Книга Русский штрафник Вермахта - Генрих Эрлих

Иваны были теперь так близко, что Юрген мог слышать их негромкие разговоры между собой. Вот опытный солдат учил молодого.

— Гранаты надо бросать умеючи, — говорил он, — фрицы тоже не дураки, вышвырнут твою гранату обратно. Так что бросай с задержкой на две секунды, тогда не успеют. В общем, делаешь та: выдергиваешь сначала чеку, потом опускаешь флажок предохранителя, отсчитываешь медленно раз-два и — бросаешь. Давай, попробуй, а я отойду, посмотрю, как это.

— Страшно, — отвечал молодой голос, — а ну как рабочий ошибся при сборке механизма, рванет раньше времени в руках.

— Не дрейфь! Двум смертям не бывать, одной не миновать! Я сколько раз так делал и, как видишь, живой.

— Говорят о чем-то, — услышал Юрген голос фон Клеффеля, привалившегося к стенке траншеи рядом с ним.

Он передал ему содержание разговора Фон Клеффель нисколько этому не удивился, они уже давно ничему не удивлялись.

— Сейчас вылетит, как тарелочка на стрельбище, — только и сказал он, — я когда-то отлично стрелял по тарелочкам, — и взял автомат на изготовку. — Раз-два, — отсчитал он.

Из траншеи иванов действительно вылетела граната. Показалось, что она зависла в воздухе, чуть наискось от них. Фон Клеффель успел нажать на курок. Раздался выстрел, и одновременно с ним граната взорвалась в воздухе, как шрапнельный снаряд, разбрасывая во все стороны россыпь осколков.

— Мимо! — воскликнул фон Клеффель, и было не понятно, что он имел в виду, то ли то, что осколки их не задели, то ли, что он промазал.

Иваны оттеснили их в центр села. Там, как водится, находилась церковь. Это было самое крепкое строение в селе, с толстыми стенами и узкими окнами. Идеальное место для обороны. Они зацепились за церковь. Пехотинцы фон Штейнера откатились дальше, почти на самую окраину. Они одни сдерживали наступающих иванов. Рядом лежали разбитые зенитные орудия, из них били прямой наводкой по русским танкам, они уничтожили друг друга в этой схватке.

— Вот, черт, — сказал Красавчик.

Юрген поднял голову. На село заходили штурмовики, немецкие штурмовики. За церковь метнулась фигурка майора Фрике.

— Четверо ко мне! — кричал он. — Крест! Ставим крест!

«Он сошел с ума, — подумал Юрген, — какой еще крест? По кому крест? По нам крест?»

Но ноги уже несли его к командиру. Вот он занял указанное ему место. Они стояли впятером, майор Фрике, фон Клеффель, Красавчик, Ули Шпигель и он, Юрген, образовав крест, и смотрели на пикирующий штурмовик.

— Я всегда предчувствовал, что эти летчики рано или поздно меня достанут, — сказал фон Клеффель.

Но летчик рассмотрел в последний момент условный знак, чуть махнул крыльями и взмыл вверх. Возможно, он удивился, что ему отдали приказ разнести село, в котором еще оставалась немецкая часть. А может быть, он, как и они, уже ничему не удивлялся, ведь такие накладки случались все чаще.

— Ложись, — крикнул майор Фрике.

Очень вовремя крикнул. Они едва упали на землю, как иваны, забившиеся в щели при атаке штурмовика, возобновили по ним огонь.

В том селе они потеряли Дица. Он был смелый парень, Хайнц Диц, и хороший солдат. Он со своим пулеметом засел на верхнем ярусе церкви и оттуда поливал огнем иванов. С ним был Курт Кнауф, они были закадычными дружками и никогда не расставались. Иваны пытались сбить их из пушки. Церковь была сложена на славу, ее стены было не так просто пробить. Но один снаряд врезался рядом с окном, у которого залег Диц. Его пулемет замолчал.

