Книга Фронтовое братство - Свен Хассель

— Довезешь нас до Берлина? — сухо спросил Легионер. — Высадишь нас у станции метро, больше нам ничего не нужно.

Сохранявший невозмутимый вид ефрейтор ответил:

— Охотно, садитесь в кузов.

Мы побросали туда снаряжение и влезли.

Кенигсбержец спросил водителя через разбитое заднее окошко кабины:

— Кореш, насчет Кельна ты всерьез?

— Конечно, черт побери. Мне нужно взять для нашего командира кое-что важное.

Он протянул нам путевые документы, и мы с удивлением прочли, что он отправляется со специальным заданием на грузовике WH 381 — 556 через Лемберг, Варшаву и Бреслау в Берлин, Дортмунд и Кельн.

— Пресвятая Мария, Матерь Божья, я, наверно, схожу с ума, — воскликнул Бауэр. — Ничего более идиотского не видел на этой войне. Отправлять старый грузовик за тысячи километров, чтобы что-то привезти!

— Это что-то важное? — спросил Малыш. — Белья для солдат привезешь?

— Да, командир хочет, чтобы я привез на позиции его любимые носки.

В кузов влезло еще несколько солдат.

— Война скоро кончится, — заметил грязный унтер и сплюнул через борт струйку табачного сока.

— Откуда ты знаешь? — спросил штабс-ефрейтор в форме танкиста.

— Разговаривал вчера по телефону с Адольфом, — ответил унтер. И настороженно огляделся, словно убеждаясь, что никто посторонний не подслушивает. — Адольф сказал, что война окончена, но это держится в секрете!

— Тогда почему мы ее продолжаем? — спросил низкорослый, бледный пехотинец.

— Кстати, знаешь, почему Адольф уже не появляется на фронте? — спросил штабс-ефрейтор.

— Нет.

— Боится, что все закричат: «Фюрер, мы последуем за тобой!»

— Но мы всегда это кричали, — сказал Бауэр.

Штабс-ефрейтор пристально посмотрел на него.

— Ты, должно быть, из тыла?

— Заткнись, дерьмо, — прорычал Бауэр.

Но штабс-ефрейтор не испугался его угрожающего тона и продолжал:

— Адольф боится, что мы последуем за ним до Берлина!

Поднялся восемнадцатилетний пехотинец в новеньком мундире со значком Гитлерюгенда на груди. Лицо его было совершенно белым.

— Я запрещаю вам так говорить! Это пораженчество, поддержка противника. Требую, чтобы все присутствующие назвали мне свои фамилии и звания. Как национал-социалист, я обязан доложить об этих предательских разговорах.

Штайн схватил парня за грудки и швырнул на дно кузова.

— Да заткнись ты, марионетка! Ну и болван! Не волнуйся, мы заставим тебя помалкивать.

Парень принялся звать на помощь. Чтобы заглушить его крики, мы запели:

Ja, das Temperament,

Ja, das Temperament,

Das lieght mir

So im Blut![119]

— Господи, мы пропали! — закричал штабс-ефрейтор. — Впереди русские, позади партия. Помогите! Мы окружены.

Внезапно Малыш издал вопль, выпрыгнул через борт, быстро пробежал по полю и бросился в укрытие.

— Mille diables! — воскликнул Легионер и тоже спрыгнул.

По всей грунтовой дороге солдаты бежали от машин.

— Воздух! — крикнул пруссак, бросившись с грузовика вниз головой.

На нас пикировали три русских штурмовика. Поливали дорогу огнем из скорострельных пушек. От ужаса мы втягивали головы в плечи и прижимались к земле.

Мы ощутили поток холодного воздуха, когда ревущие штурмовики пронеслись низко над полем. На их крыльях мерцали красные звезды. Казалось, они язвительно хохочут над нами.

— Черт возьми! — ругнулся лежавший рядом с нами ефрейтор. — У меня в цистерне пять тонн бензина! Если наши коллеги попадут в нее, всем привет! У нас будут похороны с фейерверком и бенгальскими огнями!

Самолеты развернулись и снова ударили по дороге. От взрывов в воздух взлетали трупы.

Несколько юных пехотинцев сдуру стали стрелять по ревущим самолетам из винтовок и ручных пулеметов.

— Становится опасно, — пробормотал кенигсбержец и плотнее прижался к земле.

Легионер поднялся и, пригибаясь, побежал к дороге, где горело множество машин.

Со всех сторон раздавались крики: «Носилки!» Но до нашего сознания они не доходили. Мы стали глухи к этому крику.

Кенигсбержец втащил Легионера в яму. Едва он успел крикнуть: «Мясники!», как один за другим в небе появились шесть штурмовиков. Они пикировали, и крылья их казались прямыми линиями.

«Они взяли нас на прицел!» Эта мысль промелькнула у меня в мозгу, когда я сползал на дно ямы.

Группа солдат на дороге не замечала внезапно появившейся с неба опасности. Лейтенант-сапер устраивал им разнос. Требовал, чтобы они построились.

На крыльях штурмовиков засверкали зловещие голубые вспышки — дульное пламя пушек. Тут же над дорогой взлетели комья земли.

Громкие вопли. Яростные проклятья.

Лейтенант погрозил обоими кулаками низко пролетавшим самолетам. Они развернулись над полем и стремительно понеслись к нам.

Лейтенант скорчился. Из его шеи захлестал поток крови. Голова покатилась по дороге, будто арбуз. Глаза были широко раскрыты. Фуражка одиноко валялась чуть в стороне.

Восемнадцатилетний пехотинец с воплями бежал на обрубках ног. Ступни его были оторваны чуть выше лодыжек. За ним тянулся ручеек крови.

Общая паника охватила тех солдат, которые поднялись и сделали в данных обстоятельствах самое худшее: побежали к дороге.

Штурмовики устроили настоящую бойню, выпуская очередь за очередью в дрожащие тела.

Лейтенант в черном мундире танковых войск громадным прыжком бросился в нашу яму.

— Ольсен, — пропыхтел он. Это был типичный боевой офицер с автоматом на ремне и усеянной наградами грудью.

Легионер поднял голову и взглянул ему в глаза.

— Bon, Кальб.

Вокруг нас вздымалась земля. Все было в огне. Снаряды падали дождем.

Самолеты снова пошли в атаку.

Мы прижались друг к другу и распластались на земле.

Нас подбросило оглушительным взрывом. Над нами покатились волны обжигающе-горячего воздуха. На дороге, словно из вулкана, вздымалось море огня.

— Мои пять тонн бензина, — простонал ефрейтор.

В довершение всего штурмовики сбросили бомбы. В воздух полетели обломки машин. Потом все кончилось. Самолеты полетели на восток.

На их серебристых фюзеляжах играло солнце.