел вперед. Посмотрел на Джеймса.

— Да, христианин, я не сдержал слова, но предлагаю вам выбор. — Он замолк, затем кивнул, убедившись, что рыцарь понял. — Переведи своему командору мои слова.

Джеймс сразу понял, что это конец, но заставил себя выслушать султана с поднятой головой.

— Переведи, Джеймс, — проговорил командор. — Случилось то, чего я боялся? Нас отвезут в Каир на рынок рабов?

— Нет, нас не сделают рабами, — произнес Джеймс, не отрывая глаз от Бейбарса. — Султан предлагает выбор. — Он говорил громко, чтобы слышали все. — Либо мы отказываемся от Христа и принимаем ислам, за что нам будет дарована свобода, либо остаемся христианами и принимаем мученическую смерть. Он дает нам ночь на размышление. А утром, если мы предпочтем не отрекаться от своей веры, нам отрубят головы.

У стен Сафеда, Иерусалимское королевство

23 июля 1266 года

Душная ночь обволокла тамплиеров. Первые несколько часов они стояли на коленях молча, каждый погружен в свои мысли. Рядом бормотали стражники, а из Сафеда доносились приглушенные крики. Там мамлюки резали мужчин, а женщин и детей загоняли в клети. Ближе к рассвету тишину разорвал голос командора:

— Пришло время.

Тамплиеры зашевелились, повернули к нему головы. Ярость покинула командора. Его голос звучал теперь хоть и хрипло, но спокойно.

— Да, пришла пора сделать выбор. Я уже принял решение, но мы — братья, и потому должны действовать как один.

Никто не произнес ни звука. Даже юные сержанты знали, какой это выбор.

— Двадцать лет прошло с тех пор, как я преклонил колени перед собранием капитула в Париже и был посвящен в рыцари-тамплиеры. За эти годы мне много раз случалось подвергать испытанию плоть, но никогда веру. Как, впрочем, и всем вам, братья, даже тем, кто никогда не носил рыцарскую мантию. — Сержанты постарше закивали. — Я не изменю своей клятве! — Голос командора дрогнул. — Не откажусь от Христа, даже если прикажет сам дьявол и вся его орда адова!

Рыцари и сержанты одобрительно забормотали.

— Мы с тобой, командор, — произнес капеллан. Он ласково глянул на испуганных юных сержантов. — Не страшитесь смерти, братья. В ней мы возродимся к новой жизни и получим воздаяние на небесах.

— А может, нам притвориться? — проговорил сержант дрожащими губами. — Скажем о согласии перейти в веру сарацин, а как доберемся до Акры, сразу отвергнем. Скажем об отказе от Христа, но в сердцах будем продолжать верить.

— Отказ от Христа, не важно: притворный или истинный — это чудовищное богохульство, — тихо произнес командор. — Для таких врата небесные заперты навеки. Мы не будем пресмыкаться перед врагом, а стойко примем судьбу и покажем сарацинам силу истинной веры. Плоть преходяща, дух вечен.

Сержант виновато опустил глаза.

После этого все почувствовали облегчение, даже те, кто пребывал в ужасе. Остаток ночи тамплиеры провели в молитвах и тихих беседах с близкими. Джеймс в отчаянии слушал, как рыцари рядом разговаривали с женами и детьми. Наконец вскинул глаза к постепенно светлеющему небу:

— Боже, как я сожалею!

Маттиус коснулся его плеча:

— О чем ты сожалеешь, брат?

Джеймс только сейчас осознал, что произнес эти слова вслух. Накрыл руку Маттиуса своей.

— О ненависти к собственному ребенку. Да, брат, я ненавидел сына за случившееся с моей дочерью, а себя — за эту ненависть. Я разорвал свое сердце пополам. Мне казалось, в тот день я потерял двоих детей. — Джеймс сжал руку Маттиуса. — Но это не так.

— Я не понял, Джеймс. Ты рассказывал, что твоя дочь утонула.