— Вольф, выяснить обстановку! — приказал майор Фрике. Юрген в ту минуту был ближе всех к нему.

Юрген поднялся на хоры. Голова, руки и грудь Дица были изрешечены осколками. Красная кровь смешивалась с красной кирпичной крошкой. Рядом сидел Курт Кнауф. Он широко раскрытыми глазами смотрел на своего друга, раскачивался из стороны в сторону и тихо напевал:

О, du lieber Augustin,

Augustin, Augustin,

О, du lieber Augustin,

Alles ist hin!

Перевод

О, дорогой Августин,

Августин, Августин,

О, дорогой Августин,

Все пропало!

— Зачем вы спустили сюда Дица? — спросил фон Клеффель чуть позднее. — Он же мертв, мертвее не бывает.

— Это был единственный способ спустить Кнауфа, — ответил Юрген, — он не хотел расставаться с другом. Вы же видите, в каком он состоянии?

— Будем надеяться, что это контузия. Что это пройдет. Такое случается, — сказал фон Клеффель, но без особой надежды.

Так они потеряли еще и Курта Кнауфа. Вернее, он сам себя потерял. Контузия здесь была ни при чем. Возможно, тронулся он еще раньше, но Юрген впервые заметил, что с Куртом что-то не так, когда они проходили мимо позиций, где принял свой последний, а может быть, одновременно и первый бой батальон новобранцев гитлерюгенда. Они шли и отводили глаза от десятков растерзанных молодых тел, от залитых кровью лиц, искаженных гримасами боли, враз постаревших. В пыли лежал штандарт. «Вечно юная Германия». Не нашлось никого, кто бы поднял его и унес с собой. Они полегли здесь все.

Курт Кнауф бросился к нему, поднял, зарылся в него лицом. Так он стоял минут пять. Потом он разжал руки. Штандарт упал на землю. Он переступил через него и вскоре нагнал их, встал в строй. Он был тих и задумчив. И вот теперь превратился в музыкальную шкатулку. Смерть Дица добила его.

Спасли их тогда, не думая об этом, пехотинцы фон Штейнера. Они накатили волной контратаки, потеснив иванов, и вновь откатились. Эта волна подхватила их и отшвырнула далеко назад, в бескрайнее море русской лесостепи. Они были как утлая лодка, мечущаяся между отходящими кораблями немецкой эскадры. Они были предоставлены самим себе, своей собственной судьбе.

Они шли на север, к Орлу, где находился штаб армии. Они нисколько не походили на деморализованную, бегущую в беспорядке толпу. Они являли собой боеспособную часть, находящуюся на марше. У них был железный командир, майор Фрике, и он вел за собой железную когорту, построенную в четком соответствии с военным уставом. У них был даже обоз, четыре подводы, на которых они везли батальонное имущество, военное снаряжение и канцелярию. Документы заменяли им знамя. Пока у них были документы, они существовали как самостоятельная часть.

Они шли по дороге, пронизывающей негустой лес. Для лошадей с подводами нужна была проезжая дорога, это сильно ограничивало их выбор.

— В нашей 9-й армии перед наступлением было пятьдесят тысяч лошадей и около полутысячи танков, — вещал на ходу фон Клеффель, — соотношение сто к одному. Что бы там ни говорили, война не сильно изменилась. Солдат и лошадь — основа всего. Он в который раз подходил к заключению, что солдат на лошади — основа всего. Он был истинным кавалеристом.

— Да, в нашей армии было более двухсот пятидесяти тысяч солдат, — сказал идущий рядом майор Фрике. Он стал намного ближе к ним в эти дни. Ему не надо было держаться в отдалении, чтобы охватить взглядом строй его батальона. И ему уже не надо было напрягать голос, чтобы его услышали все его подчиненные. — Насколько я помню, — продолжал он, — для армии было припасено что-то около пяти тысяч тонн продовольствия, шести тысяч тонн фуража и одиннадцати тысяч тонн горючего. Выходит, что солдат для интендантов обходится дешевле всего.