Книга Заклинатель - Александр Прозоров

— Ой, мама… — Андрей поднял крынку, понюхал, отхлебнул. Нет, это был квас. Значит, это не ему мерещится, а у невесты что-то с головушкой не в порядке. Чем же тогда ей так по мозгам дало? На пиру не пила, курить или ширяться здесь еще, слава богу, не умеют. Тогда откуда это у нее в крохотной тыковке?

— Ты хоть знаешь, откуда дети берутся?

— Отец Ануфий сказывал, что во грехе. По Божьему благословению. И рожать надобно в муках. Так грех совокупления искупается. А богоматерь наша, — Полина перекрестилась, — безгрешно зачала. Коли молиться искренне и много…

— Мама… — схватился за голову Зверев. — Все-таки подсунули…

— Я тебе верной буду. А Бог даст, и дети у нас безгрешные появятся.

— Ага, — вспомнил Андрей, ради чего весь этот кошмар затевался, — продолжатели рода. Что будут урожденными князьями. И которым имение это, где мы гуляем, подарено будет и Лисьиным, и Друцким.

Кое в чем Полина была права: ласкаться с очаровательной Варварой было бы куда приятнее. Кое в чем не очень: на Бога надейся, а сам не плошай. И да простит его Господь за столь похабные мысли.

— Эй, голубки! — постучали снизу. — Не хотите ли чего поведать? Не хотите ли друзей проведать? Не хотите ли курочки отведать?

— Далась им эта курица! — сплюнул Андрей. — Этак закукарекать недолго. — Он громко крикнул: — Отстаньте, мы заняты! — А потом тише добавил: — Первая брачная ночь у нас.

Брачный договор — брачным договором, но нужны и дети. Они вроде как должны инициировать вступление в силу оговоренных в контракте конкретных условий о переходе права собственности и прекращения юридических разногласий.

— Тьфу, какая хрень в голову лезет, — опять сплюнул Зверев. — Вроде и слов таких раньше не знал.

Однако Варя тут уж никак не поможет, это факт. Рожать должна княгиня. Вот ввязался в историю!

Андрей опять повернулся к девушке, протянул руку, собираясь погладить ее по волосам, но Полина отпрянула:

— Не надо, боярин. Грех это плотский, нехорошо.

— А клятвопреступление — хорошо?

— Какое клятвопреступление? — испугалась она. — Я своих обещаний…

— Ты о чем сегодня в церкви клялась? Слушаться меня безропотно, все приказы исполнять, подчиняться во всем. Жена да убоится мужа своего! Я тебе муж или не муж? Перед Богом клялась! Опусти руки и стой спокойно!

Полина открыла рот, словно собиралась возразить, закрыла. Медленно вытянула ладони к полу.

— Давно бы так, девочка, — погладил ее по голове Зверев, обошел, распустил шнуровку на спине, толкнул края парчи вперед, стянул вниз рукава.

Он думал, платье упадет — но оно застряло на поясе, и пришлось скидывать его через голову. Невеста осталась в легкой сатиновой рубахе, уходящей вниз, в широкие юбки. Андрей развязал одну, вторую, третью, четвертую, пятую…

— Господи, да сколько же их!

— Семнадцать, — тихо ответила девушка.

Юбки упали на пол, лишь когда на ней остались две нижние, полотняные. Андрей развязал завязки и на них, чуть отступил. Теперь, оставшись в одном исподнем, Полина выглядела уже не такой толстой, как раньше, но все равно оставалась изрядной пышечкой. Она смущенно переминалась с ноги на ногу, отводила глаза, но пока не перечила. Зверев аккуратно развязал тесемки на вороте ее рубахи, потянул края в стороны. Ткань заскользила по плечам вниз — девушка вдруг пискнула, вскинула ладони, закрывая грудь.

— Опусти руки, — холодно и твердо приказал Андрей.

Она подчинилась и рубаха упала на ворс ковра.

Зверев повел подушечкой пальца от ее горла по плечу, потом по крупной груди через сосок, через второй, вниз по боку до бедра, затем, через живот, к другому. Полина мелко вздрагивала, словно время от времени он причинял ей боль, иногда очень тихо, жалобно попискивала, но сохраняла покорность. И хотя живот ее заметно выпирал вперед, о талии ее тело не имело понятия, а бедра были почти вдвое шире, чем его, девчонка все равно была соблазнительна: чистая, невинная, даже не подозревающая, что ее ждет.

— Ложись в постель. — Он откинул покрывало, сам быстро разделся, вытянулся рядом, навис над ней, вглядываясь в лицо. — Закрой глаза.

Она сомкнула веки, и он по очереди поцеловал их, потом кончик носа, опять прикоснулся к губам, которые так долго и старательно прятали от него подружки невесты.

— Жена…

Его ладонь скользнула по телу девушки, опять притронулась к груди, к ее бедрам, коснулась кудряшек внизу живота. Княгиня Полина, может быть, и не знала, откуда берутся дети, может быть, верила в силу молитв — но ее тело считало совсем иначе и отзывчиво вздрагивало от нежных прикосновении, становясь горячим, открытым, тяжело дыша, часто-часто пульсируя жилками на висках.

— Что ты делаешь, боярин? — Даже голос невесты изменился, став более низким.

— Ты моя жена, — шепнул ей Зверев. — Я буду делать с тобой все. Все, что захочу. А теперь раздвинь ноги и смирись.

— Нет… Нет, не нужно… Не нужно… Это грех! — Она изогнулась навстречу ему дугой, прикусила губу, застонала — и всего лишь от прикосновения ладони к сокровенным вратам.

— Смирение! — потребовал Андрей, целуя ее грудь. — Бог учил смирению.

— Нет…

Она упала на спину и все же выполнила его приказ. Чтобы, наконец, превратиться из невесты в настоящую жену…

Прижать люк было гениальной идеей. Иначе орава гостей застала бы их в самом лучшем виде: сонными, помятыми, голыми. А так — они успели влезть хотя бы в рубахи, прежде чем толпе удалось ворваться на чердак. Холопы принялись бродить вокруг, нахлестывая все подряд рябиновыми ветками, подружки утащили невесту с собой, старый князь Друцкий уволок простыню с кровавым пятном. Когда Андрей оделся и спустился вниз, то обнаружил ее в трапезной, висящей на стене, словно захваченное в бою вражеское знамя.

Часть гостей здесь вовсю пировала, другая часть — еще не проснулась. Правда, ни родственников невесты, ни родителей жениха тут не имелось. Зверев пошел их искать — и наткнулся на втором этаже, на лестнице.

— Ну наконец-то! — всплеснула руками Ольга Юрьевна, отряхнула что-то с его головы, поправила рубаху, одернула ферязь, шепнула: — Ну чего молчишь? А где, такие-растакие, моя жена?

— А где, такие-растакие, моя жена? — громко повторил Зверев.

Открылась дверь в его светелку, оттуда вышли князь Друцкий, подружки-плакальщицы, еще несколько гостей со стороны невесты.

— Ой, прости, добрый молодец, ой, не серчай, ясный сокол. Забылися мы совсем. Что нет у нас нашей доченьки, а есть у тебя мила женушка.

Тут из светелки выплыла Полина: в кокошнике с легким белым шелковым покрывалом, падающим на волосы, с жемчужной понизью на лбу и на висках, с рубиновыми серьгами, в свежей рубахе с пышными рукавами, покрытыми мелкой вышивкой в виде красных и синих треугольничков, в красном сарафане из похожей на велюр, толстой, мягкой тафты. Не узнать просто — совсем другая особа.